Ёсида, Дзэнго

Ёсида Дзэнго
яп. 吉田 善吾
Ёсида Дзэнго
Дата рождения	14 февраля 1885(1885-02-14)
Место рождения	префектура Сага, Японская империя
Дата смерти	14 ноября 1966(1966-11-14) (81 год)
Место смерти	Токио, Япония
Принадлежность	Японская империя
Род войск	Императорский флот Японии
Годы службы	1904-1945
Звание	адмирал
Командовал	2-й флот Объединённый флот Китайский флот
В отставке	1945

Дзэнго Ёсида (яп. 吉田 善吾, 14 февраля 1885 — 14 ноября 1966) — адмирал Императорского флота Японии.

Ёсида Дзэнго родился в крестьянской семье в префектуре Сага, и был усыновлён семьёй местного рисоторговца. В 1904 году он закончил Военную академию Императорского флота, став 12-м в списке из 190 выпускников своего курса. В качестве мичмана он служил на плавучей базе подводных лодок «Карасаки-мару» и на крейсере «Касуга». Из-за участия в русско-японской войне он стал младшим лейтенантом позже обычного срока.

В 1906—1907 годах Ёсида Дзэнго учился в школе морской артиллерии и торпедного дела, затем служил на истребителе «Асацую» и крейсере «Хасидатэ».

Став в 1909 году лейтенантом, он поступил для углублённого изучения торпедного дела в Высшую военную академию, которую окончил в 1913 году. В 1915 году он стал капитаном 3-го ранга, в 1919 — капитаном 2-го ранга. В это время он занимал различные административные посты, в основном концентрируясь на учёбе. Став в 1923 году капитаном 1-го ранга, он получил в 1924 году под командование крейсер «Хирадо». В 1924—1925 годах служил начальником штаба морского района Майдзуру, с декабря 1927 года командовал линейным крейсером «Конго», с декабря 1928 — линкором «Муцу».

30 ноября 1929 года Ёсида Дзэнго был произведён в контр-адмиралы, после чего служил на различных штабных должностях. 15 ноября 1934 года он был произведён в вице-адмиралы. В 1936—1937 годах Ёсидо Дзэнго был главнокомандующим 2-го флота, в 1937—1939 — главнокомандующим Объединённого флота.

30 августа 1939 года Есида Дзэнго стал министром флота. В этой должности он занял позицию противодействия подписанию Тройственного пакта с фашистской Италией и нацистской Германией. В сентябре 1940 года ему пришлось уйти в отставку из-за болезни.

15 ноября 1940 года Ёсида Дзэнго был произведён в адмиралы. С ноября 1942 по декабрь 1943 года командовал Китайским флотом, с декабря 1943 года возглавил Высшую военную академию Императорского флота. Затем вошёл в Высший военный совет, и оставался его членом вплоть до своей отставки 1 июня 1945 года.

Отрывок, характеризующий Ёсида, Дзэнго

– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»