Анзак (печенье)

Анзак (АНЗАК) — разновидность сладкого овсяного печенья, популярная в Австралии и Новой Зеландии. Его готовят из овсяных хлопьев, муки, кокоса, сахара, масла, светлой патоки, соды и кипячёной воды. Печенье АНЗАК издавна ассоциируется с австралийским и новозеландским армейским корпусом (АНЗАК) созданным в период Первой мировой войны. Такие печенья часто посылались своим близким, поскольку в силу своих качеств они легко переносили длительную морскую транспортировку. Сегодня печенье АНЗАК производится фабрично и поступает в широкую продажу.

Печенье также выпускалось армией и входило в солдатский рацион под названием «плитка АНЗАК» или «вафля АНЗАК», отличавшись по рецепту, они являлись в сущности галетами, заменителями хлеба в полевых условиях, с длительным сроком хранения и были очень твёрдыми.

Происхождение

Существует несколько теорий о времени происхождения печенья АНЗАК, но основной считается начальный период Первой мировой войны, 1914—1915 годы. Бытует мнение о том, что печенье было придумано самими солдатами из той провизии, что имелась под руками, таким образом они пытались разнообразить свой продовольственный паёк. Но большинство всё же считает, что творцами печенья стали австралийские и новозеландские женщины, создавшие его для своих любимых таким, чтобы оно смогло перенести долгую дорогу к фронту. Также имеется предположение, что печенье АНЗАК — это вариация шотландской овсяной лепёшки, результат влияния шотландской иммиграции в новозеландском Данидине.

В своём выступлении на конференции федерации женских организаций восточного Отаго профессор факультета археологии Отагского университета Хелен Лич утверждала, что первое упоминание слова АНЗАК в рецептах встречалось в 7-м издании книги «St Andrew's Cookery Book», изданной в Данидине в 1915 году. Но в том случае речь шла кексах и не было никаких инструкций по смешиванию. Рецепт для «печенья АНЗАК» был в книге «War Chest Cookery Book» (Сидней, 1917), однако он полностью отличался от современного, а тот что был на него похож — соответствовал в книге «овсяному печенью». Совпадение и названия и рецепта впервые появилось в 9-м издании «St Andrew's Cookery Book» (Данидин, 1921). Там он фигурирует как «хрустяшки АНЗАК», в более поздних изданиях книги они называются уже «печеньями АНЗАК», австралийские поваренные книги последовали этому примеру. В дальнейшем профессор Лич прокомментировала свои высказывания сказав, что только дальнейшие исследования могли бы указать где раньше появились упоминания об этих печеньях, в Австралии или в Новой Зеландии.

Современная популярность

Сегодня печенье АНЗАК производится в промышленных масштабах и поступает в розничную торговлю. В связи с устоявшимися ассоциациями с АНЗАК и днём АНЗАК, печенье зачастую используется в качестве элемента для сбора средств в пользу ветеранских организаций обеих стран, таких как Новозеландская королевская ассоциация бывших военнослужащих (англ. Royal New Zealand Returned and Services' Association, RSA) и Лига ветеранов армии и флота Австралии (англ. Returned and Services League of Australia, RSL). Британская версия печенья АНЗАК (будучи произведенными в Австралии) приносит 4% ежегодных доходов Королевскому британскому легиону (англ. Royal British Legion, RBL) и распространяется в сетях основных супермаркетов Великобритании.

Печенья АНЗАК до сих пор выдаются канадским солдатам на Рождество в местах зарубежной дислокации.

Благодаря своим прочностным качествам и способностям к длительному хранению, печенья АНЗАК, приготовленные по современному рецепту, востребованы также любителями пешеходного туризма.

Правовые вопросы

Термин «АНЗАК» защищён австралийским законодательством, это означает, что это слово не может быть использовано в коммерческих целях без разрешения министра по делам ветеранов, а его злоупотребление им в коммерческих целях может повлечь за собой юридические последствия. Подобная ситуация сохраняется и в Новой Зеландии. Существующие налоговые льготы распространяются на печенье АНЗАК на условии сохранения оригинальной рецептуры. Вторым условием есть правило, что печенье АНЗАК должно продаваться как бисквиты, но не как печенье. Это ограничение, например, привело к тому, что сеть ресторанов Subway в сентябре 2008 года удалило эти печенья из своих меню. После того как министерство по делам ветеранов предписало сети выпекать печенье в соответствии с оригинальным рецептом, Subway предпочла не предлагать более это печенье своим посетителям, поскольку их поставщик не смог разработать рентабельное средство дублирования рецепта. Ввоз в Австралию товаров, в чьём названии есть слово Anzac, запрещён.

Ссылки

• [www.ANZACday.org.au/miscellaneous/bikkies.html История печенья на сайте «День АНЗАК»]  (англ.)
• [blog.awm.gov.au/awm/2008/04/22/anzac-biscuits/ Блог посвящённый печенью АНЗАК на сайте Австралийского военного мемориала]  (англ.)
• [www.pechenuka.ru/news/pechene-anzas-ovsyanoe-pechene/ Статья о печенье на сайте pechenuka.ru]

Отрывок, характеризующий Анзак (печенье)

– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских