Škoda 1000 MB

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Škoda 1000MB»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Škoda 1000 MB / 1100 MB
Общие данные
Производитель: Škoda
Годы пр-ва: 19641969
Сборка:
Класс: nižší střední třída / малый I группы
Дизайн
Тип(ы) кузова: 4‑дв. седан
2‑дв. купе
Компоновка: заднемоторная, заднеприводная
Двигатели
Трансмиссия
механическая, 4-ступенчатая
Характеристики
Массово-габаритные
Длина: 4200 мм
Ширина: 1610 мм
Высота: 1400 мм
Клиренс: 175 мм
Колёсная база: 2460 мм
Колея задняя: 1250 мм
Колея передняя: 1280 мм
Масса: 755…810 кг
На рынке
Предшественник
Предшественник
Преемник
Преемник
Похожие модели: Renault Dauphine
Volkswagen Type 3
Simca 1000
Renault 8/10
Hino Contessa
Другое
Грузоподъёмность: 375 кг
Объём бака: 32 л
Škoda 1000 MBŠkoda 1000 MB

Škoda 1000 MB — чехословацкий легковой автомобиль малого класса с заднемоторной компоновкой, серийно производившийся с 1964 по 1969 год. С 1966 года параллельно выпускалась более мощная версия 1100MB и двухдверный хардтоп модели 1000 MBX, обозначавшийся как «Coupé». Литеры «MB» в обозначении означали Млада-Болеслав (Mladá Boleslav) — название города, в котором располагается завод легковых автомобилей «Шкода».





История создания

В 1955 году, сразу после освоения в производстве малых автомобилей классической компоновки моделей Škoda 440, конструкторы «Шкоды» начали разработку новой, более совершенной конструкции, которая выпускалась бы на вновь построенном для этого заводе. Поскольку объём производства «народного автомобиля» с целью полного удовлетворения как внутреннего спроса, так и экспортных задач по расчётам должен был составлять не менее 600 автомобилей в день (180—200 тысяч в год), с учетом материального баланса ресурсов техническое задание было сформулировано следующим образом: масса не более 700 кг, расход топлива не более 6-7 литров на 100 км, четырёхместный несущий кузов с достаточно просторным салоном, простота конструкции и технологичность при массовом производстве, минимальные потребности в поставках из-за границы.

Для наилучшего удовлетворения этим требованиям, следовало разместить двигатель непосредственно у ведущей оси. Это позволило бы убрать карданный вал с его туннелем, тем самым — увеличить пространство салона, уменьшить массу, упростить и удешевить производство.

Известно две компоновки, позволяющие это сделать: заднемоторная и переднеприводная. Во второй половине пятидесятых наиболее распространена была первая, передний привод же был редкостью, и использовался на считанных моделях европейских автомобилей — ряде французских — Panhard, Citroën, немецких DKW и их наследниках из ГДР, шведских SAAB.

Заднемоторная компоновка оценивалась в те годы как очень перспективная, и воспринималась по сравнению с «классической» как прогресс благодаря таким нововведениям, как независимая подвеска всех колёс и двигатель с едином блоке с трансмиссией. Её использовали такие удачные модели, как — в первую очередь — Volkswagen Käfer, а также Fiat 500 и Fiat 600, NSU Prinz, Renault Dauphine, и многие другие.

Поэтому наиболее логичным был выбор для новой модели заднемоторной, заднеприводной компоновки, тем более, что к тому времени она была хорошо отработана автомобильной промышленностью Чехословакии на моделях большого и среднего классов (Tatra T77, 87 и 97, Tatraplan). Помимо прочего, это позволило благодаря свойственной заднемоторной компоновке постоянной хорошей загрузке ведущих колёс обойтись двигателем небольшого рабочего объёма и мощности.

Тем не менее, в 1956 году с целью более детального изучения вариантов перспективной концепции было изготовлено четыре прототипа: Škoda 976 с двигателем водяного охлаждения объемом 988 см³ впереди и передним приводом, Škoda 977 с двигателем водяного охлаждения такого же объема сзади и приводом на задние колеса (испытывался также прототип 977/I с двигателем воздушного охлаждения объемом 1035 см³, который оказался шумным и маломощным) и Škoda 978 классической компоновки с тем же двигателем водяного охлаждения впереди и приводом на задние колеса. Последний прототип оказался на 15 % тяжелее остальных и дороже в производстве, кроме того, он сильно напоминал предыдущую, «временную» модель Škoda 440 и в таком виде не устраивал руководство страны, поэтому было принято решение от его дальнейшего развития отказаться.

Наиболее смелым решением был бы выбор переднеприводной концепции Škoda 976, однако к тому времени в Чехословакии отсутствовало производство ключевого агрегата: шарниров равных угловых скоростей (хотя до 1952 года в стране небольшими сериями производился довольно удачный автомобиль малого класса «Aero Minor» аналогичной концепции, но его ШРУСы изготавливались вручную на металлорежущих станках), и ни его импорт, ни закупка лицензии у иностранных производителей не были в то время приемлемым решением, а разработка собственной конструкции и её внедрение «с нуля» в расчете на массовое производство потребовала бы, как считалось, чрезмерных затрат времени и усилий.

Таким образом, единственным реальным решением оказался вариант «все сзади», хотя при нем пришлось пожертвовать возможностью дальнейшей разработки кузовов типа универсал, фургон и пикап, характерных для всех предыдущих поколений марки (в результате чего соответствующие модели Škoda 1202 и Škoda Octavia Combi</span>ruen вынужденно производились до начала 70-х годов, будучи уже безнадежно морально и технически устаревшими).

Первоначально планировалось построить завод и поставить в производство новую модель к концу 50-х годов, тем не менее по ряду причин модель была запущена в серию только в 1964 году. Впоследствии на базе модели «1000 MB» было создано целое семейство заднемоторных автомобилей.

Описание

Škoda 1000 MB представляла собой автомобиль длиной с советский «Москвич-412», но несколько шире и немного ниже, с привлекательным и оригинальным дизайном, выделяющимся среди аналогичных заднемоторных «малолитражек» тех лет и по сравнению с ними в большей степени тяготеющим к стилю «обычных», переднемоторных автомобилей. Последний факт обеспечил модели успех среди консервативных покупателей на рынках таких стран, как Великобритания.

При длине 4,2 метра, Škoda имела широкий, весьма просторный для её класса салон с хорошей отделкой. В отличие от переднемоторных заднеприводных автомобилей, в салоне почти полностью отсутствовал «горб» над карданным валом и коробкой передач. Багажник, расположенный спереди, также имел большой размер для этого класса.

Двигатель

Рядный четырехтактный четырехцилиндровый верхнеклапанный двигатель литрового объема мощностью 40,5 л.с. (у первых прототипов, в дальнейшем мощность росла) располагался сзади, но имел водяное охлаждение, а не воздушное, что позволило уменьшить шумность, улучшить его температурный режим и организовать отопление салона. Между тем, практика показала, что расположение радиатора непосредственно в моторном отсеке — не самое удачное решение: перегрев всё же иногда случался, кроме того отопление салона было затруднено (отопитель располагался за спинкой заднего сидения); поэтому на последующих моделях «Шкоды» радиатор вынесли вперёд, в багажник.

Необычной чертой мотора модели «1000 MB» было сочетание алюминиевого блока цилиндров с отлитой из чугуна головкой, — чаще применяют наоборот чугунный блок и алюминиевую головку цилиндров. В моторном отсеке двигатель располагался наклонно (вправо на 30°) с целью экономии места. Силовой агрегат обеспечивал автомобилю приемлемые для его времени и класса динамические характеристики.

Четырёхступная коробка передач была сблокирована с двигателем и главной передачей. Её передаточные числа:

Передача Передаточное число Перед. число общее
с главной парой
4,44 : 1
Перед. число общее
с главной парой
4,66 : 1
I 3,80 : 1 16,87 : 1 17,71 : 1
II 2,12 : 1 9,41 : 1 9,88 : 1
III 1,41 : 1 6,26 : 1 6,57 : 1
IV 0,96 : 1 4,26 : 1 4,47 : 1
R 3,27 : 1 14,52 : 1 15,24 : 1

Кузов

Кузов имел достаточно простую конструкцию, в которой внешние навесные панели имели разъёмные болтовые соединения и допускали лёгкую замену при ремонте.

Экспорт

Автомобиль был очень удачным и хорошо продавался не только в Чехословакии, но и в странах Запада.

Например, в 1965 году он был представлен в Великобритании и быстро завоевал там популярность. Кредо этого автомобиля на английском рынке было — «много автомобиля за те же деньги». По размеру «Шкода» соответствовала таким местным переднемоторным, заднеприводным моделям, как Ford Cortina</span>ruen или Hillman Minx</span>ruen, но была дешевле (£579 против £592 и £636 соответственно), и при этом просторнее и лучше оснащена — имела в базовой комплектации независимую подвеску всех колёс, регулируемые передние сидения, мощный отопитель с противообледенителем стёкол, полный набор инструмента для ремонта и обслуживания.

Хорошая комплектация при невысокой цене вообще была свойственна в те времена представленным на внешних рынках автомобилям из соцстран. Конкурентный «Шкоде» и появившийся на английском рынке одновременно с ней советский «Москвич-408» «классической» компоновки, при сравнимых цене, дизайне и габаритах, был тяжелее её на 240 кг, выигрывал в мощности двигателя и крепости конструкции, но проигрывал по энерговооруженности, вместимости, управляемости и качеству отделки.

Модернизации

Автомобиль был незначительно модернизирован несколько раз — в 1966, 68 и 69 годах.

С 1966 года к базовой модификации добавилась более мощная «1100 MB» с двигателем увеличенного рабочего объёма. Также был запущен в производство двухдверный хардтоп «1000 MBX». В 1968 году появился его вариант с более мощным двигателем — «1100 MBX».

В августе 1969 года автомобиль был снят с производства и заменён семейством Škoda 100. Эти также заднемоторные — явно устаревшая концепция для конца шестидесятых годов ввиду массового распространения переднего привода — автомобили имели более современный дизайн, но технически остались достаточно близки к своим предшественникам (Škoda S100 рассматривалась как переходная модель перед готовившимися к производству в начале 70-х годов моделями с классической компоновкой — Škoda 720 и Škoda 740; проект был ликвидирован по ряду причин, а заднемоторные автомобили остались на конвейере до конца 80-х).

Всего было выпущено 443 903 автомобилей семейств «1000 MB» и «1100 MB». Серия MBX среди них является самой редкой — было выпущено всего 2 517 автомобилей при первоначальном плане до 70 000 (кузов хардтопа на базе чрезмерно облегченного седана оказался недостаточно прочен на кручение, что приводило к перекосам и неплотному закрытию дверей, затеканию через уплотнители стекол и дверей и т.п., в результате чего интерес на зарубежных рынках к данной модели быстро угас).

Статистика выпуска и розничные цены

Модель Тип Годы выпуска Выпущено Кузов Двигатель
1000MB Typ 990
(с 1966—721)
1964—1969 349 348 4-дверн. седан 988 см³, 31 кВ (42 л.с.)
1000MB de Luxe Typ 721 1966—1969 65 502 4-дверн. седан 988 см³, 35 кВ (48 л.с.)
1000MBG de Luxe Typ 710 1966—1968 3 287 4-дверн. седан 988 см³ (с двумя карбюраторами), 38 кВ (52 л.с.)
1000MBX de Luxe Typ 990T 1966—1968 1 403 2-дверн. «Coupé» 988 см³ (с двумя карбюраторами), 38 кВ (52 л.с.)
1100MB de Luxe Typ 715 1968—1969 22 487 4-дверн. седан 1 107 см³, 38 кВ (52 л.с.)
1100MBX de Luxe Typ 723 1968—1969 1 114 2-дверн. «Coupé» 1 107 см³, 38 кВ (52 л.с.)

Также существовали не пошедшие в серию [s-media-cache-ak0.pinimg.com/originals/05/bb/e9/05bbe9e25f6f8c265428d71744996d6e.jpg прототипы универсалов].

В 1964—1966 гг. модель 1000MB стоила 44 000 крон, после модернизации в 1966 году — 45 600 крон, 1000MB de Luxe — 48 900 крон, 1000MBG de Luxe — 49 900 крон, 1000MBX de Luxe — 52 200 крон. В 1968 цена на модель 1100MB de Luxe была повышена до 51 700 крон, а на 1100MBX de Luxe — до 52 900 крон (справочно: средняя заработная плата в стране в 1965 году составляла 1 450 крон, в 1969 году — 1 850 крон). Для сравнения: розничная цена модели Škoda Octavia Combi составляла в те же годы 43 000 крон, а Škoda 1202 STW — 44 000 крон (обе с двигателем 1221 см³ мощностью 48 л.с.; с 1969 г. — 51 л.с.).

При этом автомобили, как и ранее, начиная с 1955 года, продавались населению по предварительной записи и при наличии с момента подачи заявки на покупку суммы 30 000 крон, размещенной на специальном целевом депозите в сберегательной кассе (при снятии денег очередь аннулировалась). Кроме того, автомобиль до истечения двухлетнего срока с момента покупки можно было продать только официальному продавцу — государственной компании Mototechna n.p. — по расчетной остаточной стоимости. Оба положения действовали до 1972 года, когда спрос на легковые автомобили в целом в ЧССР был удовлетворен — в первой из стран социалистического лагеря.

Изображения

Напишите отзыв о статье "Škoda 1000 MB"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Škoda 1000 MB

– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.