Американская баскетбольная ассоциация
Поделись знанием:
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
(перенаправлено с «АБА»)
| Американская баскетбольная ассоциация | |
|---|---|
| |
| Вид спорта | Баскетбол |
| Основание | 1967 |
| Закрытие | 1976 |
| Страна |  США
|
| Количество команд | 11 |
| Чемпион(ы) | Нью-Йорк Нетс |
| Максимум титулов | Индиана Пэйсерс (3) |
Американская баскетбольная ассоциация (англ. American Basketball Association) — в прошлом американская профессиональная баскетбольная лига, основанная в 1967 году. Прекратила своё существование в 1976 году в связи со слиянием с Национальной баскетбольной ассоциацией.
Содержание
История АБА
В 1967 году в НБА входило десять команд и правила лиги были очень жёсткими для желающих вступить в лигу, в частности вступительный взнос составлял 1,5 миллиона долларов, при этом прибыли команд были далеки от нынешних. В результате бизнесмены в нескольких городах решили создать альтернативную профессиональную баскетбольную лигу, которая могла бы соперничать с НБА, с прицелом на слияние лиг через некоторое время. Первым комиссаром АБА стал знаменитый игрок «Миннеаполис Лейкерс» Джордж Майкен. Клубам АБА удалось выиграть у НБА борьбу за нескольких высококлассных игроков, а также переманить многих судей.
В АБА действовали правила, отличные от правил НБА: на атаку командам отводилось по 30 секунд вместо 24 в НБА, а в сезоне 1967/1968 была введена трёхочковая зона, в НБА появившаяся лишь через двенадцать лет. Также в АБА официально использовался разноцветный (красно-бело-синий) мяч, в то время как в НБА играли стандартным оранжевым мячом. Ещё одним важным отличием от НБА было наличие в АБА региональных команд, таких как «Виргиния Сквайрз» и «Каролина Кугарз», которые проводили свои домашние матчи на площадках разных городов своих штатов.
Переговоры о слиянии АБА и НБА начались ещё летом 1970 года, однако в результате иска Оскара Робертсона против НБА, в котором он требовал больше прав для игроков, суд отложил слияние. Существование АБА способствовало росту конкуренции между клубами и, как следствие, зарплат игроков. В 1976 году слияние наконец было осуществлено, но многие клубы АБА к этому времени уже прекратили своё существование из-за нехватки финансирования. В НБА перешло всего четыре клуба: «Нью-Йорк Нетс», «Денвер Наггетс», «Индиана Пэйсерс» и «Сан-Антонио Спёрс».
Комиссары лиги
Именитый в прошлом игрок клуба «Миннеаполис Лейкерс» Джордж Майкен стал первым комиссаром АБА, который ввёл понятие о трёхочковой линии и товарный знак лиги — красно-бело-синие цвета[1]. Майкен ушёл в отставку в 1969 году. Дэйв Дебуше, двукратный чемпион НБА в составе команды «Нью-Йорк Никс», стал последним комиссаром лиги до её слияния с НБА в 1976 году, в сезоне 1974/1975 годов он занимал должность вице-президента и генерального менеджера команды «Нью-Йорк Нетс»[2].
- Джордж Майкен (1967—1969)
- Джеймс Карсон Гарднер (1969) (временный)[3]
- Джек Дольф (1969—1992)
- Боб Карлсон (1972—1973)
- Майк Сторен (1973—1974)
- Тедд Мунчак (1974—1975)
- Дэйв Дебуше (1975—1976)
Команды ассоциации
Из одиннадцати команд ассоциации всего две из них, «Индиана Пэйсерс» и «Кентукки Колонелс», в течение девяти сезонов своего существования никогда не меняли своё название и место дислокации. Помимо них место своего базирования никогда не менял клуб «Денвер Ларкс / Рокетс / Наггетс», который поначалу планировалось основать в Канзас-Сити (штат Миссури), но затем пришлось перевести в Денвер из-за отсутствия подходящей арены. В дополнение к тем четырём клубам, которые в результате слияния лиг присоединились к НБА, сохранились ещё восемь команд, которые впоследствии наследовали свои корни в старой лиге и перевели их в новую: «Даллас», «Майами», «Мемфис», «Миннесота», «Нью-Орлеан», «Хьюстон», «Шарлотт» и «Юта». В 2001 году во время переезда клуба «Ванкувер Гриззлис» Луисвилл (штат Кентукки), бывший дом «Кентукки Колонелс», рассматривался в качестве одного из четырёх финалистов для нового места клуба, но в итоге выбрали «Мемфис». В настоящее время Луисвилл является главным претендентом на следующее расширение или переселение НБА, так как в 2010 году в городе была построена новая спортивная арена «КФС Ям-центр», вмещающая 22 000 зрителей, которая намного превышает вместимость «Фридом Холла», бывшей домашней арены «Колонелс» (16 600 болельщиков).
| Франшиза | Города / Никнеймы | Годы | Судьба команды |
|---|---|---|---|
| Анахайм Амигос Лос-Анджелес Старз Юта Старз |
Анахайм Амигос | 1967—1968 | Расформирована в 1975 году В 1979 году была включена в число команд НБА под франшизой «Юта Джаз» |
| Лос-Анджелес Старз | 1968—1970 | ||
| Юта Старз | 1970—1975 | ||
| Даллас Чеперрелс Техас Чеперрелс Сан-Антонио Спёрс |
Даллас Чеперрелс | 1967—1970 | В результате слияния АБА с НБА присоединилась к НБА в 1976 году под франшизой «Сан-Антонио Спёрс» (до сих пор выступает в НБА под этой франшизой) В 1980 году в число команд НБА была добавлена ещё одна франшиза — «Даллас Маверикс» |
| Техас Чеперрелс | 1970—1971 | ||
| Даллас Чеперрелс | 1971—1973 | ||
| Сан-Антонио Спёрс | 1973—1976 | ||
| Индиана Пэйсерс | Индиана Пэйсерс | 1967—1976 | В результате слияния АБА с НБА присоединилась к НБА в 1976 году под франшизой «Индиана Пэйсерс» (одна из двух команд АБА, не менявшая своё название, до сих пор выступает в НБА под этой франшизой) |
| Канзас-Сити Денвер Ларкс / Рокетс / Наггетс |
Канзас-Сити (без никнейма) |
1967 | В результате слияния АБА с НБА присоединилась к НБА в 1976 году под франшизой «Денвер Наггетс» (до сих пор выступает в НБА под этой франшизой) |
| Денвер Ларкс | 1967 | ||
| Денвер Рокетс | 1967—1974 | ||
| Денвер Наггетс | 1974—1976 | ||
| Кентукки Колонелс | Кентукки Колонелс | 1967—1976 | Расформирована в 1976 году (одна из двух команд АБА, не менявшая своё название, второй была «Индиана Пэйсерс») |
| Миннесота Маскис Майами Флоридианс Зе Флоридианс |
Миннесота Маскис | 1967—1968 | Расформирована в 1972 году В 1988 году «Майами» была включена в число команд НБА под франшизой «Хит», однако на играх Hardwood Classics до сих пор выступают в майках «Флоридианс» В 1989 году «Миннесота» была включена в число команд НБА под франшизой «Тимбервулвз», однако на играх Hardwood Classics до сих пор выступают в майках «Маскис» |
| Майами Флоридианс | 1968—1970 | ||
| Зе Флоридианс | 1970—1972 | ||
| Нью-Йорк / Нью-Джерси Американс Нью-Йорк Нетс |
Нью-Йорк Американс | 1967 | В результате слияния АБА с НБА присоединилась к НБА в 1976 году под франшизой «Нью-Йорк Нетс» (до сих пор выступает в НБА под этой франшизой, однако в 1977—2012 годах называлась «Нью-Джерси Нетс», а с 2012 года называется «Бруклин Нетс») |
| Нью-Джерси Американс | 1967—1968 | ||
| Нью-Йорк Нетс | 1968—1976 | ||
| Нью-Орлеан / Луизиана Баканирс Мемфис Прос / Тэмс / Саундс Балтимор Хастлерс / Клоуз |
Нью-Орлеан Баканирс | 1967—1970 | Расформирована в 1975 году В 2001 году «Мемфис» была включена в число команд НБА под франшизой «Гриззлис» (в 1995—2001 годах называлась «Ванкувер Гриззлис») В 2002 году «Нью-Орлеан» была включена в число команд НБА под франшизой «Хорнетс» (в 2002—2005 и 2007—2013 годах называлась «Нью-Орлеан Хорнетс», а в в 2005—2007 годах — «Нью-Орлеан / Оклахома-Сити Хорнетс»), с 2013 года франшиза называется в «Пеликанс» |
| Луизиана Баканирс | 1970 | ||
| Мемфис Прос | 1970—1972 | ||
| Мемфис Тэмс | 1972—1974 | ||
| Мемфис Саундс | 1974—1975 | ||
| Балтимор Хастлерс | 1975 | ||
| Балтимор Клоуз | 1975 | ||
| Питтсбург Пайперс / Пайонирс / Кондорс Миннесота Пайперс |
Питтсбург Пайперс | 1967—1968 | Расформирована в 1972 году В 1989 году «Миннесота» была включена в число команд НБА под франшизой «Тимбервулвз» (первоначально базировалась в агломерации Миннеаполис—Сент-Пол, затем переехала в Миннеаполис) |
| Миннесота Пайперс | 1968—1969 | ||
| Питтсбург Пайперс | 1969—1970 | ||
| Питтсбург Пайонирс | 1970 | ||
| Питтсбург Кондорс | 1970—1972 | ||
| Сан-Диего Конкистадорс / Сэйлс |
Сан-Диего Конкистадорс | 1972—1975 | Расформирована в 1975 году В 1978 году «Сан-Диего» была включена в число команд НБА под франшизой «Клипперс», однако уже в 1984 году перебазировалась в Лос-Анджелес, где получила своё нынешнее название «Лос-Анджелес Клипперс» |
| Сан-Диего Сэйлс | 1975 | ||
| Хьюстон Маверикс Каролина Кугарз Спиритс оф Сент-Луис |
Хьюстон Маверикс | 1967—1969 | Расформирована в 1976 году Уже в 1971 году, всего через два года после переезда в «Каролину», «Хьюстон» была включена в число команд НБА под франшизой «Хьюстон Рокетс», которая перебазивалась сюда из «Сан-Диего» В 1988 году «Каролина» была включена в число команд НБА под франшизой «Шарлотт Хорнетс» (в 2002—2004 годах называлась «Нью-Орлеан Хорнетс», а в в 2004—2014 годах — «Шарлотт Бобкэтс») |
| Каролина Кугарз | 1969—1974 | ||
| Спиритс оф Сент-Луис | 1974—1976 |
Список чемпионов АБА
| Сезон | Чемпион | Серия | Финалист | MVP плей-офф |
|---|---|---|---|---|
| 1967/1968 | Питтсбург Пайперс | 4-3 | Нью-Орлеан Баканирс | Конни Хокинс, Питтсбург |
| 1968/1969 | Окленд Окс | 4-1 | Индиана Пэйсерс | Уоррен Джабали, Окленд |
| 1969/1970 | Индиана Пэйсерс | 4-2 | Лос-Анджелес Старз | Роджер Браун, Индиана |
| 1970/1971 | Юта Старз | 4-3 | Кентукки Колонелс | Зелмо Бити, Юта |
| 1971/1972 | Индиана Пэйсерс | 4-2 | Нью-Йорк Нетс | Фредди Льюис, Индиана |
| 1972/1973 | Индиана Пэйсерс | 4-3 | Кентукки Колонелс | Джордж Макгиннис, Индиана |
| 1973/1974 | Нью-Йорк Нетс | 4-1 | Юта Старз | Джулиус Ирвинг, Нью-Йорк |
| 1974/1975 | Кентукки Колонелс | 4-1 | Индиана Пэйсерс | Артис Гилмор, Кентукки |
| 1975/1976 | Нью-Йорк Нетс | 4-2 | Денвер Наггетс | Джулиус Ирвинг, Нью-Йорк |
Известные игроки
Жирным шрифтом отмечены игроки, которые в 1997 году, по случаю 30-й годовщины со дня основания АБА, были включены в символическую сборную лучших игроков ассоциации[4].
Лидеры сезона
| * | Избран в Баскетбольный Зал славы имени Нейсмита в качестве игрока |
| Игрок (X) | Количество титулов |
Самые результативные игроки
| Сезон | Игрок | Команда | Игры | Броски с игры |
Трёхочк. броски |
Штраф. броски |
Очки | В среднем за игру |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1967/1968 | Конни Хокинс* | Питтсбург Пайперс | 70 | 635 | 2 | 603 | 1875 | 26,8 |
| 1968/1969 | Рик Бэрри* | Окленд Окс | 35 | 392 | 3 | 403 | 1190 | 34,0 |
| 1969/1970 | Спенсер Хейвуд* | Денвер Рокетс | 84 | 986 | 0 | 547 | 2519 | 30,0 |
| 1970/1971 | Дэн Иссл* | Кентукки Колонелс | 83 | 938 | 0 | 604 | 2480 | 29,9 |
| 1971/1972 | Чарли Скотт | Вирджиния Сквайрз | 73 | 985 | 29 | 525 | 2524 | 34,6 |
| 1972/1973 | Джулиус Ирвинг* | Вирджиния Сквайрз | 71 | 894 | 5 | 475 | 2268 | 31,9 |
| 1973/1974 | Джулиус Ирвинг* (2) | Нью-Йорк Нетс | 84 | 914 | 17 | 454 | 2299 | 27,4 |
| 1974/1975 | Джордж Макгиннис | Индиана Пэйсерс | 79 | 873 | 62 | 545 | 2353 | 29,8 |
| 1975/1976 | Джулиус Ирвинг* (3) | Нью-Йорк Нетс | 84 | 949 | 34 | 530 | 2462 | 29,3 |
Лидеры по подборам
| Сезон | Игрок | Команда | Игры | Подборов в атаке |
Подборов в обороне |
Всего подборов |
В среднем за игру |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1967/1968 | Мел Дэниелс* | Миннесота Маскис | 78 | 502 | 711 | 1213 | 15,6 |
| 1968/1969 | Мел Дэниелс* (2) | Индиана Пэйсерс | 76 | 383 | 873 | 1256 | 16,5 |
| 1969/1970 | Спенсер Хейвуд* | Денвер Рокетс | 84 | 533 | 1104 | 1637 | 19,5 |
| 1970/1971 | Мел Дэниелс* (3) | Индиана Пэйсерс | 82 | 394 | 1081 | 1475 | 18,0 |
| 1971/1972 | Артис Гилмор* | Кентукки Колонелс | 84 | 421 | 1070 | 1491 | 17,8 |
| 1972/1973 | Артис Гилмор* (2) | Кентукки Колонелс | 84 | 449 | 1027 | 1476 | 17,6 |
| 1973/1974 | Артис Гилмор* (3) | Кентукки Колонелс | 84 | 478 | 1060 | 1538 | 18,3 |
| 1974/1975 | Свен Нэйтер | Сан-Антонио Спёрс | 78 | 369 | 910 | 1279 | 16,4 |
| 1975/1976 | Артис Гилмор* (4) | Кентукки Колонелс | 84 | 402 | 901 | 1303 | 15,5 |
Лидеры по передачам
| Сезон | Игрок | Команда | Игры | Передачи | В среднем за игру |
|---|---|---|---|---|---|
| 1967/1968 | Ларри Браун | Нью-Орлеанс Баканирс | 78 | 506 | 6,5 |
| 1968/1969 | Ларри Браун (2) | Окленд Окс | 77 | 544 | 7,1 |
| 1969/1970 | Ларри Браун (3) | Вашингтон Кэпс | 82 | 580 | 7,1 |
| 1970/1971 | Билл Мелчионни | Нью-Йорк Нетс | 81 | 672 | 8,3 |
| 1971/1972 | Билл Мелчионни (2) | Нью-Йорк Нетс | 80 | 669 | 8,4 |
| 1972/1973 | Билл Мелчионни (3) | Нью-Йорк Нетс | 61 | 453 | 7,4 |
| 1973/1974 | Эл Смит | Денвер Рокетс | 76 | 619 | 8,1 |
| 1974/1975 | Мэк Кэлвин | Денвер Наггетс | 74 | 570 | 7,7 |
| 1975/1976 | Дон Бузи | Индиана Пэйсерс | 84 | 689 | 8,2 |
Лидеры по перехватам
| Сезон | Игрок | Команда | Игры | Перехваты | В среднем за игру |
|---|---|---|---|---|---|
| 1973/1974 | Тед Макклейн | Денвер Рокетс | 84 | 250 | 2,98 |
| 1974/1975 | Брайан Тэйлор | Нью-Йорк Нетс | 79 | 221 | 2,80 |
| 1975/1976 | Дон Бузи | Индиана Пэйсерс | 84 | 346 | 4,12 |
Лидеры по блок-шотам
| Сезон | Игрок | Команда | Игры | Блок-шоты | В среднем за игру |
|---|---|---|---|---|---|
| 1973/1974 | Колдуэлл Джонс | Сан-Диего Конкистадорс | 79 | 316 | 4,00 |
| 1974/1975 | Колдуэлл Джонс (2) | Сан-Диего Конкистадорс | 76 | 246 | 3,24 |
| 1975/1976 | Билли Польц | Сан-Антонио Спёрс | 83 | 253 | 3,05 |
Преемственность
В 1999 году была создана новая лига, которая получила аналогичное название. В этой лиге также используется разноцветный (красно-бело-синий) мяч, но в отличие от оригинальной АБА в ней не выступают игроки такого высокого уровня, как в НБА, помимо этого игры команд новой лиги не проходят на крупных аренах, а также не транслируются на телевидении.
Напишите отзыв о статье "Американская баскетбольная ассоциация"
Примечания
- ↑ [espn.go.com/classic/obit/s/2005/0602/2074322.html Mikan was first pro to dominate the post] (англ.). espn.go.com. Associated Press. Проверено 5 июля 2016.
- ↑ [www.nba.com/history/players/debusschere_bio.html Dave DeBusschere Bio] (англ.). nba.com. NBA Media Ventures, LLC. Проверено 5 июля 2016.
- ↑ [sportsecyclopedia.com/aba/carolina/cougars.html Carolina Cougars History] (англ.). sportsecyclopedia.com. Sports Digital Properties. Проверено 5 июля 2016.
- ↑ [www.remembertheaba.com/ABAGeneralInfo/30YearTeam.html 30 Year ABA All-Time Team] (англ.). remembertheaba.com. Remember the ABA. Проверено 5 июля 2016.
Ссылки
- [www.remembertheaba.com Remember the ABA] (англ.)
- [web.archive.org/web/20060813190350/www.abamemorabilia.com/ ABA Memorabilia] (англ.)
|
||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Американская баскетбольная ассоциация
– Ваша светлость, – сказал кто то.Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
