Санько, Ёла Ивановна
Поделись знанием:
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
(перенаправлено с «Ёла Санько»)
| Ёла Санько | |
| Имя при рождении: |
Ёла Ивановна Санько |
|---|---|
| Дата рождения: |
18 февраля 1947 (77 лет) |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1964 — настоящее время |
Ёла Ивановна Санько (род. 18 февраля 1947 года) — советская и российская актриса театра и кино.
Биография
Родилась в семье генерал-майора артиллерии (позже — генерал-полковника артиллерии) Советской Армии, Героя Советского Союза Ивана Федосеевича Санько (1902—1985) и театральной актрисы Елены Дмитриевны (в девичестве Москаленко) (14.04.1922 — 31.12.1984).
В 1969 году окончила Высшее театральное училище имени Б. В. Щукина (курс В. К. Львовой и Л. М. Шихматова). С 1969 по 1979 гг. — актриса Театра им. А. Пушкина, Театра на Малой Бронной.
С 1979 по 1984 гг. — актриса Русского театра (г.Львов).
С 1985 — актриса Центрального Академического театра Российской Армии (г. Москва).
Была замужем за российским актёром театра и эстрады Яном Арлазоровым. Их брак просуществовал недолго, но вылился в длинную, почти кровную вражду. Супруги не общались 24 года — до самой смерти юмориста. В этом браке есть дочь Алёна (Елена) Санько[1].
В 1979 году Ёла вместе с дочерью уезжала во Львов, где работала в Русской труппе Драматического театра Прикарпатского военного округа. Квартиры не было, жить приходилось прямо в театре, в гримёрке. Затем с дочкой и новым избранником пыталась найти личное счастье в Германии. Через несколько лет вернулась обратно в Москву.
Фильмография
Роли в кино
- 1956 — Полюшко-поле — Света, дочь Савицкого
- 1964 — Мы, русский народ — Боевая
- 1965 — Здравствуй, это я! — Ёлочка, дочь Олега
- 1967 — Хроника пикирующего бомбардировщика — Катя-подавальщица
- 1968 — Сказы Уральских гор (документальный) — Катя
- 1969 — Кабачок «13 стульев» (1966—1980) — пани Ванда
- 1969 — Анна Снегина (фильм-спектакль) — Анна
- 1969 — Бедность не порок (фильм-спектакль) — Любовь Гордеева
- 1971 — Красная метель — Илуца Балтэ
- 1971 — Что делать? (фильм-спектакль) — читательница
- 1972 — Цирк зажигает огни — Галина Петрова, артистка цирка
- 1973 — Мегрэ и человек на скамейке (фильм-спектакль) — Арлетта
- 1973 — Тихоня — Галина Сергеевна
- 1973 — В номерах (фильм-спектакль) — Катюша, жена репортёра
- 1973 — Родной дом —
- 1973 — Человек со стороны (фильм-спектакль) — Римма
- 1974 — Про мальчика, бабушку-газетчицу и разбитые очки (фильм-спектакль) — мама
- 1975 — Персональное дело (фильм-спектакль) — Елена Маева
- 1976 — Легенда о Тиле — девица, шпионка в трактире
- 1977 — Личное счастье — Ольга Владимировна, вторая жена Бабулова
- 1977 — Объяснение в любви — Люба, подруга Зины, влюблённая в Гладышева
- 1977 — Служебный роман — гостья у Самохваловых (нет в титрах)
- 1979 — И придёт день... — Мария
- 1979 — Удивительные приключения Дениса Кораблёва — Ася Кораблёва, мама Дениса
- 1979 — Утренний обход — Регина, жена Алика
- 1987 — Жил-был Шишлов — Мчиславская
- 1987 — Этот фантастический мир (фильм-спектакль) — жена неизвестного (выпуск № 13)
- 1987 — Статья (фильм-спектакль) — Калачёва
- 1987 — Женщины, которым повезло — Ксения Васильевна, одна из клиенток Нины
- 1998—2003 — Самозванцы — Инна Дмитриевна
- 2002 — Виллисы — охранница
- 2002 — Воровка 2. Счастье напрокат — прокурор
- 2003 — Евлампия Романова. Следствие ведёт дилетант — Майя Платова (фильм № 3 «Сволочь ненаглядная»)
- 2003 — Жизнь одна — зам. директора
- 2003 — Москва. Центральный округ — уборщица Фима (серия № 8 «Хрустальный шар»)
- 2004 — Бальзаковский возраст, или Все мужики сво… — мать Жана (серии № 4 и № 12 «Свидания в пятницу вечером» и «Закон Приходько»)
- 2004 — Даша Васильева. Любительница частного сыска-3 — хозяйка кота Филимона (фильм № 1 «Бассейн с крокодилами»)
- 2004 — Слушатель — кассирша, выдавала "смешную" зарплату по паспорту Петрова
- 2004 — Чудеса в Решетове — бабушка Ядвига/Баба Яга
- 2004—2008 — Моя прекрасная няня —
- 2005 — Стая — Анна Владимировна, мать Николая
- 2005 — Частный детектив — Миронова (серия № 1 «Без царя в голове»)
- 2006 — Блюз опадающих листьев — врач-реаниматолог
- 2006 — Большая любовь — Калерия Степановна Полторак
- 2006 — Бункер, или Учёные под землёй — Раиса Александровна, секретарь
- 2006 — Виола Тараканова. В мире преступных страстей-3 (фильм № 2 «Концерт для колобка с оркестром»)
- 2006 — В круге первом — жена заключённого (серия № 4)
- 2006 — Громовы — Грета Карловна, работница химзавода
- 2006 — Добрая весть —
- 2006 — Марфа и её щенки —
- 2006 — Тупой жирный заяц — Курица
- 2007 — Вся такая внезапная — Ульяна Ивановна Румянцева, бабушка Саши (серии: «Сбежавшая невеста», «Коммунальные разборки», «Хотели как лучше»)
- 2007 — Глянец — мама Гали
- 2007 — Громовы. Дом надежды — Грета Карловна, работница химзавода
- 2007 — Завещание Ленина — преподаватель
- 2007 — Защита против — Рассохина, клиентка Вадима
- 2007 — Звезда империи — Кшесинская в старости
- 2007 — Короли игры — бабушка (серия 10)
- 2007 — Кризис Веры — психотерапевт
- 2007 — Кто в доме хозяин? — Ольга Леонардовна, мама Антонины и бабушка Даши (серия № 134 «Бабуля»)
- 2007 — Никогда не забуду! —
- 2007 — Путейцы (серия № 4 «Капризы Мельпомены») —
- 2007 — Путешествие —
- 2007 — У каждого своё кино — билетёрша
- 2007—2008 — Атлантида — Замула
- 2008 — Без вины виноватые — Арина Галчиха
- 2008 — Взрослая жизнь девчонки Полины Субботиной — психиатр
- 2008 — Девочка моя — Светлана Ивановна
- 2008 — И всё-таки я люблю... — судья
- 2008 — Исчезнувшая империя — продавец в букинистическом магазине
- 2008 — Марево — Горпына, прислуга Ивана Никифоровича
- 2008 — Про любовь — Ада
- 2008 — Самый лучший ветер — Нина Константиновна
- 2009 — Игры для взрослых — соседка
- 2009 — И примкнувший к ним Шепилов — мать Маленкова
- 2009 — Как же быть сердцу — Аграфена Ивановна, квартирная хозяйка
- 2009 — Московский дворик — баба Дуня, соседка в коммуналке
- 2009 — Несколько призрачных дней —
- 2009 — Подарок судьбы — Елена Марковна, работница музея
- 2009 — Предлагаемые обстоятельства — мать Маргариты Сергеевны (часть № 4 «Богатый наследник»)
- 2009 — Сердце капитана Немова — Светлана Павловна, директор школы
- 2009 — Участковая — Долорес Борисовна, соседка Шатрова (серия № 8 «Личная заинтересованность»)
- 2009 — Черчилль — Ирма Гумбольт, писательница мистических романов (фильм № 1 «Ночной визит»)
- 2010 — Игры для взрослых — соседка
- 2010 — V Центурия. В поисках зачарованных сокровищ — Зарина
- 2010 — Багровый цвет снегопада — старуха
- 2010 — Голоса — Валентина Сергеевна (серия № 13)
- 2010 — Девичник — Ковальчук
- 2010 — Залезь на Луну — мать Димы
- 2010 — Которого не было — эпизод
- 2010 — Партизаны — бабушка Алёны
- 2010 — Попытка Веры — Елена Ивановна Быкова
- 2010 — Русский шоколад — Алевтина Захаровна, мать Матвея Пахомова
- 2010 — Сыщик Самоваров — Анна Венедиктовна, пенсионерка
- 2011 — Папины дочки — бабушка Павла Сергеевича (серия № 306)
- 2011 — А счастье где-то рядом — тётя Шура, соседка
- 2011 — Группа счастья — Нина Ивановна Смольченко, вдова авиаконструктора (серия № 15)
- 2011 — Ели бы да кабы — Клавдия, жена Николая Кузнецова
- 2011 — Жила-была одна баба — тётка Чуманиха
- 2011 — Жуков — Эльжбета Яновна
- 2011 — Измена — мать Натальи
- 2011 — Краткий курс счастливой жизни — Эмма Алексеевна, бабушка Саши
- 2011 — Любовь на два полюса — Бася
- 2011 — Метод Лавровой — Антонова, театральная актриса (фильм № 12 «Смертельная доза»)
- 2011 — Сделано в СССР — Софья Соломоновна, соседка Михаила
- 2011 — Только ты — Валентина Ивановна, мать Эли
- 2011 — Чокнутая (фильм № 3) — мать Жоры
- 2012 — Вероника. Потерянное счастье — Карповна
- 2012 — Инспектор Купер (фильм № 1 «Чёрный человек») — бабушка Никиты
- 2012 — Красавица — Полина, тюремный врач
- 2012 — После школы — Майя Маратовна, мама Джалиля Рафаиловича, пенсионерка
- 2012 — Самара — Арина Львовна Завадская
- 2012 — Сказка. Есть (новелла № 3 «Эпишоо») — Степанида Шея
- 2012 — Иван и Толян —
- 2013 — Дурная кровь — тётя Паша
- 2013 — Любовь в СССР — продавец в букинистическом магазине
- 2013 — Кухня-3 — хозяйка квартиры (серия № 52)
- 2013 — Тётушки — тётушка Вера
- 2013 — Долгий путь домой (телесериал) — бывшая балерина
- 2014 — Вий — дочь отца Паисия
- 2014 — Скорый «Москва-Россия» — бабка-стеклоочиститель
- 2014 — Учителя — Ангелина Степановна, учитель географии
- 2014 — Палач — Полина, бывшая заключённая (эпизод)
- 2015 - Он - дракон - старуха
Озвучивание
Напишите отзыв о статье "Санько, Ёла Ивановна"
Примечания
- ↑ [www.kp.ru/daily/24271.3/466536 Дочь Яна Арлазорова хочет отсудить наследство отца (02 апреля 2009 года) // kp.ru ]
Ссылки
- [ruskino.ru/art/2841 Ёла Санько на сайте РУСКИНО]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Санько, Ёла Ивановна
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
