Ааронс, Лори

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лори Ааронс
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Лоренс «Лори» Ааронс (англ. Laurence «Laurie» Aarons, 19 августа 1917, Сидней — 7 февраля 2005) — австралийский политик, национальный секретарь Коммунистической партии Австралии (КПА) в 1965-76 годах.



Биография

Родился в немецко-еврейской семье. Его отец был членом КПА и ветераном Гражданской войны в Испании. Вступил в КПА в 1936 году. В 1950-е года на волне снижения влияния КПА в Австралии стал лидером внутрипартийной группы, выступавшей за коренные изменения в компартии. Члены данной группы, являвшиеся поклонниками лидера Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти, получили прозвище «итальянцы».

Коммуннистическая партия Австралии во время советско-китайского противостояния раскололась на прокитайское и просоветское крыло. Лидером последнего был Ааронс, в 1965 году сменивший Лоренса Шарки на посту национальным секретарём КПА. Ааронс, бывший активным сторонником либеральных реформ Н. С. Хрущёва, после его отставки ушёл в оппозицию к советскому режиму, которая стала ещё более жёсткой после подавления «Пражской весны». В 1969 году на Совещании представителей коммунистических и рабочих партий в Москве он выступил с резкой критикой вторжения СССР в Чехословакию и брежневского курса в целом. В итоге, в 1971 году от КПА откололись просоветские элементы, принявшие название Социалистическая партия Австралии.

В 1970-е годы стал сторонником еврокоммунизма и попытался создать «единый фронт» различных левых сил против войны во Вьетнаме, но не смог сблизиться с новыми левыми. Однако, КПА продолжала терять своё влияние, и Ааронс покинул свой пост в 1976 году, тем не менее, продолжая оказывать влияние на её деятельность. На склоне лет продолжал писать книги и статьи. Фактическим руководителем КПА, начиная с 1984 года, стал сын Лори — Брайан Ааронс.

Напишите отзыв о статье "Ааронс, Лори"

Отрывок, характеризующий Ааронс, Лори

Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.