Кружок Наумана

«Кружок Наумана» (нем. Naumann-Kreis, также «Дюссельдорфский кружок» или «Кружок гауляйтеров») — заговорщицкая нацистская организация в ФРГ в начале 50-х гг. ХХ в., представлявшая собой группу нацистских деятелей эпохи Третьего рейха, сплотившихся вокруг бывшего статс-секретаря Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, заместителя Йозефа Геббельса Вернера Наумана. В 1952/1953 гг. эта группа заговорщиков пыталась возглавить неонацистское движение в ФРГ и использовать структуры Свободно-демократической партии Германии для проникновения нацистов в законодательные и исполнительные органы власти ФРГ, в первую очередь, в землях Северный Рейн-Вестфалия, Нижняя Саксония и Гессен.

История

К началу 50-х годов ХХ-го века в только что образованной Федеративной Республике Германия действовало множество различных неонацистских организаций, но организационно неонацистское движение было раздроблено. Однако именно в 1951—1952 гг. оно приобрело прочное кадровое ядро из числа бывших эсэсовцев и руководящих лиц Гитлерюгенда. Именно из их числа образовался координационный и руководящий круг.

В обстановке огромного размаха пропагандистской кампании, ориентирующей общественность ФРГ на «холодную войну» и антикоммунизм, правые идеологи тогда сочли, что настало время собрать распыленные неонацистские группы в единую крупную организацию, которая смогла бы вобрать в себя безуспешно выступающие на выборах мелкие неонацистские организации и группы.

Это стало возможным после выхода на легальное положение летом 1950 года в Дюссельдорфе бывшего статс-секретаря Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, заместителя Йозефа Геббельса Вернера Наумана. С его возвращением нацистское подполье получило в качестве действующего лица члена самой узкой группы доверенных лиц А. Гитлера, М. Бормана и Й. Геббельса. В. Науман сразу же прослыл не только единственным исполнителем последней воли М. Бормана, но и хладнокровным нацистским «реальным политиком» и вместе с тем пропагандистом, «достойным» Геббельса. Как только он появился, к нему потянулись бывшие члены СС и Гитлерюгенда, предложившие ему взять на себя руководство ими, что в свою очередь облегчило ему включение их в формировавшийся вокруг него «Дюссельдорфский кружок». Впоследствии по причине того, что членами «кружка Наумана» стало большое число бывших нацистских гауляйтеров, его ещё стали именовать «кружком гауляйтеров».

В 1951 году авторитет «Дюссельдорфского кружка» в глазах неонацистов значительно возрос после того, как в него вступил бывший заместитель Р. Гейдриха по РСХА, бывший рейхскомиссар Дании Вернер Бест. В. Науман и В. Бест создали эффективную организационную и пропагандистскую сеть, объединившую бывших членов СС и CA и создали в организации «внутреннее кольцо». Тогда же они наладили тесный контакт с руководством «Общества взаимопомощи членов войск СС» (ХИАГ) (Hilfsgemeinschaft auf Gegenseitigkeit der Soldaten der ehemaligen Waffen-SS), которое возглавлял оберстгруппенфюрер СС Пауль Хауссер, а также с руководством других союзов бывших солдат и офицеров Вермахта.

С самого начала деятельность «кружка Наумана» была направлена на завоевание позиций в гражданских органах власти (получение депутатских мандатов, должностей обербургомистров и бургомистров городов), на образование неонацистских групп по профессиям и интересам. Программа «кружка Наумана» предусматривала проникновение в крупные партии, завоевание неонацистами руководящих позиций в земельных организациях таких партий, чтобы потом создать свою неонацистскую партию.

Осенью 1951 года руководство «кружка Наумана» завязало тесные связи с руководством СвДП, а в ходе дальнейших встреч стал вырисовываться четкий план, приобретший к середине 1952 года окончательную форму. Он предусматривал путём продолжающегося персонального и политического внедрения захват в свои руки в землях Северный Рейн-Вестфалия и Нижняя Саксония организаций СвДП, «Союза изгнанных и лишенных прав» и в значительной мере Немецкой партии, чтобы затем, сначала лучше всего с позиции СвДП, призвать к созданию «Национального объединения». Результатом должно было стать создание крупной неонацистской партии, приход её к власти в Федеративной республике и перенаправление развития ФРГ в нацистское русло.

«Кружок Наумана» стремился трансформировать СвДП в направлении национал-социализма путём целенаправленного проникновения. Это облегчалось тем, что в без того уже очень националистически ориентированную земельную организацию СвДП в Северном Рейн-Вестфалии (в Гессене и Нижней Саксонии ситуация была похожей в начале 1950-х годов) новых членов принимали с распростёртыми объятиями, чтобы расширить свою избирательную базу за счёт правого электората и, по словам председателя СвДП в Северном Рейн-Вестфалии Фридриха Мидделхофа, интегрировать бывших нацистов в парламентскую демократию.

Вернер Науманн, Вернер Бест, Франц Альфред Зикс и Ганс Фриче спроектировали для Мидделхофа т. н. «Германскую программу», право-националистический проект, который был представлен на федеральном съезде СвДП в конце ноября 1952 в Бад-Эмсе (Рейнланд-Пфальц), но который, однако, проиграл Либеральному манифесту земельных организаций Гамбурга, Бремена и Баден-Вюртемберга.

В результате деятельности «кружка Наумана» в течение 1952 года неонацистам с согласия или попустительства тогдашнего руководства СвДП по сути удалось захватить ключевые позиции в организациях СвДП в землях Северный Рейн-Вестфалия и Нижняя Саксония.

Встречи представителей дюссельдорфского и гамбургского кружков с самим Науманом в ноябре 1952 года говорили об ориентации заговорщиков на ещё более интенсивное проникновение в немецкие правые партии и переход к их слиянию в рамках «национального объединения».

Дальнейшей реализации широко задуманных планов руководства «кружка Наумана» помешали англичане. Дело в том, что британские оккупационные власти в лице британского верховного комиссара И. Киркпатрика информировали федеральных руководителей СвДП Теодора Хойса (федеральный президент), Франца Блюхера (председатель партии) и Томаса Делера (федеральный министр юстиции) о расследовании британской тайной полиции относительно деятельности бывших нацистов внутри СвДП. Британцы советовали принять меры, но федеральные политики медлили. Тогда в ночь с 14 на 15 января 1953 года они арестовали в Дюссельдорфе, Золингене и Гамбурге Наумана и шесть других руководителей кружка.

Британские оккупационные власти передали следствие и судопроизводство по делу об арестованных членах «кружка Наумана» западногерманской юстиции, но Конституционный Федеральный суд в Карлсруэ выпустил их на свободу, а затем оправдал по всем пунктам обвинения.

Тем не менее, вся эта история привела к политическому скандалу в ФРГ, в обществе говорили об «афере Наумана» и «СвДП-гауляйтерах», общественность требовала отставки Боннского правительства. В самой СвДП была создана внутрипартийная комиссия, вынесшая тяжёлые обвинения в адрес руководства земельной организации СвДП Северного Рейна-Вестфалии.

Члены «Кружка Наумана»

Помимо самого В. Наумана к его организации принадлежали следующие деятели, занимавшие важные посты в эпоху национал-социализма:

1. Гюнтер Д’Алкен (Gunter d’Alquen), журналист, главный редактор центрального органа СС — газеты «Черный корпус» («Schwarzen Korps»), штандартенфюрер СС

2. Вернер Бест (Werner Best), заместитель шефа РСХА Рейнхарда Гейдриха и руководитель I Управления РСХА, обергруппенфюрер СС, начальник Административного управления в администрации оккупированной Франции, с ноября 1942 года — рейхскомиссар Дании

3. Карл Фридрих Борнеманн (Karl Friedrich Bornemann), областной руководитель Гитлерюгенда в гау Дюссельдорф, издатель «KBI-Informationsdienstes».

4. Вольфганг Диверге (Wolfgang Diewerge), начальник Управления радиовещания Имперского министерства народного просвещения и пропаганды (ноябрь 1941 — ноябрь 1942 года), руководитель пропаганды «гау» Данциг — Западная Пруссия, директор имперской радиостанции в Данциге

5. Фридрих Карл Флориан (Friedrich Karl Florian), гауляйтер Дюссельдорфа (1 августа 1930 — 8 мая 1945 года)

6. Ганс Фриче (Hans Fritzsche), начальник Управления радиовещания Имперского министерства народного просвещения и пропаганды (3 ноября 1942 — 2 мая 1945 года), руководитель Великогерманского радио

7. Лидия Готтшевски (Lydia Gottschewski), бывшая руководительница Национал-социалистического женского союза (26 апреля 1933 — 13 сентября 1933 года)

8. Йозеф Грое (Josef Grohé), гауляйтер Кёльна-Ахена (31 мая 1931 — март 1945 года), рейхскомиссар оккупированных областей Бельгии и Северной Франции (13 июля 1944 — сентябрь 1944 года)

9. Ганс Бернгард фон Грюнберг (Hans-Bernhard von Grünberg), профессор общественно-политических наук и последний германский ректор Кёнигсбергского университета

10. Генрих Хазелмайер (Heinrich Haselmayer), руководитель «Боевого союза за немецкую культуру» в Гамбурге, руководитель гамбургской организации Национал-социалистического студенческого союза

11. Пауль Хауссер (Paul Hausser), оберстгруппенфюрер СС и генерал-полковник войск СС, первый председатель «Общества взаимопомощи членов войск СС» (ХИАГ) (Hilfsgemeinschaft auf Gegenseitigkeit der Soldaten der ehemaligen Waffen-SS)

12. Хорст Хуисген (Horst Huisgen), областной руководитель Гитлерюгенда в Силезии; земельный управляющий СвДП в Нижней Саксонии

13. Генрих Хунке (Heinrich Hunke), профессор, начальник Отдела внешнеполитической пропаганды Имперского министерства народного просвещения пропаганды, разработчик нацистских планов расширения жизненного пространства в Европе, член правления «Дойче банка», министериальдиригент Министерства финансов земли Нижняя Саксония (ФРГ)

14. Карл Кауфман (Karl Kaufmann), гауляйтер (15 апреля 1929 — 3 мая 1945 года) и имперский наместник Гамбурга (16 мая 1933 — 3 мая 1945 года)

15. Герберт Лухт (Herbert Lucht), референт по вопросам культуры Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, референт по вопросам культуры отдела пропаганды германского посольства во Франции, руководитель отдела пропаганды Вермахта в Париже

16. Вильгельм Майнберг (Wilhelm Meinberg), группенфюрер СС, один из руководителей Главного управления СС по вопросам расы и поселения, член Наблюдательного совета Дрезденского банка, в 1953-1960 председатель Немецкой имперской партии

17. Карл Отт (Karl Ott), статс-секретарь и член ландтага Нижней Саксонии

18. Карл Шарпинг (Karl Scharping), чиновник Управления радио Имперского министерства народного просвещения и пропаганды

19. Густав Адольф Шеель (Gustav Adolf Scheel), руководитель Национал-социалистического союза студентов, имперский руководитель студентов (5 ноября 1936 — 8 мая 1945 года), гауляйтер (18 ноября 1941 — 8 мая 1945 года) и имперский наместник (27 ноября 1941 — 8 мая 1945 года) Зальцбурга

20. Хайнц Зипен (Heinz Siepen), ортсгруппенляйтер НСДАП и ландрат (земельный советник), совладелец сталеплавильных комбинатов в Золингене

21. Франц Альфред Зикс (Franz Alfred Six), бригадефюрер СС, руководитель VII Управления РСХА (исследование мировоззрения) (27 сентября 1939 — 1 сентября 1942 года), руководитель Культурно-политического отдела Имперского министерства иностранных дел (1 сентября 1942 — май 1945 года)

22. Эберхарт Тауберт (Eberhard Taubert), руководитель «Антикоминтерновского реферата» («Referats Antikomintern»), судья Народной судебной палаты

23. Альберт Урмес (Albert Urmes), руководитель пропаганды гау Мозельланд и в оккупированном Люксембурге

24. Пауль Вегенер (Paul Wegener), гауляйтер и имперский наместник гау Везер-Эмс (16 мая 1942 — 8 мая 1945 года), высший гражданский комиссар имперской обороны в ранге имперского статс-секретаря Фленсбургского правительства К. Деница (2 − 23 мая 1945 года), обергруппенфюрер СС

25. Пауль Циммерман (Paul Zimmermann), бригадефюрер СС, советник «Экономического объединения стали и чугуна»

26. Зигфрид Цогльман (Siegfried Zoglmann), эксперт по зарубежной прессе в Имперском руководстве молодежи НСДАП и областной руководитель Гитлерюгенда в Имперском протекторате «Богемия и Моравия», руководитель службы по связям с Имперским министерством народного просвещения и пропаганды, функционер СвДП в земле Северный Рейн-Вестфалия и депутат Бундестага от СвДП

27. Эдмунд Веезенмайер (Edmund Veesenmayer), посол и главный уполномоченный Рейха в Венгрии, бригадефюрер СС

28. Эрнст Ахенбах (Ernst Achenbach), руководитель Политического отдела германского посольства в Париже, сотрудник Культурно-политического отдела Имперского министерства иностранных дел, депутат ландтага от Свободной демократической партии (СвДП), председатель её комитета по вопросам внешней политики

29. Альберт Дерихсвайлер (Albert Derichsweiler), имперский руководитель студентов (1 августа 1934 — 4 ноября 1936 года) и рейхсамтсляйтер НСДАП

30. Альфред Эдуард Фрауенфельд (Alfred Frauenfeld), гауляйтер Вены (1 января 1930—1933 год), генеральный комиссар Крыма — Таврии (1 сентября 1942 — май 1944 года)

31. Вернер Трумпф, начальник «бюро связи» нацистского Имперского руководства студентов, оберштурмбанфюрер CA

32. Фридрих Мидделхоф, до 1945 года — начальник «службы Запада» Отдела политической радиопропаганды Имперского министерства иностранных дел, председатель СвДП в Северном Рейне-Вестфалии (с ноября 1952 года — второй председатель СвДП)

33. Вальтер Бранд, бывший адъютант гауляйтера и имперского наместника Судетенланда и главы Судетской народной партии Конрада Генлейна

34. Вольфганг Дёринг, управляющий делами СвДП в земле Северный Рейн-Вестфалия

35. Артур Штегнер, председатель СвДП в земле Нижняя Саксония

36. Эрих Менде, член фракции СвДП в Бундестаге

37. Герберт Фрайбергер, бывший ведущий функционер Гитлерюгенда

Литература

• Рейнхард Опитц «Фашизм и неофашизм». — М., «Прогресс», 1988. — 280 с. Часть II, Гл. 5. «Неофашизм и тенденции его развития в федеративной республике Германии»
• Хейко Бушке (Heiko Buschke) «Немецкая пресса, правый экстремизм и национал-социалистское прошлое в эпоху Аденауэра» («Deutsche Presse, Rechtsextremismus und nationalsozialistische Vergangenheit in der Ära Adenauer»). — «Campus», Франкфурт, 2003, ISBN 3-593-37344-0  (нем.)
• Манфред Йенке (Manfred Jenke) «Клятва права? Сообщение о правом радикализме в Германии после 1945 года» («Verschwörung von Rechts? Ein Bericht über den Rechtsradikalismus in Deutschland nach 1945»). — «Colloquium», Берлин, стр. 155—199.  (нем.)
• Норберт Фрай (Norbert Frei) «Политика прошлого. Истоки Федеративной республики и национал-социалистическое прошлое» («Vergangenheitspolitik. Die Anfänge der Bundesrepublik und die NS-Vergangenheit»). — Издание 2-е, исправленное и дополненное. «Beck», Мюнхен, 1997, ISBN 3-406-41310-2  (нем.)
• Элен Мияр-Делакруа (Hélène Miard-Delacroix) «Немецкий национальный вопрос и национализм. Французский подбор по немецкой проблематике начала пятидесятых годов» («Question nationale allemande et nationalisme. Perceptions françaises d’une problématique allemande au début des années 50»). — Университетские издания Севера, «Villeneuve d’Ascq», 2004, ISBN 2-85939-862-7  (фр.).
• Ганс-Петер Шварц, Ильза Доротея Пауч, Маттиас Ярох (Hans-Peter Schwarz, Ilse Dorothee Pautsch, Matthias Jaroch) «Документы по внешней политике Федеративной Республики Германии» («Akten zur auswärtigen Politik der Bundesrepublik Deutschland»). — Том 2. Oldenbourg, Мюнхен, 2001, ISBN 3-486-56560-5  (нем.)
• Кристиан Бухна (Kristian Buchna) «Национальное собрание на Рейне и Руре: Фридрих Мидделхоф и северно-рейн-вестфальская СвДП в 1945—1953 гг.» («Nationale Sammlung an Rhein und Ruhr: Friedrich Middelhauve und die nordrhein-westfälische FDP 1945—1953»). — Oldenbourg, Мюнхен, 2010, ISBN 978-3-48659-802-5  (нем.)
• Вилма Рут Альбрехт (Wilma Ruth Albrecht) «Либерализм и денацификация. К отношению СвДП, ДВП и ЛДП к вопросу денацификации» («Liberalismus und Entnazifizierung. Zur Haltung der F.D.P, DVP und LDP in der Entnazifizierungsfrage»). — «Grin», Мюнхен, 2008 ISBN 3638883175  (нем.).

Ссылки

• [scepsis.net/library/id_3040.html Рейнхард Опитц «Неофашизм и тенденции его развития в федеративной республике Германии»]
• [www.kokhavivpublications.com/kuckuck/archiv/karc0007.html Фриц Ноймайер, Томас Делер, Альфред Оннен «Сообщение следственной комиссии СвДП по заговору Наумана», 1984]
• [images.zeit.de/text/2002/23/200223_a-fdp-nazi.xml Норберт Фрай «Немецкая программа. Как Северно-Рейн-Вестфальская СвДП в начале пятидесятых годов приглашала убеждённых нацистов к проникновению в партию», 2002]
• [www.nationalarchives.gov.uk/catalogue/displaycataloguedetails.asp?CATLN=7&CATID=-730257 Документы по делу Борнемана, Наумана и др. из Национального архива под Лондоном, 2008]
• [www.antifainfoblatt.de/artikel/nazis-und-%C2%BBnationale-sammlung%C2%AB-%C2%BBpflicht-nach-rechts%C2%AB Нацисты и «Национальное собрание»: СвДП в пятидесятые годы, 2003]
• [anaconda.blogsport.de/2011/12/02/braunes-erbe-im-landtag-nrw/ Флориан Озух «Коричневое наследство в ландтаге Северного Рейна-Вестфалии», 2011]

Отрывок, характеризующий Кружок Наумана

Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.