Ёлкино (Нижегородская область)

Деревня Ёлкино Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Нижегородская областьНижегородская область Муниципальный район Воскресенский Сельское поселение Глуховский сельсовет Координаты 56°53′28″ с. ш. 45°28′48″ в. д.56.89111° с. ш. 45.48000° в. д. / 56.89111; 45.48000    Население ↘190 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Почтовый индекс 606730 Автомобильный код 52, 152 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=22222824005 22 222 824 005] Показать/скрыть карты

Ёлкино — деревня в Воскресенском районе Нижегородской области. Входит в состав Глуховского сельсовета.

История

Деревня Ёлкино расположена на левом высоком берегу реки Уста, в заветлужье. Старинное название — деревня Тюлино. На картах генерального межевания конца XVIII век после передела границ в 1775 — 1778 гг. деревня Тюлино уже обозначена. Так же, согласно Топографическим межевым атласам Менде А.И. 1850-х гг. деревня Тюлино (Ёлкино)обозначена как довольно большой населённый пункт для того времени, насчитывавший 47 дворов. Деревня Тюлино (Ёлкино) относилась к Глуховской волости, Макарьевского уезда Нижегородской губернии. Когда произошло полное переименование деревни Тюлино в Ёлкино, неизвестно. Деревня развивалась как центр лесосплава. В зимнее время лес заготовлялсяв и на берегу реки Усты вязались плоты из круглого леса. Весной в большую воду, во время разлива рек, плоты сплавлялись по реке Уста, далее в р. Ветлуга до р. Волги, а там по р. Волга ходили на плотах до г.Астрахань. В настоящее время относится к Глуховской администрации Воскресенского района Нижегородской области.

Ссылки

• [nizhstat.gks.ru/method/classifier/OKATO1.htm ОКАТО по Нижегородской области]

Отрывок, характеризующий Ёлкино (Нижегородская область)

В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.