Ёлкин, Василий Николаевич (художник)

Ёлкин Василий Николаевич
Дата рождения:	9 марта 1897(1897-03-09)
Место рождения:	деревня Крылатки, Московская губерния, Российская империя
Дата смерти:	1991(1991)
Место смерти:	Москва, СССР
Подданство:	Российская империя Российская империя
Гражданство:	СССР СССР

Василий Николаевич Ёлкин (1866—1991) — советский художник-плакатист.

Биография

Внешние изображения
	[tramvaiiskusstv.ru/images/hudozhniki/elkin/1.jpg Один из плакатов Ёлкина]

Родился 9 марта 1897 года в деревне Крылатки Московской губернии. Эта деревня находится недалеко от известной деревни Бородино. Отец его работал краснодеревщиком на обойной фабрике в Москве и в 1911 году он отвел подававшего надежды сына в школу рисования при типографии И.Д. Сытина. В Сытинской школе рисунку и живописи учили известные художники Сергей Васильевич Герасимов и Георгий Дмитриевич Алексеев. Их уроки и заложили основу для творческого оптимизма и радостного доброго отношения к жизни.

  В 1916 году В.Н. Ёлкина мобилизовали в армию, в авиацию. После революции он в рядах Красной Армии участвовал в боях на Деникинском фронте, а затем в Поволжье и на Украине. По возвращении в Москву в 1924 году был принят во Вхутемас в класс В.А. Фаворского и вновь у С.В. Герасимова. Параллельно с учебой он работал в издательстве «Новая Москва», был организатором общества «Октябрь», работал  там вместе с Дейнека, Диего Ривера, Эйзенштейном, Курелла, Клуцисом, Тилингатором, участвовал в отечественных и международных выставках плаката. В 1931 году  стал секретарем Бюро графической секции Союза советских художников, образованного из Федерации художников, в которую входили общества «Октябрь», «АХРР», «ОСТ» и другие. В.Н.Ёлкин работал художественным редактором журнала «Строительство Москвы» и издательства «Московский рабочий».
   В 1934 году Василий Николаевич работал в 1-й Образцовой типографии. Типография готовила важный заказ – брошюру к XVII съезду с речью Сталина. Весь тираж смазался и руководство арестовали. На строительстве канала Москва-Волга В.Н.Ёлкин два года возил тачку с землей из котлована, а после освобождения работал вольнонаемным художником, рисуя стройку канала, участвуя в журнале «На штурм трассы». Многие его работы потом войдут в его монографию «Зарисовки трассы». В конце тридцатых годов В.Н.Ёлкин много работает над плакатом в Изогизе.("Русский плакат.Избранное.-М,; "Контакт-Культура", 2006.160стр,;165 илл.; на русск. и англ.яз. ISBN 5-93882-023-5) За тридцать лет работы было издано более 50 его плакатов, особенно удачные из которых оформлялись в виде открыток. Основное их отличие - мажорность цветовых решений, портретная достоверность героев труда; Стаханова, Матросова, Российского и других. Во время Великой Отечественной войны одновременно с работой над военным плакатом В.Н. Ёлкин по направлению МОСХа работает художником на заводе им. Владимира Ильича, оформляя  иллюстрированные агитационные стенды, содержание которых менялось еженедельно;  командируется в колхозы Оренбургской области, организует школу рисования по образцу Сытинской школы в 1-й Образцовой типографии.

В 1911—1916 годах учился в Школе рисования при типографии И. Сытина у С. Герасимова и Г. Алексеева. В 1923—1928 годах учился во ВХУТЕМАСе-ВХУТЕИНе в Москве у В. Фаворского. С 1928 года был членом объединения «Октябрь». В 1930-е-1970-е годы Ёлкин создавал политические плакаты, в основном на военные и социальные темы, так называемые плакаты-лубки. Участвовал в выставках «Современное книжное искусство» в Кёльне (1928), «Плакат на службе пятилетки» в Москве (1932) и других.

После войны иллюстрировал и оформлял книги для издательств «Детская литература», «Малыш», «Молодая гвардия» и других. Является автором книги «Дерево рассказывает сказки». М., 1971. Работал с Борисом Житковым, Ниной Павловой. Гармония человека с природой, мягкость и лиризм, выраженные в его иллюстрациях к книгам «Лисичкин хлеб» и «Журка» очень понравились Михаилу Пришвину. Эти книги издавались и за рубежом. Начиная с 1956 года В.Н. Ёлкин командируется на Алтай, на Кубань и Дон, где создает много станковых живописных работ (пейзаж, портрет, натюрморт). На выставке Московских акварелистов были показаны такие работы, как «Там, где будет ГЭС», «Скалы на реке Обь» и другие. Он пишет акварелью, темперой и маслом. Осваивает технику письма по шелку, атласу, сатину и бязи. Проникновенны его портреты поэта А. Твардовского, хирурга Ф.Ф. Березкина . По памяти рисует портреты давно умерших отца и матери. Василий Николаевич много путешествует по Подмосковью, Смоленщине, Псковщине, по побережьям Азовского и Балтийского морей. Умер Василий Николаевич в 1991 году в Москве. Главная роль в произведениях В.В. Ёлкина отводится свету и цвету: его пейзажи, натюрморты и портреты обладают декоративностью, живым богатством чистого, полнозвучного цвета. Несмотря на яркость красок, Ёлкину удается сохранить цельность пластической композиции, ощущение цветового равновесия. Но главное - полная свобода и живость игры красок, которая наполняет душу и сердце теплом и радостью.

Ссылки

• [www.plakaty.ru/authors/246/ Елкин Василий Николаевич]

Отрывок, характеризующий Ёлкин, Василий Николаевич (художник)

– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.