Ё

Буква со сходным начертанием: Ë

Ё, ё — 7-я буква русского и белорусского алфавитов и 9-я буква русинского алфавита. Используется также в некоторых неславянских алфавитах на основе гражданской кириллицы (например, казахском, киргизском, монгольском, таджикском, чувашском и удмуртском). После согласных означает их мягкость (если это возможно) и звук [o]; в прочих случаях — сочетание [йo]. В словах исконно русского происхождения (кроме слов с приставками трёх- и четырёх-) всегда несёт ударение. В редких случаях безударного использования (что возможно только в заимствованиях: кёнигсбе́ргский, сёрфинги́ст, сложных словах: лёссови́дный, словах с приставками трёх- и четырёх-: четырёхча́стный, или в словах, образованных от названия самой буквы «ё»: ёфика́ция) фонетически тождественна безударным «и», «е», «я» либо имеет побочное ударение, но может отражать особенности написания в языке-источнике.

В русском языке (то есть в русском письме) буква «ё» используется прежде всего в тех позициях, где произношение [(j)o] образовалось из [(j)e], чем и объясняется производная от «е» форма буквы. В русском письме, в отличие от белорусского, простановка точек над «ё» в большинстве случаев факультативна (см. правила употребления этой буквы).

В других славянских кириллицах буква «ё» не используется. В украинской и болгарской письменности для обозначения соответствующих звуков пишут «ьо» после согласных и «йо» в других случаях. В сербской письменности (и построенной на её базе македонской) вообще нет особых букв для гласных йотированных и (или) смягчающих предыдущую согласную, так как для различия слогов с мягкой и твёрдой согласной там применяются не разные гласные буквы, а разные согласные, а Ј (йот) всегда пишется отдельной буквой. В старо- и церковнославянской азбуке аналогичной «ё» буквы нет по причине отсутствия соответствующих сочетаний звуков.

Название надстрочного элемента

Официального и общепринятого термина для выносного элемента, присутствующего в букве «ё», нет. Традиционное языкознание и педагогика использовали слово «двоеточие», в последние же сто лет чаще всего обходятся менее формальным выражением «две точки», либо вообще стараются избегать отдельного упоминания этого элемента. Использование иноязычных терминов (умлаут, трема, диерезис или диалитика) применительно к данной ситуации считается некорректным, так как это диакритические знаки и прежде всего обозначают определённую фонетическую функцию, хотя, например, А. А. Реформатский их использовал.

История

В древних славянских языках звук [о] после мягких согласных (к которым относились также шипящие и [ц]) отсутствовал, так как в праславянском языке он в этой позиции изменился в [э].

В XII—XVI веках в русском языке произошло изменение звучания ударной гласной, обозначаемой буквой е: звук [э] изменился в [о] под ударением перед твёрдыми согласными и на конце слова. При этом е сохранилось перед ц (на момент действия закона ц был мягким согласным), перед некоторыми сочетаниями согласных (первый, верх, женский — на момент действия закона также с мягкими согласными); иногда появился звук [о] и между мягкими согласными, большей частью по морфологической аналоги (о клёне — по аналогии с клён, клёна…; глагольное окончание -ёте — по аналоги с -ёт, -ём; окончание творительного падежа -ёю/-ёй — по аналогии с -ою/-ой). Церковнославянский язык и церковнославянизмы действию закона не подверглись. Не подверглись также заимствования, пришедшие в русский язык позднее. Звук, обозначавшийся буквой ять, за редкими исключениями не перешёл в [о].

Образовавшееся в русском произношении сочетание звуков [jo] (и [o] после мягких согласных) долгое время не находило себе никакого выражения на письме. В середине XVIII века для них было введено обозначение в виде букв IO под общей крышечкой, но оно оказалось громоздким и применялось редко. Использовались варианты: знаки о, ьо, їô, ió, ио.

В 1783 году взамен существующих вариантов была предложена литера «ё». В печати, однако, она впервые была употреблена только двенадцатью годами позже (в 1795 году). Высказывалось предположение о влиянии шведской азбуки.

В доме директора Петербургской академии наук княгини Екатерины Романовны Дашковой 29 ноября (18 ноября по старому стилю) 1783 года состоялось одно из первых заседаний недавно созданной Российской академии, на котором присутствовали Г. Р. Державин, Д. И. Фонвизин, И. И. Лепёхин, Я. Б. Княжнин, митрополит Гавриил и др. Обсуждался проект полного толкового славяно-российского словаря, знаменитого впоследствии 6-томного «Словаря Академии Российской». Академики уже было собирались расходиться по домам, когда Екатерина Романовна спросила у присутствующих, сможет ли кто-нибудь написать слово «ёлка». Академики решили, что княгиня шутит, но та, написав произнесённое ею слово «іолка», спросила: «Правомерно ли изображать один звук двумя буквами?» Заметив, что «выговоры сии уже введены обычаем, которому, когда он не противоречит здравому рассудку, всячески последовать надлежит», Дашкова предложила использовать новую букву «ё» «для выражения слов и выговоров, с сего согласия начинающихся, как матіорый, іолка, іож, іол». Доводы Дашковой показались убедительными, и целесообразность введения новой буквы было предложено оценить члену Академии наук митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Гавриилу. 18 ноября 1783 года буква «ё» получила официальное признание.

Новаторскую идею княгини поддержал ряд ведущих деятелей культуры того времени, включая Державина, который первым начал использовать «ё» в личной переписке. Первое же печатное издание, в котором встречается буква «ё», — книга Ивана Дмитриева «И мои безделки» (1795), изданная в Московской университетской типографии у Х. Ридигера и Х. А. Клаудия (эта типография, в которой печаталась с 1788 года газета «Московские ведомости», находилась на месте нынешнего здания Центрального телеграфа). Первым словом, отпечатанным с буквой «ё», было «всё», затем «огонёкъ», «пенёкъ», «безсмёртна», «василёчикъ». Первая фамилия («Потёмкинъ») с этой буквой была напечатана в 1798 году у Г. Р. Державина.

Известной буква «ё» стала благодаря Н. М. Карамзину, в связи с чем он до недавнего времени (пока не была предана широкой огласке изложенная выше история) считался её автором. В 1796 году, в первой книжке издаваемого Карамзиным стихотворного альманаха «Аониды», выходившего из той же университетской типографии, с буквой «ё» были напечатаны слова «зарёю», «орёлъ», «мотылёкъ», «слёзы», а также первый глагол «потёкъ». Однако неясно, была ли то собственная идея Карамзина или же инициатива кого-то из сотрудников издательства. Следует отметить, что в научных работах (например, в знаменитой «Истории государства Российского», 1816—1829) Карамзин букву «ё» не использовал.

Трудности распространения

Хотя литера «ё» была предложена в 1783 году, а в печати употреблена в 1795 году, отдельной буквой она долгое время не считалась и в азбуку официально не входила. Это характерно для вновь введённых литер: таков же был статус и знака «й», который, в отличие от «ё», был обязателен к употреблению ещё с 1735 года. Академик Я. К. Грот в своём «Русском правописании» отмечал, что эти две буквы «должны бы также занимать место в азбуке», но ещё долго это оставалось лишь благим пожеланием.

Распространению буквы «ё» в XVIII—XIX веках мешало и принятое в то время отношение к «ёкающему» произношению как к мещанскому, речи «подлой черни», тогда как «церковный» «е́кающий» выговор считался более культурным, благородным и интеллигентным. Среди борцов с «ёканьем» были такие столпы классицизма, как А. П. Сумароков и В. К. Тредиаковский. Появление в письменном обиходе новой буквы вызвало отпор со стороны консервативной «Беседы любителей русского слова». К примеру, президент Академии Российской А. С. Шишков упрекал филолога Добровского после выхода в 1820 году его новой книги:

Многія слова в ней напечатаны съ двумя точками надъ буквою е, какъ то живёшь, лжёшь, льёшь, поёшь, и проч. Хотя и дѣйствительно всѣ такъ говорятъ, то есть произносятъ букву е какъ іô или ё, но сіе произношеніе есть простонародное, никогда правописанію и чистотѣ языка несвойственное. Выдумка сія, чтобъ ставить надъ буквою е двѣ точки, вошла въ новѣйшія времена къ совершенной порчѣ языка. Она до того распространилась, что пишутъ даже звёзды, гнёзды, лжёшь, и проч., когда иначе не пишется и даже говорящими чисто не говорится, как гнѣзда, звѣзда, лжешь, или въ просторѣчіи лжошь, но никогда лжёшь, чего и произнести невозможно. Нигдѣ въ рускихъ книгахъ (кромѣ нѣкоторыхъ нынѣшнихъ), ни въ какомъ писателѣ прежнемъ, не найдемъ мы сего новопроявившагося ё.

В 1831 году А. Х. Востоков писал:

2 Для изображенія звука іô, слышимаго въ просторѣчіи вмѣсто е, введено начертаніе ё; но употребленіе сего начертанія не одобряется просвѣщеннѣйшими судіями языка, будучи признаваемо излишнимъ тамъ, гдѣ можно писашь е, напр. ежъ, ледъ, хотя бы и произносили іôжъ, ліôдъ, точно такъ какъ пишутъ о, произнося а: огонь, вода, а не агонь, вада (см. § 169). Если и допустить сію букву ё въ иностранныхъ словахъ для изображенія Французскаго eu, напр. Актёръ, Аcteur, то оная не должна быть смѣшиваема въ употребленіи съ буквами іô, іо или ьо выражающими jо или yo иностранныхъ словъ, напр Суліоты, медальонъ (а не Суліёты, Медальёнъ).

Во второй половине XIX века буква стала употребляться даже реже, чем прежде, из-за затруднений, возникавших при изготовлении типографских литер с двумя точками^{[неавторитетный источник?]}.

Декрет за подписью советского наркома просвещения А. В. Луначарского, опубликованный (без даты) 23 декабря 1917 года (5 января 1918 года) и вводивший как обязательную реформированную орфографию, среди прочего, гласил: «Признать желательным, но необязательным употребление буквы „ё“».

Формально, буквы «ё» и «й» вошли в алфавит (и получили порядковые номера) только в советское время (если не считать «Новой азбуки» Льва Толстого (1875), в которой буква «ё» стояла на 31-м месте, между ятем и «э»). 24 декабря 1942 года приказом народного комиссара просвещения РСФСР В. П. Потёмкина было введено обязательное употребление буквы «ё» в школьной практике, и с этого времени (иногда, впрочем, упоминают о 1943 или даже о 1956 годе, когда были впервые опубликованы нормативные правила орфографии) она официально считается входящей в русский алфавит.

Существует легенда, что на популяризацию буквы «ё» оказал влияние Иосиф Сталин. Согласно ей, 6 декабря 1942 года Сталину на подпись принесли приказ, в котором фамилии нескольких генералов были напечатаны с буквой «е», а не «ё». Сталин пришёл в ярость, и на следующий день во всех статьях газеты «Правда» вдруг появилась буква «ё». По другой версии, причиной было то, что немецкие военные карты, на которых произношение «ё» всегда передавалось через jo, оказывались точнее советских.

Последующие лет десять художественная и научная литература выходила с практически сплошным использованием буквы «ё», но ещё при жизни Сталина издатели вернулись к прошлой практике употребления её только в случае крайней необходимости. В 15-м томе Большой советской энциклопедии, вышедшем в 1952 году, констатировалась необязательность употребления буквы «ё».

Сторонники и противники

Среди современных литераторов, которые публикуют или публиковали свои тексты с обязательным использованием буквы «ё», — А. И. Солженицын, Ю. М. Поляков, А. В. Карасёв, М. В. Семёнова, М. К. Щербаков, С. В. Логинов, М. В. Погарский. Сторонниками этой буквы в разное время были и являются такие известные лингвисты, как Д. Н. Ушаков, Л. В. Щерба, А. А. Реформатский, Д. И. Ермолович.

После реформы 1917 г. русский алфавит состоит из 33 букв (считая букву ё, которая до конца не узаконена, но является необходимой для правильного отображения в письме русского языка, что прекрасно понимали филологи ещё в XVIII в., предлагая ввести букву io, впоследствии заменённую Карамзиным знаком ё). А. А. Реформатский, «Введение в языковедение»

Российский министр культуры А. С. Соколов в интервью также высказался за использование буквы «ё» в письменной речи. Против использования буквы «ё» высказывались Артемий Лебедев, Роман Лейбов, против «нынешнего насаждения буквы „ё“» — Максим Поташёв.

Вариации на тему «ё»

В конце XIX — начале XX вв. предпринималась попытка ввести в русскую письменность ещё одну букву: соответствующую французскому eu и немецкому ö, но не йотированную и не смягчающую предыдущие согласные (написания Гёте, Рёнтгенъ казались недостаточно верными, так как русская «ё» подразумевает сильное смягчение; а Эженъ, Эзель примерно столь же неадекватными, как и Ёженъ, Ёзель). Для неё предлагалось начертание в виде э с двумя точками (ӭ), и этот знак действительно использовался в дореволюционной печати при передаче иностранных имён и названий, наряду с «ё» в русских словах. Иногда в этом же значении употреблялась просто немецкая литера ö.

В тех немногих случаях, когда «ёкающее» произношение образовалось на месте буквы ять, написание через «ё» по старой орфографии было невозможным — очевидной орфографической ошибкой; использование же ятя с ударением (в словарном тексте) подчёркивало неверное произношение (звѣ́зды). Из этой сложной ситуации интересный выход нашла редакция 3-го (посмертного, переделанного) издания словаря Даля: издатели попросту поставили точки над ятем.

Правила употребления буквы «ё»

Законы и постановления

24 декабря 1942 года приказом № 1825 народного комиссара просвещения РСФСР В. П. Потёмкина было введено обязательное употребление буквы «ё». Согласно легенде, изданию приказа предшествовала история, когда Сталин грубо обошёлся с управделами Совнаркома Яковом Чадаевым за то, что тот 5 (или 6) декабря 1942 года принёс ему на подпись постановление, в котором фамилии нескольких генералов были напечатаны без буквы «ё». Чадаев оповестил редактора «Правды» о желании вождя видеть и в печати «ё». И уже в номере за 7 декабря 1942 года во всех статьях вдруг появляется эта буква. На первой полосе справа от названия газеты читаем: «Рабочие, колхозники, советская интеллигенция! Самоотверженным трудом усиливайте помощь фронту! Свято выполняйте свой гражданский долг перед родиной и её доблестными защитниками на фронте!»

В соответствии с ч. 3 ст. 1 ФЗ от 01.06.2005 г. № 53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации», порядок утверждения норм современного русского литературного языка, при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации, правил русской орфографии и пунктуации, определяется Правительством Российской Федерации.

Постановлением Правительства РФ от 23.11.2006 г. № 714 «О порядке утверждения норм современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка РФ, правил русской орфографии и пунктуации» установлено, что Министерство образования и науки РФ утверждает на основании рекомендаций Межведомственной комиссии по русскому языку список грамматик, словарей и справочников, содержащий нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка РФ, а также правила русской орфографии и пунктуации.

В соответствии с Письмом Министерства образования и науки РФ от 03.05.2007 г. № АФ-159/03 «О решениях Межведомственной комиссии по русскому языку» предписывается обязательно писать букву «ё» в случаях, когда возможно неправильное прочтение слова, например, в именах собственных, поскольку игнорирование буквы «ё» в этом случае является нарушением ФЗ «О государственном языке Российской Федерации».

Согласно действующим правилам русской орфографии и пунктуации, в обычных печатных текстах буква ё употребляется выборочно. Однако по желанию автора или редактора любая книга может быть напечатана последовательно с буквой ё.

Мнение филологов

В. М. Пахомов, подписавшийся кандидатом филологических наук и главным редактором портала ГРАМОТА.РУ (фамилия отсутствует среди членов редакционного совета на портале), на справочно-информационном портале «Русский язык», созданном по рекомендации Комиссии «Русский язык в СМИ» Совета по русскому языку при Правительстве Российской Федерации ([gramota.ru/gramota/about/ Грамота.ру]), в разделе Азбучные истины называет ошибочность употребления е вместо ё «мифом» и рекомендует выборочное употребление ё:

Азбучная истина № 7. Употребление буквы ё обязательно в текстах с последовательно поставленными знаками ударения, в книгах для детей младшего возраста (в том числе учебниках для школьников младших классов), в учебниках для иностранцев. В обычных печатных текстах ё рекомендуется писать в тех случаях, когда возможно неправильное прочтение слова, когда надо указать правильное произношение редкого слова или предупредить речевую ошибку. Букву ё следует также писать в собственных именах. В остальных случаях употребление ё факультативно, то есть необязательно.

Звуковое содержание буквы

Буква «ё» употребляется:

• для передачи ударного гласного [o] и одновременно для указания на мягкость предшествующего согласного: гребёнка, овёс, молодёжь, ползём, лёжа, мёд, днём, пёс, брёл, всё, тётя, Фёдор (после г, к, х это возможно только в заимствованиях: Гёте, Кёльн, Хёглунд, ликёр, не считая единственного собственно русского слова ткёшь, ткёт, ткём, ткёте с производными, а также образованного в русском языке от заимствования слова паникёр);
• для передачи ударного [o] после шипящих: жжём, чёрт, шёлк, щёлкать (в этой позиции выбор между написаниями через «ё» или через «о» задаётся достаточно сложной системой правил и списков слов-исключений);
• для передачи сочетания [j] и ударного [o]:
  • в начале слова: ёлка, ёж, ёмкость;
  • после гласных: заём, её, остриё, боёк, куёт, плюём;
  • после согласных (отделяется разделительным знаком): вьёт, бельё, объём.

В русских словах «ё» возможно только под ударением (хотя бы побочным: трёхместный, четырёхэтажный, лёссовидный); если же при словоизменении или словообразовании ударение уходит на другой слог, то «ё» заменяется на «е» (мёд — на меду́ — медо́вый, берёт — вы́берет, о чём — не́ о чем (но: ни о чём)).

В заимствованиях, наряду с буквой «ё», в том же звуковом значении могут использоваться сочетания ьо после согласных (бульон) и йо в иных случаях (майор, йог). Кроме того, в заимствованиях может встречаться «ё» в безударной позиции (Пе́тёфи).

Е и Ё

Согласно § 10 «Правил русской орфографии и пунктуации», официально действующих с 1956 года, «буква „ё“ пишется в следующих случаях»:

1. Когда необходимо предупредить неверное чтение и понимание слова, например: узнаём в отличие от узнаем; всё в отличие от все; вёдро в отличие от ведро; совершённый (причастие) в отличие от совершенный (прилагательное) и т. п.
2. Когда надо указать произношение малоизвестного слова, например: река Олёкма.
3. В специальных текстах: букварях, школьных учебниках русского языка, учебниках орфоэпии и т. п., а также в словарях для указания места ударения и правильного произношения.

Примечание. В иноязычных словах в начале слов и после гласных вместо буквы ё пишется йо, например; йод, йот, район, майор.

Более подробную регламентацию даёт новая редакция этих правил (опубликована в 2006 году, одобрена Орфографической комиссией РАН), § 5:

Употребление буквы ё может быть последовательным и выборочным.

Последовательное употребление буквы ё обязательно в следующих разновидностях печатных текстов:

а) в текстах с последовательно поставленными знаками ударения;

б) в книгах, адресованных детям младшего возраста;

в) в учебных текстах для школьников младших классов и иностранцев, изучающих русский язык.

Примечание 1. Последовательное употребление ё принято для иллюстративной части настоящих правил.

Примечание 2. По желанию автора или редактора любая книга может быть напечатана последовательно с буквой ё.

Примечание 3. В словарях слова с буквой ё размещаются в общем алфавите с буквой е, напр.: еле, елейный, ёлка, еловый, елозить, ёлочка, ёлочный, ель; веселеть, веселить(ся), весёлость, весёлый, веселье.

В обычных печатных текстах буква ё употребляется выборочно. Рекомендуется употреблять её в следующих случаях.

1. Для предупреждения неправильного опознания слова, напр.: всё, нёбо, лётом, совершённый (в отличие соответственно от слов все, небо, летом, совершенный), в том числе для указания на место ударения в слове, напр.: вёдро, узнаём (в отличие от ведро́, узна́ем).
2. Для указания правильного произношения слова — либо редкого, недостаточно хорошо известного, либо имеющего распространённое неправильное произношение, напр.: гёзы, сёрфинг, флёр, твёрже, щёлочка, в том числе для указания правильного ударения, напр.: побасёнка, приведённый, унесённый, осуждённый, новорождённый, филёр.
3. В собственных именах — фамилиях, географических названиях, напр.: Конёнков, Неёлова, Катрин Денёв, Шрёдингер, Дежнёв, Кошелёв, Чебышёв, Вёшенская, Олёкма.

«Ё», «йо» и «ьо» в заимствованиях и передаче иноязычных собственных имён

Буква «ё» часто используется для передачи звуков [œ] и [ø] (например, обозначаемых буквой «ö») в иностранных словах и именах (подробнее см. ниже).

В заимствованных словах для записи сочетания фонем /jo/ обычно используются буквосочетания «йо» или «ьо»:

• «йо» пишется в начале слов («йод», «йота», «йогурт», «Йорк», «йога» и др.) или после гласных («койот», «район», «майор», «мейоз» и др.); до 1956 года употреблялось также написание «ио» («іо» в дореформенной орфографии); в настоящее время написание «иод» сохраняется в химической номенклатуре;
• «ьо» пишется после согласных, заодно смягчая их («батальон», «бульон», «миньон», «сеньор», «гильотина», «павильон», «шампиньон», «компаньон», «фьорд» и др.) — как правило, на месте после палатализованных [l] и [n] в романских языках; в дореформенной орфографии употреблялись также варианты: «іо», «ьйо».

В последние десятилетия, однако, распространяется использование в этой роли буквы «ё». Оно уже является нормативным элементом систем (транслитерационного толка) передачи имён и названий с некоторых азиатских языков (например, системы Концевича для корейского языка и системы Поливанова для японского языка): Ким Ённам, Ёсихито, Сёгун.

В заимствованиях из европейских языков передача звуков [jo] буквой «ё» редка; она встречается чаще всего в словах из скандинавских языков (ётун, Ёрмунганд), но обычно существует параллельно с традиционной передачей через «йо» (Йормунганд) и часто считается^[кем?] ненормативной.

«Ё» в заимствованиях часто оказывается безударным и в такой позиции по произношению не отличается от букв «и», «е» или «я» (сёгуна́т, Э́рдёш и т. п.), тем самым теряя свою первоначальную ясность и порой превращаясь не более чем в указание на произношение в языке-источнике.

«Ё» в правилах транскрипции с некоторых европейских языков

• Английский: по правилам ё не используется, в том числе и буквосочетания ur, ir после согласных передаются как ер: Burns → Бернс, Bird → Берд. Однако достаточно распространено и написание с ё: Purcell → Пёрселл, вместо Перселл; Pearl Harbor → Пёрл-Харбор, вместо Перл-Харбор, и т. п.; в частности, такое написание используется для некоторых имён и названий в Большой советской энциклопедии.
• Болгарский: через ё передается сочетание ьо, а также иногда (в некоторых случаях после гласных) йо: Жельо → Желё, Змейово → Змеёво (но Панайот → Панайот).
• Венгерский: ё используется только в следующих случаях:
  • ö и ő после согласных: Öttömös → Эттёмёш, Mezőörs → Мезёэрш, Hejőbába → Хеёбаба;
  • o и ó после gy, ny, ty: Gyoma → Дьёма.
• Датский: ё используется только для передачи буквы ø после согласных: Jørgen → Йёрген, Nørgaard → Нёргор.
• Испанский: через ё передается только буквосочетание yo, и то не во всех случаях: Yoel → Ёэль (при более распространённом Йоэль), но Pelayo → Пелайо.
• Итальянский: ё не используется.
• Немецкий: ё используется только после согласных в передаче буквы ö и заменяющего её сочетания oe: Böhmke (Boehmke) → Бёмке. Однако в ряде имён собственных немецкого происхождения буква ö исторически передаётся буквой е (а соответствующий ей звук — звуком э), например:
  • Göring → Геринг
  • Goebbels → Геббельс
  • Röntgen → Рентген
  • Roerich → Рерих
  • Goeben → Гебен
• Нидерландский: ё используется только в передаче следующих буквосочетаний:
  • eu после согласных: Beunke → Бёнке;
  • ui после согласных: Kruissink → Крёйссинк.
• Норвежский: то же, что в датском.
• Польский: ё используется в следующих случаях:
  • ią → ён или ём (перед b и p);
  • io → ё;
  • ją после гласных → ён или ём (в начале слова вместо ё тут будет йо, а после согласных ьо);
  • jo после гласных → ё (в начале слова йо, а после согласных ьо);
  • lą → лён или лём;
  • lo → лё.
• Португальский: ё не используется (сочетания nho and lho передаются как нью и лью). В бразильском варианте португальского языка сочетания nho и lho передаются как ньо и льо.
• Румынский: ё не используется.
• Сербский: ё используется только в љо → лё и њо → нё.
• Словацкий: через ё передаются:
  • буквы o и ó после мягких согласных ď, ľ, ň и ť;
  • сочетание jo не в начале слова (там через йо).
• Украинский: через ё передаются сочетания йо и ьо (эти же сочетания используются для передачи русского ё в украинском).
• Финский: буквой ё передаются (кроме начала слова) ö и öö; в начале слова через э.
• Французский: ё используется только в передаче следующих буквосочетаний:
  • eu после согласных: Babeuf → Бабёф;
  • ieu (→ ьё или иё, в зависимости от произношения): Montesquieu → Монтескьё; однако некоторые источники рекомендуют передавать -ieu как -ье;
  • œ и œu после согласных: Sacré-Cœur → Сакре-Кёр;
  • u в un, um после согласных и к тому же не перед гласными; однако некоторые источники рекомендуют передавать -um/-un как -эн.
• Хорватский: ё используется только в ljo → лё и njo → нё.
• Чешский: через ё передаются:
  • буквы o и ó после мягких согласных ď, ň и ť;
  • сочетание jo не в начале слова (там через йо).
• Шведский: ё используется только для передачи буквы ö после согласных: Öström → Эстрём.

«Ё» в правилах транскрипции с некоторых восточных языков

• Корейский: ё используется для передачи дифтонгических сочетаний двух гласных с й: ㅛ (yo) и ㅕ (yŏ): Корё (Koryŏ — 고려), Хёндэ (현대), исключение: Пхеньян (вместо Пхёнъян) (Pyongyang — 평양).
• Японский: ё используется для передачи слога yo (кана よ / ヨ): Ёкота (横田), Ёритомо (頼朝), Ёситоси (吉俊), Ёсицунэ за исключением некоторых имён собственных: Токио, Иокогама, Киото, Тойота (тж. Тоёта), Йоко (тж. Ёко) и др. (при этом использование ё вместо йо в большинстве подобных случаев, за исключением исторически укоренившихся географических названий, ошибкой не считается). В географических названиях буква ё в начале слова не используется: Йокосука, Йонедзава, Йоккаити и т. п.

«Ё» в правилах транскрипции с алтайских, кавказских и уральских языков

Буква ё используется для передачи звуков [ɶ] и [ø], присутствующих в ряде тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских, кавказских и уральских языков. Например, Ытык-Кюёль (якут. Ытык-Күөл). При транскрипции с языков, пользующихся кириллическим письмом или латиницей, ё обычно заменяет буквы ө, ӧ, ӫ и диграф оь. Однако в транскрипции с некоторых языков этот звук передаётся буквой о (каз. Ақкөл — Акколь).

Последствия необязательного употребления буквы «ё»

Медленное (и так до конца не состоявшееся) вхождение буквы «ё» в жизнь объясняется её неудобной для быстрого письма формой, противоречащей главному принципу скорописи: слитному (без отрыва пера от бумаги) начертанию, а также техническими трудностями издательских технологий докомпьютерного времени. Кроме того, у людей, имеющих фамилии с буквой «ё», часто возникают трудности, порой непреодолимые, при оформлении различных документов из-за безответственного отношения некоторых работников к написанию данной буквы. Традиционная необязательность употребления привела к ошибочным прочтениям, которые постепенно становились общепринятыми. Они затронули всё: и огромную массу личных имён, и множество имён нарицательных.

Постоянную неоднозначность вызывают такие написанные без ё слова как: всё, желёзка, передохнём, лён, посажённый, совершённый, лётом, нёбо, узнаём, солитёр, признаётся и другие. Распространяется ошибочное (без ё) произношение и смещение ударения в таких словах как новорождённый и других^{[неавторитетный источник?]}.

Изменение написания имён

Буква «ё» исчезла из написания (а затем и произношения) фамилий:

• философа и писателя Монтескье (фр. Montesquieu);
• физика Рентгена (нем. Wilhelm Conrad Röntgen);
• физика Андерса Йонаса Ангстрема (швед. Anders Jonas Ångström), а также единицы длины ангстрем, названной в его честь;
• микробиолога и химика Луи Пастера (фр. Pasteur);
• художника и философа Н. К. Рериха;
• нацистских руководителей Геббельса (нем. Goebbels) и Геринга (нем. Göring);
• математика П. Л. Чебышева (с изменением места ударения: Че́бышев вместо правильного Чебышёв);
• дворянина Лёвина, персонажа романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина».

Аналогичные изменения произошли с именем Толстого Лёв — старой русской формой церковнославянского имени : только так, в соответствии со старомосковской речевой традицией, произносил это имя сам писатель; так же называли Толстого члены его семьи, близкие друзья и многочисленные знакомые — от потомственного аристократа В. Г. Черткова до яснополянских крестьян. Произношение через [о] имени Лёв и образованной от него (или от его уменьшительной формы) фамилии Лёвин отражено в тексте глав XI и XII третьей части второго тома «Анны Карениной», опубликованных в «Русской христоматии [sic] с русско-чешско-сербским словоуказателем» под редакцией известных российских филологов-славистов П. А. Лаврова и В. Н. Щепкина (1894), письмах А. А. Фета и И. С. Аксакова, ряде прижизненных и посмертных переводов произведений Толстого (Lyof, Lyoff; см. иллюстрации ниже). В публикациях, не имеющих академического или учебного характера, имя Толстого и фамилия его персонажа — в силу окказиональности употребления графемы ё — традиционно передаются через е: ср. ёканьями (ситуативно обусловленное фонетическое написание) — но: все заходило, Левину, развеселой, тяжелое во втором абзаце 12-й главы третьей части «Анны Карениной» в первом прижизненном (1878) издании романа.

Обложки и титульные листы авторизованных английских переводов произведений Л. Н. Толстого, отражающие принятое при жизни писателя произношение имени Лёв (Lyof)

Шведское слово «фрекен» (например, Фрекен Бок из детской книги «Малыш и Карлсон, который живёт на крыше») по-шведски пишется fröken, и «фрёкен» ближе к шведскому произношению.

Изменение написания географических названий и имён

• В советское время широкое распространение получило неправильное произношение названия города Кёнигсберга (в том числе, в известном фильме «Семнадцать мгновений весны»).
• Пхеньян первоначально должен был быть записан как Пхёнъян (평양) (ср. английское: Pyongyang) по системе Концевича, где гласная «ㅕ» должна транскрибироваться как «ё», как это сделано с Хёндэ (현대).

Запись русских слов латиницей

При передаче русских имён и названий латиницей буквы «е» и «ё», вообще говоря, должны различаться, однако часто их смешивают, записывая безразлично через латинское «e». В частности, фамилии «Хрущёв», «Горбачёв» и «Королёв» чаще всего по-английски передают как Khrus(h)chev, Gorbachev и Korolev, в то время как правильно Khrushchyov (Hruščëv, Hruŝëv), Gorbachyov (Gorbačëv), Korolyov (Korolëv) и т. п., в зависимости от применяемого способа транслитерации.

Превращение «е» в «ё»

Неоднозначность привела к тому, что иногда букву «ё» употребляют на письме (и соответственно читают ['о]) в словах, где она не нужна. Например, «афёра» вместо «афера», «гренадёр» вместо «гренадер», «бытиё» вместо «бытие», «опёка» вместо «опека» и пр. Иногда такое неправильное написание и произношение становится общепринятым. Так, чемпион мира по шахматам, известный многим как Александр Алёхин, на самом деле был Алехиным и очень возмущался, когда его фамилию писали и произносили неправильно. Его фамилия — дворянского рода Алехиных, а не производная от фамильярного варианта имени Алексей — «Алёха».

В тех местах, где должно быть е, а не ё, рекомендуется ставить ударение для предупреждения неправильного опознания слова (все́, бере́т) или ошибочного произношения (афе́ра, гренаде́р, дебе́лый, Кре́з, Оле́ша).

Написание без ё стало причиной того, что в 1920—1930-е годы возникло много произносительных ошибок в тех словах, которые люди усваивали не из устной речи, а из книг и газет: шофёр, молодёжь (в данных словах вместо «ё» произносили «е», передвигая ударение: мо́лодежь, шо́фер).

Орфоэпия: появление новых вариантов

Из-за необязательности употребления буквы «ё» в русском языке появились слова, которые допустимо писать как с буквой «ё», так и с «е», и произносить соответствующим образом. Например, блёклый и блеклый, белёсый и белесый, манёвр и маневр, жёлчь и желчь и другие.

Варианты постоянно возникают в языке под действием противоречивых аналогий. Например, у слова надсекший существуют варианты произношения с е/ё из-за двойной мотивации: надсечь/надсёк. Использование или неиспользование буквы «ё» тут роли не играет. Но при естественном развитии литературный язык всегда стремится изжить варианты: или один из них становится нелитературным, неправильным (из[д’э]вка, голо[л’о]дица), или произносительные варианты приобретают разные значения (ис[т’э]кший — ис[т’о]кший).

Большинство произносит «пла́нер», а не «планёр», так как в русском языке сложились следующие тенденции: в названиях машин, механизмов, различных устройств предпочтительно ударение на первом слоге, а точнее — предпоследнем, то есть триер, глиссер, танкер, планер, а в обозначении действующего лица — на последнем: шофёр, вахтёр, комбайнёр.

Иногда считается, что отсутствие последовательного употребления буквы «ё» является скорее искусственным фактором, чем естественным. И этот фактор замедляет естественное развитие языка, порождая и поддерживая существование не обусловленных внутриязыковыми причинами произносительных вариантов.

Усложнение чтения

Действующие Правила не обязывают писать букву «ё» там, где контекст этого не требует. Пишущий самостоятельно должен определять ширину требуемого контекста, однако под действием тенденции экономии мыслительных усилий происходит неизбежное перекладывание всего семантического анализа на читающего. В результате значительными тиражами печатаются тексты, при чтении которых взгляд «спотыкается», и читатель вынужден возвращаться к началу фразы:

— Андрей, что задано, скажи?
Ах, повторяем падежи?
Все снова, по порядку?
Ну ладно, трубку подержи,
Я поищу тетрадку.

В этом фрагменте нелегко определить, нужно ли читать «все» или «всё», ещё и по той причине, что в данном случае система письма не предусматривает знака, облегчающего выбор звука [э] при чтении. Действующие правила рекомендуют в сомнительных случаях использовать букву «ё» для обозначения [о]. Но для обозначения [э] нет знака, который указывал бы, что это именно [э], а не [о]. Возможно использование для этой цели знака ударения.

Другим примером, демонстрирующим невозможность однозначного понимания смысла при смешении букв е и ё, служит реплика интервьюируемого, приводимая в статье «Выпьем и снова нальем» (газета «Известия», 30 июля 2003 г.):

Константин РАЕВСКИЙ, студент МГСУ, 17 лет: — Я сам не пью вообще. А по своему обширному опыту общения с ровесниками могу с полной уверенностью заявить, что и пиво и водку молодёжь пьет в огромных количествах. Пить стали не меньше, а больше. Притом пьют все, абсолютно все. К примеру, мои друзья пьют так называемый ерш. Это водка с пивом. Как тут посчитать, чего меньше, а чего больше.

Другой читатель «Известий», Вадим Сологуб, так откликнулся (в номере от 25 сентября 2003 г.) на эту реплику:

Фразу можно прочитать по-разному, и от этого смысл её меняется. Можно её понимать так, как написано в газете: «Притом пьют все, абсолютно все». То есть автор высказывания подчёркивает повальное пьянство молодёжи — от ботаников-очкариков до забубённой шпаны. Можно эту фразу читать как: «Притом пьют всё, абсолютно всё». И тогда получается, что лишь некоторая часть молодёжи злоупотребляет. Но принимает при этом внутрь всякую дрянь без разбора, будь то политура или одеколон «Тройной». Если же предложение прочитать: «Притом пьют всё, абсолютно все», то тогда дело совсем плохо. Потому что в этом случае, по мысли г-на Раевского, всякую дрянь пьёт вся молодёжь любого пола и возраста. Акцент он делает на качестве напитков, поставив слово «всё» на первое место. Ну а если имеется в виду прочтение: «Притом пьют все, абсолютно всё», то тогда наше внимание акцентируют уже на массовости молодёжного пьянства. Все четыре варианта прочтения имеют право на жизнь. Если, конечно, справедлива версия «Известий», что в русском алфавите «е» = «ё»…

Последствия обязательного употребления буквы «ё»

Возможное усложнение либо упрощение чтения

Дизайнер Артемий Лебедев считает, что её сплошное употребление мешает чтению, так как глаз «спотыкается» о надстрочный знак, однако это утверждение сомнительно, так как не подтверждено данными исследований.

По мнению других, именно символы, выходящие за пределы строки, помогают читать, так как человек воспринимает не отдельные буквы, а рисунок слова в целом. Согласные с такой позицией считают, что будь буква «ё» используемой повсеместно, средняя скорость чтения возросла бы, так как в русском письме (особенно после орфографической реформы 1917—1918 годов) мало символов, выходящих за пределы строки и делающих рисунок слова более узнаваемым. В этом смысле только восемь строчных букв, не считая «ё», «помогают» чтению: «б», «д», «й», «р», «у», «ф», «ц» и «щ», причём большинство из них очень редки, тогда как в латинском алфавите букв с выступающими элементами половина: 13 из 26 (b, d, f, g, h, i, j, k, l, p, q, t, y), и содержатся они чуть ли не в каждом слове.

Нарушение единообразия письменного облика морфем

Многие видят проблему в том, что нарушается фонематический принцип русского письма — «одну фонему обозначать одной буквой» (в терминологии Ленинградской фонологической школы принцип следует называть морфонематическим). Пример:

• в формах слов ключ — ключи мы в ударной и в безударной позиции пишем одну и ту же букву ю;
• лис — лиса — одну и ту же букву и.

Писать же букву ё и в ударных, и в безударных формах (например, слёза — слёзы) означало бы коренное изменение исторически сложившегося употребления буквы ё только в ударной позиции. В безударной позиции она начнёт притягивать к себе ударение, и фонетический облик слов будет неизбежно искажаться.

Проблему можно решить, если писать в одной и той же части слова без ударения е, а под ударением — ё. В русском письме сложилась уже целая система чередующихся гласных в корнях глаголов: кормит — перекармливает, спросит — переспрашивает; а также закономерные чередования согласных (зайцы — зайчик, пироги — пирожок); в тысячах слов в одной и той же морфеме в позиции наилучшего различения звуков пишется то одна буква, то другая. Несколько тысяч слов с чередованием ё/е ослабят, конечно, ещё в какой-то степени фонематический принцип записи. Но это чередование объективно существует в языке, и отсутствие отображения его на письме (как это происходит сейчас) наносит фонематическому принципу более существенный вред.

Издание текстов XVII—XIX веков

«Очень нелегко (а в ряде случаев и невозможно) было бы решить вопрос о написании ё или е при издании текстов многих авторов XVII—XIX вв.»

В старину после шипящих писали букву «е», так как и произносили звук «э» (например, поше́л, лже́шь, пше́нный, пче́л, же́н). В настоящее время нормативным считается произношение фонемы «о» в таких словах. Следовательно, написание/не написание «точек над е» в данном случае может служить различению исторического и современного произношения слов. В то же время рекомендации употреблять букву «ё» привели к обратному ошибочному эффекту. Например, в начале басни Ивана Андреевича Крылова «Лебедь, Щука и Рак» в учебнике для 2-го класса «Родная речь» (М., 2004) напечатано: «не пойдёт» (а тогдашнее произношение было «пойдет»), хотя в таком произношении слово не рифмуется со словом «нет»: «Когда в товарищах согласья нет — / На лад их дело не пойде́т».

Если «историческая» проблема е/ё не решается при написании текста, её решение откладывается до момента чтения. Читатель не может просто пропускать и вообще никак не произносить сомнительное слово. Ему каждый раз приходится делать выбор. Если специалист (редактор, издатель) не может решить вопрос о написании е/ё в старых текстах, то ещё сложнее правильно решать такой вопрос массовому читателю.

«Ё» и вычислительная техника

Сортировка

При упорядочении по алфавиту «е» и «ё» считаются одной и той же буквой; если же два слова отличаются только в позиции буквы «е»/«ё», то слово с «е» ставится первым. Однако при компьютерной реализации этот алгоритм требует от программистов некоторых дополнительных усилий, вследствие чего взамен порой используют методы попроще, но не вполне корректные; в результате слова на букву «ё» могут оказаться в самом конце или в самом начале алфавита, или же «ё» оказывается хотя и на своем алфавитном месте, но в статусе полностью самостоятельной буквы (то есть слова на «ё-» идут после всех слов на «е-», слова на «лё-» — после всех слов на «ле-», и т. п.). Это происходит из-за того, что символ «ё» находится отдельно от (и после) всех остальных русских букв в расширенной таблице ASCII.

В некоторых программах для создания указателей (xindy) эта проблема удачно решена.

Автоматическая проверка орфографии

Буква «ё» поддерживается модулем проверки орфографии «ОРФО» компании «Информатик», встроенным, в частности, в популярный текстовый редактор Microsoft Word (ранние версии не поддерживали букву «ё» при проверке орфографии).

Также «ё» поддерживается в свободно распространяемом офисном пакете OpenOffice.org и дополнительном словаре проверки русской орфографии для Mozilla Thunderbird.

Для UNIX-подобных операционных систем Александром Лебедевым разработан специальный словарь с поддержкой буквы «Ё». Есть страница пакета в Debian и ALT Linux. Он и используется в вышеупомянутых программах, а также во всех программах KDE.

Для полуавтоматической замены в текстах «е» на «ё» применяются специально разработанные программы, известные как «ёфика́торы».

В систему проверки орфографии интернет-браузера Google Chrome добавлены слова с буквой «ё», однако система эта крайне малоэффективна и не распознаёт многие правильно написанные слова, содержащие букву «ё».

Таблица кодов

Кодировка	Регистр	Десятич­ный код	16-рич­ный код	Восьмерич­ный код	Двоич­ный код
Основная кодировка ГОСТ, Альтернативная (CP866)	Прописная	240	F0	360	11110000
	Строчная	241	F1	361	11110001
Юникод (монолитный)	Прописная	1025	0401	002001	00000100 00000001
	Строчная	1105	0451	002121	00000100 01010001
Юникод (разложение)	Прописная	68485896 (1045 776)	0415 0308	00405201410 (02025 01410)	00000100 00010101 00000011 00001000
	Строчная	70583048 (1077 776)	0435 0308	00415201410 (02065 01410)	00000100 00110101 00000011 00001000
ISO 8859-5	Прописная	161	A1	241	10100001
	Строчная	241	F1	361	11110001
КОИ-8	Прописная	179	B3	263	10110011
	Строчная	163	A3	243	10100011
Windows-1251	Прописная	168	A8	250	10101000
	Строчная	184	B8	270	10111000
MacCyrillic	Прописная	221	DD	335	11011101
	Строчная	222	DE	336	11011110
HTML	Прописная	Ё	Ё	—	—
	Строчная	ё	ё	—	—

Раскладка клавиатуры

На большинстве пишущих машинок вплоть до середины 1950-х годов не было буквы ё на клавиатуре вообще. Для её написания приходилось прибегать к трём нажатиям вместо одного. Набирали эту букву «составным методом» из буквы е, нажатия клавиш «забой» и кавычек. Учитывая сложившуюся практику подачи рукописей в машинописном виде, это не могло не повлиять на распространённость буквы ё в печатаемой литературе. Впоследствии, с появлением на пишущих машинках клавиши ё, своё дело сделали привычки машинисток, которые, печатая слепым методом, выработали привычку замещать сложное составное нажатие на простое в виде буквы «е». После реформы раскладки ЙЦУКЕН буква ё располагалась справа от клавиши ю.

Для советских компьютеров IBM PC/XT Комитет по информатике и вычислительной технике предложил новую раскладку. Впрочем, буква «ё» сохранила там своё место. Но этот стандарт продержался недолго, для операционной системы DOS де-факто была принята раскладка, в которой буквы ё не было предусмотрено вообще. С 1994 года для Microsoft Windows начали использовать раскладку, в которой ё была перенесена в четвёртый ряд, слева от клавиши 1. При этом длительное время параллельно использовались клавиатуры двух типов, и хотя эти клавиатуры были совместимы, но многие пользователи не знали, где расположена буква ё, если у них была клавиатура старого образца. Все эти причины привели к снижению частоты использования данной буквы.

На современных клавиатурах фирмы Apple ё содержится в третьем ряду справа от буквы Э.

Хотя буква «ё» не входит в нынешний украинский алфавит, она содержалась в стандартной украинской раскладке клавиатуры для Windows, при этом в раскладке не содержался используемый для набора украинских текстов апостроф, а буква «ґ» была доступна по малоизвестной комбинации клавиш AltGr+Г. Только в Windows Vista это недоразумение было исправлено.

Факты

История:

• День буквы «ё» отмечается ежегодно 29 ноября: она была введена в обращение 18 ноября по старому стилю 1783 года.
• Первая известная опечатка в слове с буквой «ё» («гарнёный» вместо «гранёный») относится к 1797 году.
• Выборочное употребление буквы «ё» как норма русского письма закреплено в 1956 году.
• В 2005 году в Ульяновске (бывшем Симбирске — на родине Н. Карамзина) по решению мэрии города букве «ё» установлен памятник — треугольная призма из гранита, на которой выбита строчная «ё».

Статистика:

• В русском языке около 12,5 тысяч слов с «ё». Из них около 150 на «ё» начинаются и около 300 на «ё» заканчиваются.
• Более 300 фамилий различаются только наличием в них «е» или «ё». Например, Лежнев — Лежнёв, Демина — Дёмина.

Родовые имена, названия:

• Отчество В. И. Ленина в творительном падеже принято было писать Ильичём (в то время как для всех прочих Ильичей после 1956 года применялось только Ильичом). Нет сведений о том, что это правило отменено.
• Существует редкая русская фамилия Ё французского происхождения, которая во французском языке записывается четырьмя буквами.
• Фамилия известного русского поэта Афанасия Афанасьевича Фёта (Foeth — немецкая по происхождению) была искажена при печати его первой книги. Известность он получил уже под фамилией Фет. При этом часть жизни он провёл под фамилией Шенши́н.
• «Ё-мобиль» — название российского легкового гибридного автомобиля, разработанного структурами Михаила Прохорова и компанией «Яровит Моторс».
• «Ё-альбом» — название одного из альбомов Александра Новикова, выпущенного в 2013 году и включающего песню «Ё-мобиль».

Несколько «ё» в слове:

• Слова «гёмбёц», «», «бисёдзё» с производными содержат по две буквы «ё». А названия района Хельсинки Тёёлё, городов Гёдёллё в Венгрии и Ётёхтёх в Якутии и якутской же реки Бёрёлёх — по три буквы «ё».
• В русском языке тоже возможны слова с несколькими буквами «ё», обычно это составные слова: «трёхзвёздный», «четырёхведёрный». Незаимствованных слов с несколькими буквами «ё», в которых не используются другие гласные, в русском языке нет.

В разных системах передачи кириллицы:

• При передаче радиосообщений по буквам передача «ё» не предусмотрена.
• Азбука Морзе также не предусматривает передачи «ё».
• В кириллической версии шрифта Брайля буквам «е» и «ё» соответствуют разные знаки.

Бюрократия:

• В расчётной сети Центрального банка Российской Федерации буква «ё» была запрещена в текстовых полях до 15 мая 2009 года.
• Семья Елкиных из Барнаула сообщала, что в 1930-е годы их предок лишился наследства из-за того, что оно было оформлено на Ёлкиных.
• Жительница Перми Татьяна Тетёркина едва не лишилась российского гражданства из-за неправильного написания её фамилии в паспорте.
• В Калининграде В. С. Ежиков не может получить наследство своей покойной матери из-за того, что её фамилия записана через «Ё» — Ёжикова.

См. также

• Ёфикатор
• Памятник букве «ё»
• Википедия:Употребление буквы Ё
• Википедия:Берегите букву «ё» (эссе)

Литература

• Будде Е. Ф. Очеркъ исторіи современнаго литературнаго русскаго языка (XVII—XIX вѣкъ). — СПб.: Типографія Императорской Академіи наукъ, 1908. — (Энциклопедія славянской филологіи. Вып. 12).
• Булаховский Л. А. Курс русского литературного языка. — Харьков: Радянська школа, 1936.
• Употребление буквы ё / Сост. К. И. Былинский, С. Е. Крючков, М. В. Светлаев под ред. Н. Н. Никольского. — 1945.
• Гиляревский Р. С., Старостин Б. А. Иностранные имена и названия в русском тексте: Справочник. — 3-е изд., испр. и доп. — М.: Высшая школа, 1985.
• Гротъ Я. К. Русское правописаніе. — 12-е изд. — СПб.: Типографія Императорской Академіи наукъ, 1895.
• Передача фонемы <о> после парно-мягких согласных и в сочетании с предшествующим <j> (буква ё и её графические эквиваленты) // [figur.ir2.ru/opuro_e.htm Обзор предложений по усовершенствованию русской орфографии: XVIII—XX вв.] / В. З. Букчина, Н. А. Еськова, Л. Г. Калакуцкая и др. — М.: Наука, 1965. — С. 117—130.
• Правила русской орфографии и пунктуации. Полный академический справочник / Под ред. В. В. Лопатина. — М.: Эксмо, 2006. — ISBN 5-699-18553-4.
• Пчелов Е. В., Чумаков В. Т. Два века русской буквы Ё: История и словарь. — М.: Народное образование, 2000. — 248 с. — 8000 экз. — ISBN 5-87953-137-6. (обл.)
• Чумаков В. Т. Ё в имени твоём… (справочник имён, отчеств и фамилий, в которых содержится буква Ё). — М.: Народное образование, 2004. — 160 с. — 1500 экз. — ISBN 5-87953-192-9. (в пер.)
• Чумаков В. Т. Вместо Ё печатать Е — ошибка! — М.: Народное образование, 2005. — 480 с. — 600 экз. — ISBN 5-89922-016-3. (обл.)
• Чумаков В. Т. Употребление буквы Ё: Словари и статьи. — М.: Народное образование, 2009. — 368 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-87953-258-6. (в пер.)
• Шапиро А. Б. Русское правописание. — М.: Академия наук СССР, 1951.
• Шицгал А. Г. Русский гражданский шрифт. 1708—1958. — М.: Искусство, 1959.
• Шицгал А. Г. Русский типографский шрифт. — М.: Книга, 1974.
• Баранов М. Т., Костяева Т. А., Прудникова А. В. Русский язык / Под ред. Н. М. Шанского. — Изд. 2-е. — М.: Просвещение, 1987. — 288 с. — 950 000 экз.

Ссылки

• Ё // Евклид — Ибсен. — М. : Советская энциклопедия, 1972. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 9).</span>

• [www.spravka.gramota.ru/pravila.html?gl_4.htm IV. Буква ё] Правила русской орфографии и пунктуации. М.: 1956
• [python.anabar.ru/yo.htm Программы-ёфикаторы Евгения Миньковского]
• [rusf.ru/books/yo/index.html Раздел «Ё»] на сайте «Русская фантастика»
• [www.liter.net/festival/YO/index.html Ё-фестиваль]
• [mithgol.ru/Yo/ Об употреблении буквы «ё» в сети Фидо]
• [bukva_yo.livejournal.com/ bukva_yo] — сообщество «Буква Ё» в «Живом Журнале»
• [yomaker.ru/ Сайт, посвящённый букве «Ё»]
• [www.artlebedev.ru/kovodstvo/119/ Параграф Лебедева]
• [ilyabirman.ru/meanwhile/2006/02/25/1/ The Meanwhile. Блог Ильи Бирмана. И снова про букву ё]. [ilyabirman.ru/meanwhile/2006/02/27/1/ The Meanwhile. Блог Ильи Бирмана. Про точки над ё]. Критика Лебедева
• Пономарёв А. [zapomni.ru/portfolio/yo.htm Буква Ё] Ё против Артемия Лебедева (полемическая статья Александра Пономарёва)
• Еськова Н. [nkj.ru/archive/articles/6983/ Про букву Ё] // Наука и жизнь № 4, 2000.
• Еськова Н. [nkj.ru/archive/articles/14333/ И ещё раз о букве Ё] // Наука и жизнь № 7, 2008, с. 19.
• Воробьёв В. [children.kulichki.net/stihi/emoe.htm Ё-моё]

Русский язык

Отрывок, характеризующий Ё

– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.