Ёлочные украшения

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ёлочные украшения — шары, фигурки и иные украшения, которыми наряжают новогоднюю (или рождественскую) ёлку, а также интерьер и экстерьер помещения к празднику Рождества и Нового года.





Основные этапы

Наряженные ёлки как домашний атрибут Рождества появляются в первой половине XVII века в Германии и в Прибалтике. Первые украшения были достаточно просты и следовали христианской символике: навершием служила Вифлеемская звезда, на ветках развешивались яблоки как символ плодов с Древа познания Добра и Зла, укреплялись и зажигались свечи как символы ангельской чистоты. По мере становления традиции как предназначенной и для детей украшения усложнялись, на ёлку стали вешать искусственные украшения, сладости и орехи[1].

По одному из преданий, первые стеклянные ёлочные игрушки появились в Саксонии в XVI веке[1], то есть даже ранее первой документированной установки рождественского дерева. Другое предание связывает их появление с неурожаем яблок в Германии в 1848 году. Тогда стеклодувы в местечке Лауша в Тюрингии наделали взамен стеклянных «яблок» и с успехом их распродали, что положило начало регулярному производству украшений к празднику. Затем уже их начали выдувать и в Саксонии. Трудно судить, насколько легендарны эти сведения и насколько они связаны с соперничеством стеклодувов из разных краёв. Остаётся фактом, что с середины XIX века стеклодувное производство в Лауше остаётся одним из старейших производств стеклянных ёлочных украшений. В 1867 году там был открыт большой газовый завод, ремесленники которого, пользуясь легко регулируемыми газовыми горелками с высокотемпературным пламенем, выдували уже большие тонкостенные шары[2].

В 1903 году в Лауше был открыт Музей художественного стекла, в котором, в частности, представлена коллекция ёлочных украшений.

Традиция украшать ёлку горящими восковыми свечами потенциально пожароопасна, но люди шли на этот риск ради следования традиции и ради «естественности» украшений. Идея использовать более безопасные электрические гирлянды пришла в конце 1870-х годов к американскому телеграфисту Ральфу Моррису из Новой Англии. Впрочем, он ничего отдельно не изобретал, так как нити маленьких сигнальных электрических лампочек уже использовались на телефонных пультах. Моррис лишь догадался развесить их на ёлке. Идея была оценена его коллегами, а затем подхвачена производителями. В 1895 году в США была изготовлена первая уличная новогодняя электрическая гирлянда, которая украсила ель перед Белым домом[2].

В Англии и США

Традиция украшать ёлки на Рождество пришла в Британию вместе с немецкими иммигрантами в начале XIX века, и как до этого в континентальной Европе, быстро распространилась на островах. Здесь немецкие традиции скрестились с кельтскими и друидическими традициями и поверьями, прежде всего с культом омелы и верой в её особые свойства. И ранее существовало поверье об особом очистительном свойстве венка из омелы. Считалось, что встретившиеся под ним противники должны отложить оружие и не браться до него до следующего дня. Поцелуй же под венком омелы считался невинным и целомудренным. В комбинации с новыми традициями Рождества это привело к появлению рождественских венков как обычного украшения дверей дома (или над входом дом) и внутри[2].

К кельтской же традиции относится украшение ёлки и дома ветками па́дуба остролистного с его ярко-красными ягодами. В тех местах, где это растение не произрастает, использовались его ближайшие родственники, сейчас же чаще приобретаются художественные имитации.

В США традиция наряженных ёлок также была принесена немецкими иммигрантами, а массово вошла в обиход в 1850 году. В том году популярный женский иллюстрированный альманах «Godey’s Lady’s Book» напечатал гравюру «Королевская семья у Рождественской ёлки». Это была слегка американизированная (в стиле одежды и причёсок) версия гравюры 1847 из британского «Illustrated London News». На гравюре перед образцово наряженной ёлкой с подарками под ней были изображены со своими детьми молодые королева Виктория и её муж Альберт. Можно сказать, что эта крайне популярная одно время гравюра не только установила традиции Рождества в США, но и надолго задала стиль его проведения и украшений[3].

В СССР и России

В Российской империи производство собственных украшений было не столь значительно, но их массово завозили на праздники из Европы, в первую очередь из Германии. Старейшим собственным производством украшений являлось стеклодувное предприятие в Клину, основанное ещё по указу Меншикова в начале XVIII века. Эта традиция не прервалась и продолжается на перенесённом в соседний Высоковск ОАО «Ёлочка». Рядом расположен музей ёлочной игрушки[4].

После революции празднования Рождества стали подвергаться всё большим гонениям, вначале непрямым, затем официальным, закончившимися в канун 1929 года прямым запретом на праздник и устройство ёлки. Но граждане не перестали украшать елки украдкой, а игрушки продолжали производиться кустарным способом. Как раз к «периоду запрета» относят самые редкие и дорогие коллекционные советские елочные украшения. Ситуация изменилась только в канун 1935 года, после знаменитого предложения П. П. Постышева в «Правде» вернуть этот праздник советским детям. Разумеется, речь теперь шла не о праздновании Рождества Христова, а именно о праздновании Нового года. Все старые и новые традиции тщательно очищались от какого-либо религиозного оттенка. Это отразилось и на возобновлённом в стране производстве ёлочных украшений.

  • Место шестиконечной золотой или белой Вифлеемской звезды заняла пятиконечная красная. Также стали использовать просто декоративные навершия («пики»).
  • Место шаров и ангелов заняли самые разнообразные фигурки людей, животных, фруктов, овощей. Разнообразие цветных фигурок на ветвях вообще отличало советские ёлки от западных, где украшения могли быть разноцветными, но обычно единой формы[4].

Популярность праздника привела к восстановлению производства ёлочных украшений, сначала как побочных производств на различных предприятиях, затем как самостоятельных производств. Также после войны город Лауша оказался на территории ГДР и продолжал выпуск традиционной ёлочной продукции. Поэтому с середины 1970-х годов СССР стал закупать из ГДР наборы ёлочных украшений, которые поставлялись в специальной экспортной упаковке с надписями на русском. В набор стеклянных украшений входили: навершие («пика»), 16 цветных шаров и 5 украшений иной формы. Варианты этих пяти украшений, а также раскраска шаров менялись от года к году. Эти ёлочные наборы были в СССР дефицитом и одной из наиболее желанных покупок на новогодних базарах, несмотря на достаточно высокую по меркам СССР цену (в 1983 году цена одного набора составляла 9 рублей). Качеством выполнения, упаковки, крепления (проволочные крючки в комплекте вместо ниток) и общим «западным» видом они выделялись среди прочего новогоднего ассортимента.

Интересно отметить, что на экспортных коробках было написано по-русски «С Новым годом!», тогда как на заводах Лауши ещё с XIX века эта продукция традиционно называлась «Украшения для Христова дерева из Тюрингии» (нем. Thüringer Christbaumschmuck). Это название было дано транслитерацией под рисунком на коробке как указание на производителя: «Изготовлено в Германской Демократической Республике народным предприятием Тюрингер Кристбаумшмук».

В настоящее время ассортимент ёлочных украшений в целом одинаков с европейским. Значительная часть этого ассортимента производится на предприятиях Китая.

В разных странах

Страна Особенность
Бразилия Бразилия Новый год в Бразилии приходится на лето, и тогда жители этой страны украшают ёлки маленькими комочками хлопка, как будто это упавший снег
Гватемала Гватемала Гватемальцы в основном украшают ёлку фигурками из библейских сцен
Гренландия Гренландия В Гренландию ёлки завозят, так как собственные из-за холодного климата там не растут. Жители украшают «иностранок» свечами и яркими орнаментами
Ирландия Ирландия В Ирландии ёлки украшают цветными фонариками и мишурой, шары не так популярны
Мексика Мексика В большинстве мексиканских домов центральным украшением считается исп. El Nacimiento — композиции из фигурок, которые изображают сцену рождения Христа из Библии (Рождественский вертеп). Однако украшенная ель тоже присутствует где-нибудь в доме
Швеция Швеция В Швеции ёлки украшают звёздами, игрушками в виде солнца и снежинок, фигурками животных из соломы и дерева

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Ёлочные украшения"

Примечания

  1. 1 2 [povod.tut.by/content/?node_id=65&page_id=1220 История ёлочных игрушек]. TUT.BY. Проверено 14 декабря 2013.
  2. 1 2 3 Иван Охапкин. [www.strf.ru/material.aspx?d_no=26536&CatalogId=222&print=1 Ёлочные украшения: история одной традиции]. Наука и технологии России. Проверено 14 декабря 2013.
  3. [www.americanantiquarian.org/Exhibitions/Christmas/tree.htm The Christmas Tree]. The American Antiquarian Society (AAS). Проверено 14 декабря 2013.
  4. 1 2 Наталья Соколова. [www.rgo.ru/2011/12/istoriya-strany-na-yolke/ История страны на ёлке](недоступная ссылка — история). Русское географическое общество. Проверено 14 декабря 2013. [archive.is/vlQaK Архивировано из первоисточника 16 декабря 2013].

Ссылки

  • Лада Лузина. [www.luzina.kiev.ua/index/ussr История СССР в игрушках]. Проверено 14 декабря 2013.

Отрывок, характеризующий Ёлочные украшения

Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.