Ёсида синто

Ёсида синто (яп. 吉田神道 Ёсида синто:) или Юйицу синто (яп. 唯一神道 Юиицу синто:) — синтоистское учение, основанное Ёсидой Канэтомо и названное в его честь.

История

Семья Ёсиды была ответвлением одной из древнейших фамилий священников, Урабэ. Издревле она владела филиалом главного родового храма рода Фудзивара, построенным в Киото святилищем Касуга. Данное святилище было одним из 22 главных святилищ, субсидируемых правительством. Когда Ёсиде исполнилось 33 года, разразилась война годов Онин в ходе которой большая часть Киото была разрушена. Вместе с городом был разрушен и филиал святилища Касуга в котором Ёсида к тому времени стал главным священником. Правительство решило восстановить храм, но одновременно с этим передать его другому роду священников. В этот момент Ёсида выступил со своим новым учением. При этом он использовал те же методы, что применялись ранее для продвижения ватараи синто. По утверждению Ёсиды одновременно с явным синто, описанным в Кодзики, Нихонги и Кудзики, существует также тайное синто. Оно передается в роду Урабэ из поколения в поколение, в виде трех «сокровенных божественных писаний». Утверждалось, что эти документы достались священникам от их божественного предка, Амэ-но коянэ. Тот в свою очередь получил тексты от повелителя созвездия Большой Медведицы.

В трактовке Ёсиды, вероятно и бывшего автором новых текстов, главным божеством истинного синто являлась не Аматэрасу, а ками Тайгэнсонсин, он же Куни-но Токо тати-но микото, он же Амэ-но Минакануси. Этот ками существовал до возникновения неба и земли и даже до возникновения инь и ян. Поэтому весь космос и все ками не более чем его воплощение. Таким образом, почитая Тайгэнсонсина, человек почитает и всех остальных ками. Согласно же открытой Ёсидой в 1481 году новой тайне, Тайгэнсонсин к тому же является истоком будд и бодхисатв. Таким образом, бытовавшая ранее трактовка о том что ками — проявления будд, была перевернута с ног на голову. Благодаря этому, впервые синто стало восприниматься как самостоятельное учение, существовавшее до прихода заморских идей. Это эпохальное событие определило интеллектуальные дискуссии на много лет вперед.

Стремясь подчеркнуть независимость своего учения от других учений и в первую очередь от ватараи синто во многом послужившего основой ёсида синто, Ёсида стал использовать не столько буддийскую терминологию, сколько терминологию даосов. Одним из современных исследователей учения, Нисидой Нагао в архивах клана Ёсида был обнаружен зачитанный до дыр известный даосский труд «Сокровенная Сутра Обретения Изначальной Жизни И Бессмертия Следуя Путём Великого Изначального Духа Созвездия Большой Медведицы». Заимствования из этого труда были столь обширны, что по мнению исследователя ёсида синто стало даоской теологией, с некоторыми терминами прежнего синто. Тем не менее, несмотря на влияние даосизма, в учении были и элементы буддизма. Это видно не только на уровне терминов и идей, но и в общей идее существования тайных и явных аспектов бытия.

Ёсида был не только талантливым компилятором, но и умелым организатором. Для того что бы каждому собеседнику представить своё учение в выгодном свете, Ёсида ввёл четыре уровня секретности толкования. При этом, он, похоже, «забывал» сказать собеседнику, на каком уровне ведется беседа. В итоге он сумел заручиться поддержкой как императора Японии, так и сёгуна в лице его жены. Первому казалось что он получит систематизированную идеологию, позволяющую оправдать притязания на власть. Второй вероятно, был рад тому что главное императорское божество теряет статус главного ками. От жены сёгуна Ёсида получил деньги, императора же он убедил собственноручно написать шесть дощечек с названием святилища и «мудрыми словами» по традиции закрепляемых у фронтона храма. Затем он приступил к сооружению нового храма, сама структура которого должна была отражать структуру его нового учения.

Новый храм был закончен в 1485 году. В его дворе размещалось множество святилищ, посвящённых всем 3132 ками, упомянутым в «Уложениях годов Энги». В центре возвышался восьмиугольный храм главного божества. Дождевая вода стекала через отверстие в его крыше по центральному столбу и уходила в землю просачиваясь через уложенные в основание 3132 камня. Всё это должно было наводить на мысль что перед верующим главное святилище Японии и почитая его божество, человек почитает и всех остальных богов.

Спустя два года, в 1487 году внешнее святилище храма Исэ сгорело. Ходили слухи, что при этом сгорел и синтай соответствующего божества. Для проверки слухов хотели отправить Ёсиду, но священники внешнего святилища отказались принять «еретика». Тем временем Ёсида сообщил императору, что ками храма Исэ решили покинуть пришедшее в упадок святилище и перебраться в его новый храм. Это сопровождалось рядом чудес. Во-первых, когда ками поднялись вверх по реке, на которой стоит Киото, вода в ней стала солёной. Во-вторых, над храмом Ёсиды собрались восемь облаков, с которых на землю сошли два луча. Спустя некоторое время на землю упал предмет, в котором Ёсида опознал синтай внешнего святилища Исэ. Вскоре таким же образом в его руки попал и синтай внутреннего храма. Оба предмета были предъявлены императору. Император повелел проверить слова Ёсиды и оказалось что вода реки действительно стала солоноватой. Убедившись в словах священника, правитель выдал документ, подтверждающий что принесенные Ёсидой предметы — действительно синтай храма Исэ. Возмущённые священники храма Исэ провели собственное расследование, в ходе которого обнаружили закопанные в верховьях реки мешки с солью. Однако, что-либо делать было уже поздно — усомнившись в верности выданного императором документа, они обвинили бы его во лжи.

В укреплении своего учения Ёсида не стеснялся никаких подлогов. Он сочинял древние тексты, сумев при этом даже переписать один из «секретных» текстов рода священников внешнего храма, Ватараи, также являвшийся фальсификацией. Он переписывал и свою родословную, утверждая, что его род восходит к древнейшему роду священнослужителей Накатоми. Поэтому, с точки зрения Ёсиды его род должен стоять во главе всей священной иерархии. В итоге он сумел добиться формального главенства своего клана и с конца XVI века первосвященники Ёсида стали выдавать разрешения на занятие должностей синтоистких священнослужителей. В 1665 году по декрету сёгуна первосвященники Ёсида уже выдавали разрешения на занятие любых должностей служителей ками. Исключением были лишь наиболее известные и почитаемые рода.

Литература

• А. А. Накорчевский. Япония Синто, глава 6 Многоликое синто: история

См. также

• Ёсида Канэтомо

Отрывок, характеризующий Ёсида синто

– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.