Таданори, Ёкоо

Таданори Ёкоо
横尾 忠則
Дата рождения:	27 июня 1936(1936-06-27) (87 лет)
Место рождения:	Нисиваки, Япония
Награды:	Императорская премия за 2015 г.

Таданори Ёкоо (яп. 忠則 横尾, р. 1936, Нисиваки, префектура Хиого, Япония) — японский графический дизайнер и художник, один из наиболее известных художников современного искусства в Японии.

Начинал карьеру в ранние 1960-е годы как сотрудник газеты Кобэ Симбун и позднее вошёл в состав Nippon Design Center. Стал известен благодаря новаторскому стилю, включавшему в стилистику поп-арта национальные символы Японии, которые в то время считались архаичными и к которым в графическом дизайне не обращались. Автор афиш к театральным постановкам Тацуми Хидзикаты, национальных японских театров, в том числе Кабуки по пьесам Юкио Мисимы, к кинофильмам, к выступлениям The Beatles, Emerson, Lake & Palmer; автор обложек к альбомам Карлоса Сантаны и Майлса Дэвиса. Исполнил главную роль карманника в фильме Нагисы Осимы «Дневник вора из Синдзюку» (1969). Работал с писателем Юкио Мисимой, фотографом Эйко Хосоэ, композитором Итиянаги Тоси, актёрами и основателями авангардных театров Тэраямой Сюдзи, Тацуми Хидзикатой и Дзюро Кара.

В 1972 году состоялась персональная выставка Таданори Ёкоо в Музее современного искусства в Нью-Йорке.

В 1970-е годы после тяжёлой автомобильной аварии увлёкся мистицизмом, НЛО и индуизмом. В 1981 году, увидев ретроспективную выставку Пабло Пикассо в Музее современного искусства в Нью-Йорке, издал «манифест художника» и оставил коммерческий графический дизайн ради живописи.

Живописные произведения художника различны по тематическому и стилистическому содержанию и испытывают влияние сюрреализма, символизма и примитивизма. С 2012 года в городе Кобе работает Музей современного искусства Ёкоо Таданори, открытый в отремонтированном крыле Префектурного музея искусств Хиого, на родине художника.

В 2012 году одна работа Таданори Ёкоо была представлена на выставке современного японского искусства «Двойная перспектива» в Московском музее современного искусства.

Отрывок, характеризующий Таданори, Ёкоо

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.