Таю

Таю (яп. 太夫、大夫 таю:, тайфу, дайфу, дословно «дафу», чиновник в Китае) — высший ранг дорогих японских проституток (к ним близки ойран).

Внешний вид

Таю отличаются от гейш более богатой одеждой (сверху на кимоно надевают вышитую накидку утикакэ) и тем, что повязывают шитый золотом пояс спереди, а не сзади, как гейши. Причёски таю соответствуют причёскам майко, но у таю они намного больше украшены. В частности, в передний пучок причёски вкалывается восемь кандзаси-шпилек. В причёске таю три гребня, а у гейш — лишь один.

Таю, как и гейши, белят лицо, а также чернят зубы. Обувь таю — очень высокие деревянные сандалии «гэта» с тремя «ножками», называемые самбонъаси (яп. 三本足, «три ноги»). Они надеваются на босу ногу; гейши же носят таби.

История

Таю появились в начале периода Эдо, в начале XVII века. Первоначально так называли актрис театра Кабуки, достигших высокого мастерства. Спустя некоторое время государство взяло проституцию под жёсткий налоговый контроль, в столице (тогда ею был Хэйан-кё, современный Киото) и крупных городах открыли кварталы «юкаку», где юдзё легально развлекали клиентов. Проституток разделили на ранги, словом «таю» стали называть высший ранг дорогих проституток — «ойран». Они обслуживали даймё, хатамото, аристократию. Среди таю появились «звёзды»: Ёсино-таю, Югири-таю, Такао-даю.

В период сакоку японская культура обратила взгляд на саму себя после многовековой ориентации на Китай. Подъём купеческого сословия, до того презираемого, вызвал и возвышение дорогих проституток. Купцы там могли купить уважение и почёт за золото, что в остальной Японии было невозможно. Проститутки высоких рангов получали незаурядное образование, умели играть на аристократических инструментах кокю и кото, танцевали популярные при дворе танцы.

Лайза Дэлби пишет:

Этих женщин называли «разрушительницами за́мков» (яп. 傾城 кэйсэй) из-за их покоряющего облика, аналогично мифическим красавицам древности, которые могли уничтожить человека так же просто, как армию. Куртизанки носили многослойные одежды, богато украшенные кимоно, многочисленные лакированные и черепаховые гребни в волосах. Широкие вышитые оби повязывались спереди: не из-за того, что, как некоторые предполагают, так проще его развязывать, но из-за того, что так одевались замужние женщины, а юдзё была «женой на одну ночь».

Оригинальный текст (англ.)  

These women were dubbed "castle-destroyers" (keisei) because their sex appeal, like the mythical beauties of history, could destroy a man as easily as any army. These courtesans wore layers of ornately decorated kimono and a multitude of lacquer and tortoiseshell combs in their hair. Their wide, brocaded obi were tied in front — not, as some suppose, because it was easier to undress that way, but because that was the practice of married women and a yuujo was, in a sense, a wife for an evening.

— [www.nerve.com/content/sex-and-the-single-geisha Sex and the single geisha — Dalby Liza]

С появлением гейш таю пришли в упадок. Из Ёсивары таю исчезли в годы Хорэки (1751—1764), им сменили название на сантя (яп. 散茶). Сегодня таю существуют лишь в чайном домике Ватигайя (яп. 輪違屋) в киотоской Симабаре. Так как проституция в Японии была запрещена законодательно, таю стали исполнять те же функции, что и гейши и были объявлены особой разновидностью гейш.

Учениц — камуро (яп. 禿, также может читаться «кабуро») — в которые принимали девочек шести—восьми лет, в XXI веке изображают дети со стороны: в Японии запрещено работать до окончания средней школы.

Известные таю

Ёсино-таю

Ёсино-таю (яп. 吉野太夫 ёсино таю:, настоящее имя — 松田 徳子, Норико Мацуда). Родилась в семье самурая. Продана в Рокудзё мисудзи-мати (яп. 六条三筋町 рокудзё: мисудзи мати), первоначальное название Симабары, в семилетнем возрасте, стала там камуро. Ёсино быстро поднялась по карьерной лестнице и стала одной из образованнейших женщин своего времени. Её друзьями были влиятельные люди, в частности, монах Нитирэн, основавший секту Нитирэн-сю. Ёсино проводила много времени в беседах с ним, а также оказывала финансовое покровительство храму Дзёсё-дзи (яп. 常照寺 дзё:сё: дзи, дословно «постоянно сияющий храм»).

В 26 лет Ёсино выкупил Дзёэки Хаия (яп. 灰屋 紹益 хаия дзё:эки), наследник одной из самых богатых купеческих семей города. Ёсино стала его женой. Однако всего через 12 лет, 7 октября 1643 года Ёсино умерла от болезней. Она была похоронена на земле храма Дзёсё-дзи, к её могиле каждый год совершается театрализованное паломничество «Ёсино-таю хана куё» (яп. 吉野太夫花供養 ёсино таю: хана куё:, поминальная цветочная служба по Ёсино таю). В нём участвуют оставшиеся в Симабаре таю.

Югири-таю

Югири-таю (яп. 夕霧太夫 ю:гири таю:): под этим псевдонимом работали две таю: Тэру из Симмати и Ёсико Накамура из Симабары.

Тэру из Симмати

Дата рождения неизвестна. Умерла в 1678 году. Предположительное место рождения — район Киото «Укё», квартал Сага. Неизвестно, как Тэру попала в Симабару, но там она получила псевдоним Сэнъя-таю (яп. 扇屋太夫 сэнъя таю:, таю комнаты с веерами). Позже Тэру переехала в Осаку, в квартал Симмати, где получила псевдоним Югири-таю (яп. 夕霧太夫 ю:гири таю:, таю вечернего тумана). Современники описывают её как прекрасную и талантливую женщину.

Тэру умерла от болезней в возрасте примерно 22—27 лет, её смерть оплакивал весь город. Траур по ней служат как в храме Дзёкоку-дзи в Осаке (яп. 浄国寺 дзё:коку дзи), так и в Сэйрё-дзи (яп. 清凉寺 сэйрё: дзи), а также в Токусиме и Вакаяме. День смерти Югири-таю в хайку обозначается «сезонным словом» югири-ки (яп. 夕霧忌, траур по Югири).

Ёсико Накамура

Ёсико Накамура (яп. 中村 芳子 накамура ёсико), 30 октября 1920 — 3 декабря 1987. Японская киноактриса, таю. Настоящее имя — Ёсико Ватанабэ (яп. 渡辺 芳子). В 1936 году Ёсико выпустилась из Осакской муниципальной школы Хориэ (яп. 大阪市立堀江小学校 о:сака сирицу хориэ сё:гакко:), и в том же году вступила в труппу театра марионеток Гобан дайхэйки ямасина канкё (яп. 碁盤太平記・山科閑居).

Дом её родителей располагался в осакском квартале красных фонарей Симмати, Ёсико унаследовала его в 1980 году вместе с титулом «Югири-таю». В Киёмидзу-дэра в ноябре проводится поминальная служба Югири куё мацури (яп. 夕霧供養祭, «заупокойное празднество по Югири»). В 1988 году на её могиле было установлено надгробие с танка.

Такао-даю

Такао-даю (яп. 高尾太夫 такао даю:), 1640–1660. Такао была первой ойран в Ёсиваре, получившей ранг таю. Такао вместе с Ёсино-таю и Югири-таю называют Тремя великими куртизанками (яп. 三名妓 саммё:ги). Имя «Такао» было наследуемым, как многие другие имена знаменитых куртизанок.

В Энсэки дзиссю (яп. 燕石十種 энсэки дзиссю) говорится, что первая женщина, носившая имя Такао, позже стала буддийской монахиней. В январь третьего года периода Мандзи (1660) она скончалась.

Современные таю

Ханаоги таю

Ханаоги-таю (яп. 花扇太夫 ханао:ги таю:, дословно «таю Веер с цветами»), настоящее имя Хаттори Ёсико (яп. 服部佳子), окончила частный женский колледж Катё. С трёх лет выступала на сцене, исполняя традиционные японские танцы. В детском саду была моделью для дзюнихитоэ. Ханаоги изучала кагура, придворные танцы.

В своей книге «Поиски желающего стать таю в Симабаре» (яп. 嶋原で太夫になる人を探している Симабара дэ таю: ни нару хито о сагаситэиру) Ханаоги пишет, что стала таю, потому что хотела научиться петь в жанре дзиута. Сегодня, кроме основной работы, она читает лекции и занимается управлением.

Цукаса-таю

Цукаса-таю (яп. 司太夫, дословно «главная таю»), настоящее имя Накагава Юкиэ (яп. 中川幸永). С 16 лет была майко в киотоском квартале Гион кобу; её профессиональный псевдоним — Намико (яп. 奈見子). С детства она изучала японскую чайную церемонию, традиционный японский танец, каллиграфию, игру на кото. Окончив среднюю школу, Цукаса прошла обучение в качестве майко в окия. По окончании обучения она решила, что должна попробовать стать таю, так как профессия находится в опасном положении, и в 23 года Юкиэ приняла псевдоним Цукаса-таю. Она поддерживает сайт, участвует в муниципальных мероприятиях.

Литература

• Cecilia Segawa Seigle «Yoshiwara: the glittering world of the Japanese courtesan»
• C. Andrew Gerstle «18th century Japan: culture and society»

Ссылки

• [kyoto.cool.ne.jp/tukasa21/ Сайт киотоской таю Цукасы]
• [www.youtube.com/watch?v=MwmXIxc9G5w Ёсино таю хана куё], [flickr.com/photos/wwps/sets/72157604677773236/ фото]
• [www.youtube.com/watch?v=uH5g8W22FV0 танец Кисараги таю]
• Интервью Кисараги-таю: [rybalko-orient.com.ua/2011/01/tayu-part-1/ 1], [rybalko-orient.com.ua/2011/01/tayu-part-2/ 2].
• [www.auelib.aichi-edu.ac.jp/lib/postcards/Tayu.html Статья о параде таю/ойран]

Отрывок, характеризующий Таю

– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]