Архив внешней политики Российской Федерации

Архив внешней политики Российской Федерации
Тип организации:	архивное учреждение
Руководители
начальник	Залеева Анна Николаевна
121200, г. Москва, Плотников переулок, 11 тел.: +7(499) 241-04-80 факс: +7(499) 244-44-11, 241-04-80

Архив внешней политики Российской Федерации (сокр. АВП РФ, бывший Архив МИД СССР) — крупнейшее хранилище документов внешней политики МИД России.

История создания архива

АВП РФ создавался с самого начала как ведомственный архив Народного комиссариата по иностранным делам (НКИД), образованного в ноябре 1917 г. после ликвидации Министерства иностранных дел Российской империи. В сентябре 1917 г. в ходе эвакуации ценностей из Петрограда часть документов архива МИД Российской империи была перевезена в Москву в помещение Московского главного архива МИД, другая часть — в Кирилло-Белозерский монастырь в бывшей Новгородской губернии, а третья так и осталась в Петрограде. Таким образом, после переезда в марте 1918 г. всех правительственных учреждений из Петрограда в Москву НКИД столкнулся с необходимостью создания нового внешнеполитического архива.

Известно, что первый нарком иностранных дел Л. Д. Троцкий, возглавлявший наркомат с ноября 1917 г. по февраль 1918 г. непосредственно иностранными делами занимался мало. Исполнявший с начала марта обязанности наркома иностранных дел, а 30 мая 1918 г. официально назначенный наркомом Г. В. Чичерин придавал большое значение сохранности документов. Отношение Г. В. Чичерина к архиву было высказано позже в виде образного сравнения: «НКИД нуждается в документах, как РККА нуждается в патронах»

Поэтому не случайно, что архив НКИД возник именно при канцелярии наркома как его личный архив, преобразованный после переезда НКИД в 1920 г. в здание на Кузнецком мосту в Текущий политический архив. Наверное, отсюда пошла бытовавшая потом почти 40 лет традиция формировать именные архивные фонды секретариатов наркомов и их заместителей. В июне 1920 г. впервые в качестве самостоятельной структурной единицы в Наркоминделе появился Общий архив НКИД. Возглавил его Е. А. Адамов, получивший позднее за свои многочисленные труды по международному праву и истории международных отношений степень доктора исторических наук и звание профессора — в виде исключения без защиты кандидатской и докторской диссертаций.

Деятельность архива в советские годы

В обязанности Общего архива НКИД входили сбор, классификация, обработка и хранение несекретной переписки всех существовавших тогда шести политических отделов наркомата. Секретная и телеграфная переписка наркома, а также ноты, подписанные им и его заместителями, международные договоры оставались в Текущем политическом архиве при канцелярии наркома. Согласно решению коллегии НКИД от 27 октября 1922 г. Общий архив стал подчиняться непосредственно секретариату Коллегии НКИД. Постепенно роль его возрастала. Уже в октябре 1926 г. в Общий архив на правах подотдела вошел Текущий политический архив.

По мере расширения всесторонних связей Советского государства с внешним миром и создания дипломатических и консульских представительств за рубежом возрастал объем документов, поступавших из-за рубежа, которые временно хранившихся непосредственно в полпредствах (посольствах) и консульских учреждениях. Острые политические конфликты с рядом стран, возникшие в 1927 году в связи с убийством в Варшаве советского полпреда П. Л. Войкова, сотрудников генконсульства СССР в Кантоне (Гуанчжоу), обыском английской полицией в помещениях советско-английского акционерного общества АРКОС, последовавшим затем разрывом дипломатических отношений с Великобританией и другие подобные факты побудили руководство Наркоминдела позаботиться о большей сохранности документов советских загранучреждений. Была создана комиссия, в состав которой вошли А. М. Коллонтай, Я. Х. Давтян, И. И. Спильванек. Члены комиссии обследовали положение в Общем архиве и представили коллегии НКИД доклад, в котором резко критиковалось сложившееся положение. Указывалось, что Архив представляет собой склад неразобранных и несистематизированных материалов, поступающих на хранение из-за границы, отсутствует план обработки этих материалов.

Учитывая решение комиссии, коллегия НКИД приняла 8 декабря 1929 г. решение об объединении всех документальных материалов наркомата, секретных и общих, в единый Политархив.

В последующие годы деятельность Политархива неоднократно рассматривалась на заседаниях Коллегии НКИД, и там принимались решения, направленные на дальнейшее совершенствование архивной службы в тесной увязке с задачами оперативной дипломатической работы.

19 апреля 1936 г. заместитель наркома Б. С. Стомоняков утвердил первое положение о Политархиве, предусматривавшее, наряду с хранением и учетом документов, включая межгосударственные договоры и соглашения, подлинные картографические материалы о государственных границах СССР, разработку архивных материалов, составление досье и справок по вопросам внешней политики СССР и его взаимоотношений с зарубежными странами и многое другое.

К началу Великой Отечественной войны в Политархиве насчитывалось более 500 тыс. архивных дел, из них только немногим больше одной десятой составляли секретные дела. В связи с решением советского правительства об эвакуации правительственных учреждений из Москвы, включая НКИД СССР, заведующий Политархивом И. К. Зябкин докладывал 27 июня 1941 г. генеральному секретарю Наркоминдела А. А. Соболеву о плане эвакуации архивов, для чего предусматривалось разбить их на несколько групп. К материалам первостепенной важности были отнесены подлинные договорные акты (около 2 тонн), ноты и приказы по НКИД (около 1 тонны), архивы секретариатов наркомов и Коллегии НКИД (около 6 тонн), архивы территориальных отделов центрального аппарата НКИД, личные дела сотрудников.

Работники Политархива, работая с утра до глубокой ночи, за четыре дня упаковали все документы и материалы первой очереди, подготовив их к эвакуации. Тары не хватало. 2 июля 1941 г. Наркоминдел запросил в Управлении делами Совнаркома СССР дополнительно 200 ящиков и 200 мешков, а на другой день — еще 400 ящиков. 5 июля 1941 г. Совет Народных Комиссаров СССР издал распоряжение, согласно которому наркоматам и учреждениям предписывалось принять меры по разгрузке архивов от материалов, не подлежащих длительному хранению. В соответствии с этим постановлением в НКИД был издан приказ от 7 июля о создании комиссии «по разгрузке архивов и текущего делопроизводства от материалов, не имеющих оперативной и научно-исторической ценности». Председателем комиссии стал А. П. Павлов, в неё вошли также Г. Н. Зарубин, И. К. Зябкин, Г. Ф. Саксин, В. Н. Павлов и др. Все они стали впоследствии известными советскими дипломатами, а тогда только начинали свою дипломатическую карьеру. Комиссия, мобилизовав сотрудников Архива и ряда других отделов НКИД, проделала эту гигантскую работу в кратчайшие сроки, причем просмотр материалов, их отбор и оформление на уничтожение проводились самым тщательным образом, без скидок на обстоятельства. Например, был уничтожен не представлявший особой ценности весь несекретный фонд Отдела печати за 1917—1941 годы. Конечно, имелись и огрехи, но связаны они были больше с тем, что новое поколение советских дипломатов, «воспитанных партией», нетерпимо относилось к своим изгнанным из НКИД предшественникам, так называемым «врагам народа». «Вас расстрелять мало», — заявил руководителям Политархива тогдашний заместитель наркома Деканозов, пришедший в НКИД из НКВД и разговаривавший с сотрудниками на привычном для него языке, когда узнал, что была уничтожена личная переписка Чичерина с зарубежными политическими и общественными деятелями.

К 17 июля 1941 г. было упаковано и готово к отправке 510 ящиков (около 26 тонн). На другой день, 18 июля, Совет по эвакуации издал распоряжение за подписью Н. М. Шверника, в котором, в частности, говорилось:

1. Разрешить Наркоминделу эвакуировать из г. Москвы в г. Мелекесс Куйбышевской области особо секретную часть Политического архива НКИД.
2. Обязать Куйбышевский облисполком выделить НКИД соответствующее помещение для размещения архива.
3. Обязать НКПС выделить Наркоминделу 6 вагонов для перевозки архива и сопровождающей его охраны.

28 июля первая партия архивов прибыла к месту назначения. Архив в Мелекессе разместили в помещении клуба организации, именовавшейся «Главмука», а дипломаты, работавшие в архиве, стали для посторонних «сотрудниками клуба». В конце августа в Мелекесс прибыла оставшаяся часть архивов. Осенью в Куйбышев (Самара) переехал центральный аппарат Наркоминдела, который возглавлялся первым заместителем наркома А. Я. Вышинским. Нарком В. М. Молотов с небольшим коллективом сотрудников остался в Москве. Работа в архиве не прекращалась, несмотря на тяжелые условия, в которых приходилось трудиться. Только в 1942 году в Куйбышев из Мелекесса было отправлено по запросам руководства НКИД более 3,5 тыс. архивных дел. Продолжалась научная обработка фондов. После победы Красной Армии в битве на Курской дуге первая партия архивных документов была возвращена в Москву, а все остальные архивы — в феврале 1944 г. Нужно отдать должное военному поколению архивистов, которые, невзирая на серьезные бытовые и служебные трудности, сумели сохранить для потомков ценнейшие документальные материалы.

В декабре 1945 г. в соответствии с постановлением Совнаркома было создано Архивное управление НКИД СССР, куда вошел и Политархив. Это решение правительства предусматривало значительное расширение функций архивной службы в связи с общей активизацией внешнеполитической деятельности СССР после окончания Великой Отечественной войны. В составе Архивного управления появились новые отделы: научно-издательский, Архив внешней политики России, состоящий из документов Коллегии и бывшего Министерства иностранных дел за 1720—1917 гг., находившихся до этого в ведении НКВД, и Архив иностранных государств, созданный из вывезенных из Германии и других стран так называемых «трофейных фондов», которые позже были возвращены.

В марте 1946 г. все наркоматы Советского Союза были переименованы в министерства. В августе 1958 г. Архивное управление было преобразовано в Историко-дипломатическое управление МИД, состоявшее из Архива внешней политики СССР, Архива внешней политики России, научно-исследовательского и научно-издательского отделов. Сложившаяся структура оказалась устойчивой и просуществовала более трех десятилетий. В 1992 г. Историко-дипломатическое управление было преобразовано в Историко-документальное управление, а в 1993 г. — в Историко-документальный департамент Министерства. Создание в 1958 г. Историко-дипломатического управления совпало с очень значительным для Архива внешней политики СССР событием — переездом в новое здание МИД. Если раньше Архив ютился в подвалах дома на Кузнецком мосту, где находился Наркоминдел, то теперь он переселился в ризалит высотного административного здания на Смоленской площади, в специально оборудованные для этой цели архивохранилища. Сейфы, в которых хранились наиболее важные документы, могли выдержать, по утверждению завода-изготовителя, нахождение в огне в течение 48 часов. Таким образом, Архив получил по тем временам первоклассные помещения.

К сожалению, тогдашнее руководство МИДа не сумело предвидеть того информационного «бума», который за несколько лет «съел» имевшийся незначительный резерв площади архивохранилищ. Уже в середине 60-х годов встал вопрос о строительстве нового здания для Архива. После многочисленных ходатайств и согласований были выделены финансовые средства на строительство нового здания.

Однако вместо здания в 12 этажей, как задумывалось, было предложено построить в целях экономии средств восьмиэтажное здание архива. Предполагалось даже вселить в это здание Архив внешней политики СССР и Архив внешней политики России, документы которого находились в отдельном здании на ул. Б.Серпуховская, 15. Слияние двух архивов создало бы немыслимые условия для работы. Только благодаря энергии и настойчивости сотрудников Историко-дипломатического управления эту непродуманную акцию удалось предотвратить и сохранить архивные помещения на Б.Серпуховской. Строительство нового здания растянулось на 10 лет, за это время архивная техника ушла вперед. Летом 1977 г. первые сотни тысяч дел были перемещены в новое здание по Плотникову пер., 11. Остальные дела перевозились летом следующего года. Была проделана колоссальная физическая работа, в основном женщинами — сотрудницами Архива, глубоко преданными своему делу. При этом текущая оперативная деятельность Архива не прерывалась ни на один день.

В конце 80-х годов, по мере того как набирали силу гласность и открытость во внешней политике, становилась все более ощутимой необходимость обеспечения доступа исследователей к архивным материалам Министерства иностранных дел. Вопросы, относящиеся к рассекречиванию архивных документов, регулируются целым рядом законодательных актов Российской Федерации** В частности, имеются в виду Закон Российской Федерации о государственной тайне от 21 июля 1993 г. № 5485-I с изменениями и дополнениями от 18 июля 2010 г.; Основы законодательства Российской Федерации об Архивном фонде Российской Федерации и архивах и др. и входят в компетенцию Федерального архивного агентства, федеральных и ведомственных архивов, Межведомственной комиссии по защите государственной тайны.

После развала Советского Союза

С 1992 г. АВП СССР стал называться Архивом внешней политики Российской Федерации. В настоящее время в АВП РФ можно назвать несколько больших групп материалов, которые числятся в 1873 фондах. Фонды нумеруются в соответствии с порядком, в котором они первоначально числились в Списке фондов. Коллекция «Международные договорные акты». Эта коллекция складывалась со времени создания Политархива и особенно быстро стала расти после того, как Совет Министров СССР принял 2 марта 1951 г. постановление о возложении на МИД обязанностей постоянного хранения подлинных международных договорных актов. Эта функция депозитария возложена на МИД России Законом Российской Федерации «О международных договорах» от 15 июня 1995 г. Коллекция состоит из трех частей: двусторонние договорные акты, многосторонние договорные акты с участием Российской Федерации (СССР) и документы о демаркации и редемаркации государственной границы. Материалы из этой коллекции в читальный зал не выдаются, чтобы не нарушить скрепляющие их печати. Большинство договоров публикуется в Собрании законодательства Российской Федерации, а ранее публиковалась в сериях «Сборники действующих договоров» и «Международные договоры», издававшихся Правовым департаментом МИД России. Следующей группой материалов являются фонды секретариатов министров (наркомов), их заместителей, членов Коллегии НКИД, материалы и постановления Коллегии МИД (НКИД). Эти фонды, формировавшиеся в основном в 20-40-е годы XX века, — фонды Г. В. Чичерина, Л. М. Карахана, М. М. Литвинова, Н. Н. Крестинского и других — содержат богатую переписку по курировавшимся ими странам. В фонде секретариата замнаркома иностранных дел С. А. Лозовского с 1939 по 1946 год, насчитывающего более 1700 дел, можно найти записки НКИД в ЦК ВКП(б), докладные записки наркому, записи его бесед с иностранцами, а также записи бесед других руководящих сотрудников НКИД, нотную переписку с иностранными дипломатическими представителями в Москве, главным образом стран Востока, которые он курировал, сводки и бюллетени Отдела печати НКИД, справки по различным внешнеполитическим проблемам, переписку Всесоюзного общества по культурным связям с заграницей (ВОКС), АН СССР, Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца (СОКК), Союза советских писателей и др. Наряду с перепиской по общим вопросам в этом фонде хранятся материалы по отдельным странам, например документы о шагах египетского правительства по установлению дипломатических отношений с СССР в 1943 году, о сотрудничестве с Китаем в 1945 году и о визите министра иностранных дел Китая Сун Цзынвеня в Москву, о межсоюзном контрольном механизме для Японии и др.

Значительно большее количество архивных дел и, соответственно, документов по различным вопросам хранятся в фондах секретариатов тех министров, которые находились на своем посту более продолжительное время. Так, в фонде секретариата Г. В. Чичерина насчитывается свыше 9 тыс. дел, в фонде секретариата М. М. Литвинова — около 3 тыс. дел, в фонде секретариата В. М. Молотова — свыше 12 тыс. дел. Образование фондов секретариатов продолжалось вплоть до середины 50-х годов. Воссозданный в 1957 году Генеральный секретариат уже не концентрировал в своем фонде ту разномастную палитру документов, которая была характерна для фондов министра и его заместителей. В фондах территориальных департаментов находятся материалы по конкретным странам. Названия департаментов, (например Первый Европейский департамент, Второй департамент Азии и т. д.) и число стран, в них входящих, могут меняться, но дела референтуры или отдела по той или иной конкретной стране продолжают сдаваться в архив по строго определенной описи в порядке хронологии. По каждой из стран, с которыми Российская Федерация, правопреемник СССР, поддерживает дипломатические отношения, формируется фонд, который состоит из секретных и несекретных документов. Число дел в зависимости от страны и активности внешнеполитических связей различно, но принцип формирования архивных дел остается общим.

Следующей категорией архивных материалов являются фонды посольств. Фонды посольств Российской Федерации за границей образуются непосредственно в посольствах и постоянно пополняются. Существуют так называемые «мертвые фонды», то есть фонды тех посольств, которые перестали существовать, например, посольство в ГДР. В то же время бывшие «мертвые фонды», например, по странам Балтии, ожили вновь. В настоящее время материалы фондов посольств в связи с улучшением средств связи несколько обеднели по сравнению с прошлым. Но все же многие документы можно найти только там. В фондах посольств откладываются нотная переписка с министерством иностранных дел страны пребывания и посольствами третьих стран, переписка по экономическим и культурным вопросам, обмену студентами и т. д. Во многих посольствах составляются такие документы, как хроника событий, обзоры печати страны пребывания. Учитывая, что в наших библиотеках не всегда можно найти газеты, например, Боливии или Сингапура, обзоры печати, сделанные работниками посольства, имеют очень большую ценность для российских исследователей. По характеру документации к фондам посольств примыкают и фонды представительств Российской Федерации при международных организациях, в частности при ООН (Нью-Йорк), Европейском отделении ООН (Женева), ЮНЕСКО (Париж) и др.

Консульские учреждения МИД за рубежом могут представлять интерес для тех исследователей, которые занимаются не столько изучением большой политики, сколько исследованием деталей двусторонних отношений или истории конкретной страны. В этой связи хотелось бы упомянуть документы консульских учреждений 20-х годов. Именно в одном из них были обнаружены автографы Н. К. Рериха.

Фонды международных совещаний и конференций содержат документы не только наших делегаций, но и официальные материалы различных органов самих организаций, например Мирной конференции в Брест-Литовске 1918 г., Генуэзской конференции 1922 г., Конференции по разоружению в рамках Лиги наций 1932 г., Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций глав государств и правительств в период Второй мировой войны, конференции по выработке Устава и созданию ООН в Сан-Франциско, Парижской мирной конференции 1947 г. и др.

Каждый архив гордится своими раритетами. Редкими, уникальными документами гордится и Архив внешней политики Российской Федерации, в котором хранятся автографы многих государственных и политических деятелей СССР и России, а также других стран мира (И. В. Сталина, Н. С. Хрущева, Ф. Д. Рузвельта, Ш. де Голля, У.Черчилля и др.). Немало интересных находок, связанных с именами известных писателей, ученых и музыкантов (М.Горький, С.Есенин, А.Эйнштейн, Ф.Шаляпин и др.) обнаружено в АВП РФ. Одним из направлений деятельности Архива является сбор материалов личного происхождения, связанных с историей советской и российской дипломатии. Сейчас Архив располагает уже 142 личными фондами дипломатов разных поколений. Есть материалы, отражающие деятельность Г. В. Чичерина, В. А. Антонова-Овсеенко, А. М. Коллонтай, Я. З. Сурица, Я. А. Берзина, С. С. Александровского.

Материалы личных фондов — воспоминания, переписка, плакаты и грамоты, юбилейные медали, фотографии — в отличие от обычных служебных документов, хранящихся в Архиве, обладают яркой иллюстративностью, эмоциональностью. Они дают возможность почувствовать дух эпохи.

Хранящиеся в АВП РФ документы и материалы, охватывающие по времени сравнительно небольшой исторический период, представляют собой поистине бесценное достояние, без которого невозможно исследовать все нюансы и повороты в советской внешней политики.

Важной особенностью АВП РФ является то, что он всегда был и остается структурным подразделением Министерства иностранных дел Российской Федерации и выполняет задачи, тесно увязанные с оперативной деятельностью Министерства.

В настоящее время Архив внешней политики Российской Федерации, расположенный в двух зданиях — на Смоленской-Сенной, 32/34 и в Плотниковом пер., 11 — имеет более 26 км стеллажей, на которых размещены около 1500 тыс. единиц хранения.

См. также

• Архив внешней политики Российской империи

Ссылки

Основной источник информации об архиве:

• [www.mid.ru/bdomp/ns-arch.nsf/e7ef353cc1b1406043256b06004bbbe2/e56f278e3983211e442579ca003ed1eb Информация об Архиве внешней политики РФ] на официальном сайте МИД России (информация находится в общественном достоянии и доступна к цитированию)

Отрывок, характеризующий Архив внешней политики Российской Федерации

– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.