Знак «Гвардия»

Нагрудный знак «Гвардия»
Страна	СССР СССР
Тип	нагрудный знак
Кому вручается	военнослужащим гвардейских формирований Вооружённых Сил СССР
Статус	не вручается
Статистика
Дата учреждения	21 мая 1942

Нагрудный знак «Гва́рдия» был учреждён 21 мая 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР «О введении для военнослужащих гвардейских частей и соединений Красной Армии и Военно-Морского Флота гвардейских военных званий». Автор рисунка знака — художник С. И. Дмитриев.

Знак «Гвардия» выдавался военнослужащим воинских частей, соединений и объединений Вооружённых Сил СССР, преобразованных в гвардейские, также его изображение размещалось на знамёнах этих подразделений. В подразделениях Военно-Морского Флота СССР долгое время использовался собственный вариант гвардейского знака, предложенный Б. М. Хомичем.

Гвардейский знак прекратил своё существование в связи с распадом СССР. В гвардейских частях некоторых государств на постсоветском пространстве он сохранился в изменённом виде.

Предыстория

Гва́рдия (итал. guardia — охрана, стража, защита) — лучшие отборные войска. Термин появился в XII веке в Италии, однако аналогичные формирования в вооружённых силах государств существовали ещё в античные времена, в частности, в Древней Греции, Древней Македонии, Древней Персии и Древнем Риме. В России первые гвардейские подразделения были созданы при Петре I на базе потешных полков.

18 сентября 1941 года по решению Ставки Верховного Главнокомандования приказом Народного комиссара обороны СССР от 18 сентября 1941 года № 308 четырём стрелковым дивизиям Рабоче-крестьянской Красной армии — 100-й, 127-й, 153-й и 161-й — «за боевые подвиги, за организованность, дисциплину и примерный порядок» были присвоены почётные наименования «гвардейские», также они были переименованы и преобразованы в 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю гвардейские соответственно.

В дальнейшем в ходе войны многие прошедшие бои части и соединения Рабоче-крестьянской Красной армии были преобразованы в гвардейские. Существовали гвардейские полки, дивизии, корпуса и армии. Так, концу войны советская гвардия включала 11 общевойсковых и 6 танковых армий; 1-конно-механзированную группу; 42 стрелковых, 7 кавалерийских, 12 танковых, 9 механизированных и 13 авиационных корпусов; 124 стрелковых, 10 воздушно-десантных, 17 кавалерийских, 6 артиллерийских и 62 авиационных дивизий, 7 дивизий ракетной^{[уточнить]} и 6 дивизий зенитной артиллерии; большое количество частей различных видов и родов войск Вооружённых Сил, а также 34 корабля.

История

Разработка и учреждение

После появления гвардейских подразделений встал вопрос о выделении солдат и офицеров, проходящих в них службу. Поскольку введение особой гвардейской формы на тот момент не представлялось возможным, было принято решение учредить специальный нагрудный знак. 12 апреля 1942 года разработка знака была поручена художнику Сергею Ивановичу Дмитриеву, впоследствии также принимавшему участие в разработке проекта ордена Отечественной войны. Уже 18 апреля он представил несколько проектных рисунков. Некоторые из эскизов предполагали размещение на знаке рельефного изображения В. И. Ленина.

При ознакомлении с эскизами И. В. Сталин отдал предпочтение одному из проектов с изображением Ленина, однако предложил заменить портрет вождя Октябрьской революции надписью «Гвардия». Такое решение было принято отчасти из соображений практичности: как отмечал исследователь фалеристики Б. В. Айрапетян, изображение Ленина «со временем стиралось бы и превращалось во что-то не очень понятное, а слово „Гвардия“, залитое эмалью, сохранялось бы практически без изменений».

Знак был учреждён Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 мая 1942 года «О введении для военнослужащих гвардейских частей и соединений Красной Армии и Военно-Морского Флота гвардейских военных званий».

Позднее, когда появились первые ударные армии, некоторое время рассматривался вариант создания специального знака и для них. Проектный знак представлял из себя венок, сплетённый из дубовых с правой стороны и лавровых с левой листьев, в центре которого были изображены скрещенные карабин и пистолет-пулемёт с наложенной красной звездой с аббревиатурой «СССР». Впоследствии от идеи создания такого знака отказались, поскольку ударных армий было всего пять, а эскиз не отвечал требованиям момента. Б. В. Айрапетян также связывает это решение с тем, что проект перекликался с немецкими нагрудными знаками за участие в атаках.

Гвардейский знак для ВМФ

Несмотря на то что знак «Гвардия» был учрежден как единый, руководством Военно-Морского Флота СССР было принято решение учредить свой собственный гвардейский знак. Капитан 2-го ранга Борис Михайлович Хомич, занимавший должность начальника организационно-строевого управления Народного комиссариата Военно-Морского Флота СССР и впоследствии принимавший участие в разработке проектов орденов Ушакова и Нахимова, предложил использовать прямоугольную пластину, обтянутую чёрно-оранжевой «гвардейской» лентой, а также использовать последнюю на бескозырках матросов. Народный комиссар ВМФ Н. Г. Кузнецов приказом № 142 «Об установлении гвардейского Военно-морского флага, особого нагрудного знака и особой ленты к фуражке» от 10 июня 1942 года утвердил эти знаки отличия.

Изготовление

Первоначально знаки «Гвардия» изготовлялись на Щербинском штамповочно-механическом заводе Народного комиссариата путей сообщения (НКПС) СССР. Это объяснялось тем, что генерал-лейтенант А. В. Хрулев, в этот период руководивший Главным управлением тыла РККА, также являлся народным комиссаром путей сообщений. По мере роста числа гвардейских подразделений количество предприятий, занимавшихся изготовлением знаков, увеличивалось; к производству были подключены, в частности, Штамповочное эмальерно-гравировальное производство НКПС и московская артель (впоследствии завод) «Победа».

Образцы знаков, изготавливавшихся на разных предприятиях, имели некоторые отличия, что повлекло за собой большого количества вариантов знака, отмечает Б. В. Айрапетян. Так, у гвардейских знаков, изготовляемых на Щербинском штамповочно-механическом заводе, первоначально полотнище просто заливалось эмалью и было гладким. Позже было решено сделать мелкую насечку, чтобы знамя на знаке выглядело более эффектно. Насечка производилась в виде точек, пунктирных линий, чешуи, в столбик, в шахматном порядке и т. д., уже к концу войны также наносилась насечка, символически обозначавшая бахрому знамении, а уже после её окончания появился вариант знака, произведённый на эмальерной фабрике Московского товарищества художников, с реальным изображением бахромы.

Помимо прочего, изготовленные разными предприятиями знаки различались как формой (произведённые на заводах Народного комиссариата путей сообщений имели округлую форму, на эмальерной фабрике Московского товарищества художников — овальную, на заводе Победа — удлинённую), так и цветом наносимой эмали (от оранжево-красной до темно-вишневой).

Со временем происходило упрощение и удешевление производства гвардейских знаков, и, соответственно, менялись и материалы, из которых они изготавливались. От томпака, «горячей» эмали, меди и латуни) перешли к лёгким сплавам, алюминию и «холодной» эмали, а в дальнейшем — и к эмалевой краске. Последние образцы изготовлялись с булавочным креплением, в то время как более ранние образцы имели штифтовое.

Изготовлением гвардейского знака для ВМФ занималась эмальерная фабрика Московского товарищества художников; ввиду своей простоты также зачастую изготавливался военнослужащими кустарно. Некоторые образцы (например, партия для Черноморского флота) производились с булавочным креплением.

Выдача

Вручение гвардейских знаков в военное время проходило в торжественной обстановке — на общем построении и с выносом знамени подразделения, причём этой чести удостаивались лишь военнослужащие, принимавшие участие в боевых действиях. Получившему знак солдату или офицеру также полагался соответствующий документ, однако в этом вопросе единообразия не было. Запись о выдаче, как правило, заносилась в красноармейскую книжку или удостоверение личности, но нередко и это правило не соблюдалось. В некоторых подразделениях гвардейцам выдавались справки, удостоверения или специальные книжечки, подтверждающие факт вручения знака. После окончания войны практика «посвящения в гвардейцы» продолжала существовать, однако, по мнению Б. В. Айрапетяна, она потеряла свой воспитательный характер и превратилась в формальность.

Имели место случаи, когда лётчикам гвардейского минно-торпедного авиационного полка ВВС Балтийского флота выдавались гвардейские пластины ВМФ, а военнослужащим соседних с ними истребительных гвардейских авиационных полков выдавались обычные знаки. Также зафиксированы прецеденты, когда военнослужащий, проходивший службу в нескольких гвардейских частях, имел несколько гвардейских знаков: так, попавшему после тяжёлого ранения в другое подразделение военнослужащему А. С. Пелинскому он был выдан вторично, а Герой Советского Союза Л. С. Черкас, проходивший службу в трёх гвардейских частях, получал «Гвардию» трижды.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 11 июня 1943 года «Об утверждении образцов Красных Знамён для гвардейской армии и гвардейского корпуса» закреплял размещение изображения-аппликации знака диаметром 60 см на обратной стороне знамён гвардейских подразделений. На знамёнах гвардейских армий рисунок знака обрамлялся изображением дубовых листьев.

Временное прекращение и возобновление выдачи

Директивой Генерального штаба № 606262 от 1 января 1951 года выдача гвардейских знаков была временно прекращена. Несмотря на это, на местах имели место исключения: например, подполковник (впоследствии генерал-лейтенант) Н. А. Неелов, назначенный в 1951 году начальником штаба полка 2-й гвардейской стрелковой Таманской дивизии, получил «Гвардию» в торжественной обстановке 22 февраля 1952 года.

Возобновлён процесс выдачи был лишь через десять лет приказом министра обороны СССР маршала Р. Я. Малиновского № 254 от 10 ноября 1961 года. С этого момента знак «Гвардия» стал единым для всех Вооружённых Сил, а знак-пластина, использовавшийся в ВМФ, был упразднён. Также в документе было отмечено сохранение права ношения знака только во время прохождения службы в гвардейском подразделении.

3 июля 1982 года вышел приказ № 175 министра обороны СССР маршала Д. Ф. Устинова, в котором предписывалось следующее:

1. Командирам гвардейских частей, кораблей и соединений нагрудный знак Гвардии персонально вручать каждому военнослужащему перед строем личного состава части, корабля в торжественной обстановке. Право ношения нагрудного знака Гвардии сохраняется на время прохождения службы в гвардейских частях, соединениях и на кораблях. 2. Начальнику Центрального вещевого управления Министерства обороны обеспечивать все гвардейские части, корабли и соединения необходимым количеством нагрудных знаков Гвардии по заявкам военных округов, групп войск и флотов. 3. Считать утратившими силу приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР 1942 года № 167 и приказ Министра обороны СССР 1961 года № 254.

Упразднение и аналогичные проекты в странах СНГ

Знак «Гвардия» прекратил своё существование после распада Советского Союза в 1991 году; ввиду большой популярности советского гвардейского знака некоторые предприятия продолжили его выпуск. В изменённом виде знак сохранился в гвардейских подразделениях Белоруссии и Украины. В России проекты такого рода широкого распространения не получили, однако был создан вариант знака с изображением Георгия Победоносца.

Гвардейский знак Вооружённых Сил Республики Беларусь	Гвардейский знак Вооружённых Сил Украины	Нагрудный знак Национальной гвардии Украины	Гвардейский знак Вооружённых Сил Российской Федерации

Описание

Гвардии полковник С. Я. Неханенко. На правой стороне груди (ниже остальных наград) — знак «Гвардия».

Лётчик Балтийского флота гвардии старший лейтенант В. Т. Чванов. Cлева от ордена Красной звезды — гвардейский знак ВМФ.

Знак «Гвардия» представляет собой овальный лавровый венок, верхняя часть которого покрыта развернутым влево от древка красным знаменем. На знамени размещена надпись золотыми буквами: «ГВАРДИЯ». В середине венка, на белом поле, расположена красная пятиконечная звезда. Знамя и звезда имеют позолоченный ободок. Древко знамени перевито лентой: кисти в верхней части древка свисают на правую ветвь венка. В нижней части венка имеется щиток с надписью выпуклыми буквами: «СССР».

Знак металлический и покрыт позолотой. Полотнище знамени и звезда покрыты рубиново-красной эмалью; поле, окаймленное венком, — белой эмалью. Размеры знака по высоте — 46 мм, по ширине — 34 мм.

В середине оборотной стороны знака расположен нарезной штифт с гайкой для прикрепления знака к одежде.

Описание гвардейского знака для ВМФ

Военно-морской вариант гвардейского знака представлял собой металлический прямоугольник с боковыми вырезами, сверху и снизу которого расположены два горизонтальных прорезных отверстия, через которые продевалась лента шириной 32 мм, скрепляемая концами на обратной стороне. Рисунок ленты состоял из перемежающихся трёх чёрных и двух оранжевых полос по 6 мм каждая. На оборотной стороне также имелся штифт с резьбой для крепления к одежде.

Размеры знака по высоте — 24 мм, по ширине — 42 мм. Изготавливался из латуни, причём командному и начальствующему составу выдавались экземпляры, бронзированные под золото, а рядовому и старшинскому — под серебро.

Порядок ношения

Нагрудный знак «Гвардия» носился на парадной и повседневной военной форме одежды с правой стороны первым, и размещался на расстояниях, установленных инструкцией. Крепился с помощью штифтового (в последних образцах — булавочного) крепления.

В годы Великой Отечественной войны и первые послевоенные годы знак носился даже тогда, когда военнослужащий проходил службу в подразделениях, не относящихся к гвардейским, пишет Б. В. Айрапетян. «Более того, нередки были случаи, например, во время войны, когда часть становилась гвардейской, а кто-то убывал к новому месту службы или по ранению. Тогда знак „Гвардия“ вместе с сопроводительным документом пересылался гвардейцу по месту новой службы или в госпиталь», — отмечает исследователь.

Изображение знака на советской почтовой открытке.	Танки Т-72 на параде в честь годовщины Октябрьской революции 7 ноября 1983 года. На башнях танков изображён знак «Гвардия», что говорит об их принадлежности к гвардейскому подразделению.	Изображение знака на СУ-122. Бронетанковый музей в Кубинке.

См. также

• Гвардейская лента

Литература

• Айрапетян Б. В. Нагрудные знаки Красной армии (1941—1945). Каталог-справочник. — М.: Collector's Book, 2004. — 176 с. — (Библиотека коллекционера. Ордена, медали, знаки). — 4 000 экз. — ISBN 1-932525-22-X.
• [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/dictionary/details_rvsn.htm?id=4950@morfDictionary Гвардия] // Военный энциклопедический словарь. — М.: Издательский дом «ОНИКС 21 век», 2002. — С. 344—345. — 1432 с. — ISBN 5-329-00712-7.
• Царёва Т. Б. Все награды Второй Мировой войны. Ордена, медали, нагрудные знаки. — Ростов-на-Дону: Владис, 2010. — 512 с. — (Историческая библиотека). — 2 500 экз. — ISBN 978-5-9567-0859-0.
• Красная Армия / В. Н. Шунков. — М.: АСТ; Мн.: Харвест, 2008. — 352 с. — 4 000 экз. — ISBN 5-17-037177-2 (Аст), ISBN 985-13-0946-X (Харвест).

Ссылки

• Управление пресс-службы и информации Министерства обороны Российской Федерации. [function.mil.ru/news_page/country/more.htm?id=11134623@egNews 70 лет назад был учрежден нагрудный знак «Гвардия»]. Министерство обороны Российской Федерации (21 мая 2012). Проверено 7 апреля 2016.

Награды   СССР   Великая Отечественная война

Отрывок, характеризующий Знак «Гвардия»

Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.