Минагава, Ёнэ
| Ёнэ Минагава | |
| 皆川 ヨ子 | |
 | |
| Род деятельности: |
продавщица цветов и овощей |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
13 августа 2007 (114 лет) |
| Место смерти: | |
Ёнэ Минагава (яп. 皆川 ヨ子 Минагава Ёнэ?, 4 января 1893 — 13 августа 2007) — японская долгожительница, являвшаяся старейшим человеком планеты с 28 января 2007 года (после смерти американской долгожительницы Эммы Тиллман), до собственной смерти.
Биография
Ёнэ родилась в японском посёлке Акаикэ префектуры Фукуока (современный посёлок Фукути), 4 января 1893 года, поэтому ей уже было за 50, когда Япония потерпела поражение во Второй мировой войне. Женщина рано овдовела и растила пятерых детей, продавая цветы и овощи в шахтерском городке на острове Кюсю.
По рассказам окружающих, Ёнэ Минагава до самой смерти оставалась сознательным и энергичным человеком. Она очень любила сладости и охотно делилась ими с окружающими. Также, несмотря на преклонный возраст, долгожительница любила бывать на людях и даже танцевала, двигаясь в такт музыке на инвалидной коляске. Она часто играла на сямисэне, а секретом своего долголетия считала «хорошую еду и хороший сон».[1]
В апреле 2005 года, после смерти 114-летней Уры Коямы, Минагава стала старейшим человеком в Японии, а 28 января 2007 года, со смертью 114-летней американской долгожительницы Эммы Тиллман — старейшим человеком в мире. Возраст Ёнэ Миногавы на момент установления мирового рекорда составлял 114 лет и 25 дней.
Ёнэ Миногава скончалась в возрасте 114 лет и 221 дня, 13 августа 2007 года в доме престарелых посёлка Фукути. Она пережила четверых своих детей, но оставила после себя шестерых внуков, двенадцать правнуков и двух праправнуков. С её смертью старейшим человеком планеты стала долгожительница из США, 114-ти летняя Эдна Паркер.[2]
Напишите отзыв о статье "Минагава, Ёнэ"
Примечания
Отрывок, характеризующий Минагава, Ёнэ
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
