Абациев, Дмитрий Константинович
Поделись знанием:
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
(перенаправлено с «Абадзиев, Дзамболат Константинович»)
| Дмитрий Константинович Абациев | ||||||||||||||||||||
| осет. Абациаты Дзамболат Къостайы фырт | ||||||||||||||||||||
 | ||||||||||||||||||||
| Дата рождения | ||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения |
село Кадгарон, | |||||||||||||||||||
| Дата смерти | ||||||||||||||||||||
| Место смерти | ||||||||||||||||||||
| Принадлежность | ||||||||||||||||||||
| Род войск | ||||||||||||||||||||
| Годы службы | ||||||||||||||||||||
| Звание | ||||||||||||||||||||
| Командовал |
ЕИВ конвой, | |||||||||||||||||||
| Сражения/войны |
Русско-турецкая война (1877—1878), | |||||||||||||||||||
| Награды и премии |
| |||||||||||||||||||
| В отставке |
эмигрант в Югославии | |||||||||||||||||||
Дми́трий Константи́нович Абаци́ев (Дзамболат[1] Константинович Абадзиев[2]) (осет. Абациаты Дзамболат, 3 декабря 1857, с. Кадгарон, Терская область, Российская Империя — 4 июня 1936, Белград, Королевство Югославия) — российский военачальник, генерал от кавалерии (1919).
Содержание
Биография
Родился в селе Кадгарон в Северной Осетии. Осетин. Православный.
Происхождение — из осетин Терского казачьего войска[3]. Получил домашнее образование. В службу вступил 09.11.1876 г. простым казаком. Был личным ординарцем при генерале Скобелеве (09.11.1876-17.09.1879).
«Это был юноша 22-23-х лет, высокий, стройный брюнет, очень красивый, — прикомандированный к конвою М. Д. Скобелева».— А.В. Верещагин. Дома и на войне. 1853—1881. СПб. 1885.
Участвовал практически во всех сражениях русско-турецкой войны 1877-78 годов. Отличился при взятии приступом Ловчи[4], взятии Хирманлы, при атаке Зелёных гор[5], при блокаде г. Плевны, в боях близ города Бреславец, при взятии в плен армии Осман-паши, в переходе через Балканы в обход Шипки, походе к Адрианополю, к Эски-Загру, Тырново, Самейлы, Чорлу, Чаталджу и, наконец, к г. Сан-Стефано. За боевые отличия он был трижды награждён солдатским Георгиевским крестом. Полным георгиевским кавалером, то есть обладателем всех четырёх Знаков отличия Военного Ордена он не стал только из-за производства в офицеры (и вновь — за боевое отличие).
"О его храбрости современники рассказывали легенды. И даже генерал Скобелев, героизм и бесстрашие которого вошли в историю военного искусства России, был восхищён храбростью Дзамболата. Документы тех лет донесли до нас весьма примечательные факты, характеризующие Абациева. Как-то Скобелев под Плевной во время короткого отдыха у себя в палатке, куда собрались обедать все близкие ему офицеры, обратился к своему адъютанту с вопросом: «Скажите, Дзамболат, знаете ли вы, что такое страх?» Он не лукавил. Он был искренен, и об этом свидетельствует Н. М. Немирович-Данченко в своей книге «Год войны» (т. 1, с. 277): «Этот Абациев — преинтересная личность. Он злится, например, когда другие уходят из Зеленогорской траншеи по соединительным, что гораздо безопаснее. Сам Абациев такой чести турецким пулям не оказывает и идёт под ними прямиком».— [aors.narod.ru/Texty/GordAlanii/Voin/Abats.htm Г. Т. Дзагурова. «Под российскими знамёнами»]
"А ведь о мужестве и лихости самого Скобелева сложены легенды, что подтверждает, например, лубочная картинка: «Чудесный обед генерала Скобелева под неприятельским огнём»: [s43.radikal.ru/i099/1004/7c/33cf1cd81240.jpg].— [varvar.ru/arhiv/gallery/lubok/index.html Чудесный обед генерала Скобелева под неприятельским огнём]
Прапорщик (ст. 25.02.1878). Прошёл ускоренный курс и выдержал экзамен на подтверждение офицерского чина при Виленском пехотном юнкерском училище (1880 г.[6]). Определён подпоручиком (ст. 16.07.1882 г.) в 63-й пехотный Углицкий полк.
Участник кампаний 1879, 1880 и 1881 годов в Средней Азии. За штурм Геок-Тепе (1881), где был тяжело ранен, награждён Золотым (Георгиевским) оружием. Личный адъютант при командире 4-го армейского корпуса (13.05.1881-16.07.1882). Хорунжий (ст. 21.11.1883). Переведён в гвардию чином корнета (ст. 06.05.1884). Заведующий учебной командой и офицер конвоя 4 года и 3 месяца.
Поручик (ст. 01.01.1885). Подъесаул (ст. 14.05.1896). И. д. адъютанта конвоя 6 месяцев. Командовал сотней 1 год. С 1900 года — мл. офицер лейб-гвардии 3-й Терской казацкой сотни Собственного ЕИВ конвоя. Есаул (ст. 01.01.1901). Полковник (ст. 06.04.1903 г.). Командир конвоя (с 19.05.1903). Участник русско-японской войны 1904-05 годов. Состоял в распоряжении генерал-квартирмейстера полевого штаба наместника на Дальнем Востоке (с 22.02.1904 г.). Командир Уссурийского казачьего полка (23.05.1904-09.07.1906). Генерал-майор (ст. 28.03.1906 г.). Прикомандирован к штабу Кавказского ВО (09.07.1906 г.-06.01.1907 г.). Командир 2-й бригады 1-й Кавказской казачьей дивизии (06.01.1907-09.10.1912). Кроме того в период службы на Кавказе он был председателем комиссии по осмотру сменных и льготных эшелонов Кавказских казачьих войск, состоял членом военно-окружного суда. Генерал-лейтенант (ст. 09.10.1912 г.). С 09.10.1912 г. — начальник 2-й Кавказской казачьей дивизии, с которой вступил в первую мировую войну. Всю войну провёл на Кавказском фронте. В 02-04.1915 г. одновременно командовал Эриванским отрядом 6-го Кавказского корпуса. С 14.06.1916 г. — командир 6-го Кавказского корпуса. За взятие ночным штурмом Битлиса награждён орденом Св. Георгия 4-й степени (ВП 10.06.1916 г.).
В составе Кавказской армии он принимает участие в сражениях под Сарыкамышем, и штурме Эрзерума, в Алашкертской, Огнотской и других операциях. 15.09.1917 г. зачислен в резерв чинов Кавказского ВО. В октябре 1917 года недолго командовал Туземным конным корпусом, развёрнутым из Дикой дивизии. В 1917 году был представлен к чину генерала от кавалерии (но утверждён только 19.06.1919 г. командующим ВСЮР).
«Революция сокрушила его жизнь, нарушила все его планы на будущее. Революцию он не принял, равно как и контрреволюцию.»— Г. Т. Дзагурова
Тем не менее, с конца 1918 года он — в Добровольческой армии. Участвовал в формировании горских частей. С 04.1919 г. в резерве чинов при штабе Главнокомандующего ВСЮР. С июня 1919 года почётный представитель горских народов при Командующем войсками Северного Кавказа. После поражения белых армий эмигрировал в Югославию. Жил в Белграде. Состоял в РОВС. Приказом начальника 4-го отдела РОВС генерала Э. В. Экка 02.04.1930 г. назначен председателем суда совести и чести для генералов (до этого являлся членом суда). Умер в Белграде, где был похоронен на Новом кладбище[7][8].
Был женат на дочери действительного тайного советника Елизавете Эдуардовне Фукс (1872-16.05.1964, Лондон)[9], имел трёх дочерей[1].
Родной брат Д. К. Абациева — Константин Константинович Абациев, штабс-ротмистр Дагестанского конного полка, 15 января 1917 года также стал Георгиевским кавалером[10].
Награды
Российской Империи:
- орден Святой Анны 4-й ст. (1880 г.)
- орден Святого Станислава 3-й ст. (1881)
- орден Святой Анны 3-й ст. с мечами и бантом (1882 г.)
- орден Святого Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (1882 г.)
- Золотое (Георгиевское) оружие (Золотая шашка) (1882 г.)
- орден Святого Станислава 2-й ст. (1894)
- орден Святой Анны 2-й ст. (1902 г.)
- орден Святого Владимира 3-й ст. с мечами (ВП 18.11.1904 г.)[11].
- Мечи к ордену Святой Анны 2-й степени (1906 г.)
- орден Святого Станислава 1-й степени (1909 г.)
- орден Святой Анны 1-й степени (1912 г.)
- Орден Святого Георгия 4-й степени (ВП 10.06.1916 г.)
Описание подвига Георгиевского кавалера:
|
10 июня 1916 года "георгия" получил самый известный полководец из осетин, начальник 2-й Кавказской казачьей дивизии генерал-лейтенант Дмитрий Абациев. За то, что состоя начальником отряда, действующего против города Битлис, взял со вверенными ему войсками 28 января г. Коп, а 29 января овладел штурмом Копскими воротами и затем Лиром, вслед за этим развивая успех и преследую отступавшего на Битлис противника, несмотря на крайне тяжёлые условия, пробился к Битлису и в ночь на 19 февраля начал штурм позиций этого города, и, несмотря на превосходящие силы неприятеля, его отчаянное сопротивление на артиллерийских позициях и даже на улицах, неоднократно подвергая свою жизнь опасности, одержал полную победу, занял Битлис, захватив при этом всю турецкую артиллерию - 20 орудий, командира полка, 40 офицеров, 900 нижних чинов, знамя, артиллерийский склад, 5000 винтовок и много запасов продовольствия.[12] | 
|
Иностранных государств: около 40 наград в том числе
- Румынский железный крест (1896);
- Персидский Орден Льва и Солнца 1-й степени (1896);
- Бухарский Орден Бухарской Звезды 2-й степени (1896);
- Орден Звезды Румынии
- Болгарский Орден «Святой Александр» 3-й степени (1896);
- Прусский Орден Красного орла 4-й степени (1897);
- Сиамский Орден Короны 3-й степени (1897);
- Французский Орден Почётного Легиона кавалерский крест (1902);
- Греческий Орден Спасителя 4-й степени (1902);
- Болгарский Орден «За храбрость» 4-й степени (1903);
Изображения
- [s53.radikal.ru/i141/1004/a8/98849179d2d8.jpg Комбинация из двух фото]
- [s58.radikal.ru/i161/1004/f2/6f3092acdb6b.jpg Помощник командира Конвоя ЕИВ полковник Д. К. Абациев. 1903 г. (Из книги Н. В. Галушкина: Собственный Его Императорского Величества Конвой. М. 2004.)]
- [www.ljplus.ru/img/j/u/judifff/Groblje3.jpg Могила Д. К. Абациева на Новом кладбище в Белграде]
Интересные факты
Упоминался во многих книгах знакомых с ним людей:
- Н. М. Немирович-Данченко «Год войны». Здесь Абациев упоминается в качестве урядника-ординарца при генерале Скобелеве.
- В. А. Гиляровский «Шипка прежде и теперь». Упоминается как есаул, в Конвое Его Величества. Кроме того, приводится рассказ Абациева об одном из эпизодов русско-турецкой войны 1877—1878 гг.
- Ф. И. Елисеев упоминает об Абациеве, как о крупном казачьем генерале.
- А. Л. Толстая вспоминает о генерале Абациеве в своих мемуарах, отзываясь о нём, как о чрезвычайно храбром военном и внимательном к чужой нужде человеке.
- П.Н. Шатилов в своих записках рассказывал о Битлисской операции. Он отзывался очень уважительно о своем командире - Д. Абациеве.
- Участвовал в пяти войнах: русско-турецкой, экспедициях в Среднюю Азию, русско-японской, Первой Мировой, Гражданской.
Напишите отзыв о статье "Абациев, Дмитрий Константинович"
Примечания
- ↑ 1 2 [aors.narod.ru/Texty/GordAlanii/Voin/Abats.htm Г. Т. Дзагурова. «Под российскими знамёнами»]
- ↑ Такое написание фамилии — в книге А. Н. Антонова: XXXV. Виленское пехотное юнкерское училище. Краткий исторический очерк. Вильна. 1900. стр. сп.113.
- ↑ [www.bfrz.ru/data/beloie_dvizgenie_volkov/personalii_volkov_1.pdf Приписной казак станицы Николаевской Терского казачьего войска]
- ↑ [bibliotekar.ru/encW/bitvyL/60.htm Ловча (Loftcha) Русско-турецкие войны]
- ↑ [www.voskres.ru/army/library/ivanov.htm Бой под Плевной за зеленые Горы]
- ↑ Эта дата указана в книге: А. Н. Антонов. XXXV. Виленское пехотное юнкерское училище. Краткий исторический очерк. Вильна. 1900. стр. сп.113.
- ↑ [www.ljplus.ru/img/j/u/judifff/Groblje3.jpg Могила в Белграде на Новом кладбище]
- ↑ [www.vrtu-vvkure.com/modules.php?name=Forums&file=viewtopic&t=147&start=15 «Виртуальный виленский некрополь».]
- ↑ [www.bfrz.ru/data/beloie_dvizgenie_volkov/personalii_volkov_1.pdf С. В. Волков. Проект «Участники Белого движения и эмиграции» (биографический словарь). стр.4.]
- ↑ [www.ruskline.ru/monitoring_smi/2006/07/24/osetiny_-_kavalery_ordena_svyatogo_georgiya/ Ф.Киреев. Осетины — кавалеры ордена Святого Георгия. ИА «Белые воины». 24.07.2006.]
- ↑ [genrogge.ru/hwj/hwj-award1-53.htm (ВП 18.11.1904 г.) в Летописи войны с Японией 1904—1905 гг. № 47 за 1905 год]
- ↑ [www.ruskline.ru/monitoring_smi/2006/07/24/osetiny_-_kavalery_ordena_svyatogo_georgiya/ Ф.Киреев. Осетины - кавалеры ордена Святого Георгия. ИА «Белые воины». 24.07.2006.]
Литература
- Вас. И. Немирович-Данченко. «Год войны». 1877. т.1. стр. 277.
- А. В. Верещагин. Дома и на войне. 1853—1881. СПб. 1885.
- А. Н. Антонов. XXXV. Виленское пехотное юнкерское училище. Краткий исторический очерк. Вильна. 1900. стр. сп.113.
- Списки полковникам по старшинству от 1.05.1903. СПб. 1903; 1.01.1904. СПб. 1904.
- Списки генералам по старшинству сост. 01.07.1906. СПб. 1906.; сост. по 01.07.1908. СПб. 1908; сост. по 15.04.1914. Пг. 1914.; сост. по 10.07.1916. Пг. 1916.;
- Список старшим войсковым начальникам, начальникам штабов: округов, корпусов и дивизий и командирам отдельных строевых частей. СПб. Военная Типография. 1913.
- Г. Т. Дзагурова. «Под российскими знамёнами». Владикавказ. 1992 год.
- Ф. И. Елисеев. Казаки на Кавказском фронте (1914—1917). Воениздат. 2001. ISBN 5-203-01901-0
- С. В. Волков. Офицеры российской гвардии: Опыт мартиролога. М. Русский путь. 2002.
- Н. Н. Рутыч. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: Материалы к истории Белого движения. М. 2002.
- К. А. Залесский. Кто был кто в Первой мировой войне. М. 2003.
- В. М. Шабанов. «Военный орден св.великомученика и победоносца Георгия. Биобиблиографический справочник». М. «Русский мир». 2004 г.
- Исмаилов Э. Э. О. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров. 1788—1913. М. 2007.
- Н. В. Галушкин. Собственный Его Императорского Величества Конвой. М. 2004.
- Ф.Киреев. Осетины — кавалеры ордена Святого Георгия. ИА «Белые воины». 24.07.2006.
- Р. Г. Шмаглит. Белое движение. 900 биографий крупнейших представителей русского военного зарубежья. Зебра. 2006.
- В. Н. Чувакова (сост.). Незабытые могилы: Российское зарубежье: некрологи 1917—2001. В 6 т. 8 книгах. том 1. «А-В». М. Пашков дом. 2007.
Ссылки
- [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=342 Абациев, Дмитрий Константинович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
- Дзагурова Г. Т. [aors.narod.ru/Texty/GordAlanii/Voin/Abats.htm Под российскими знамёнами]
- [www.vrtu-vvkure.com/modules.php?name=Forums&file=viewtopic&t=147&start=30 Генералы и кавалеры, самые-самые…]
- [www.regiment.ru/bio/A/25.htm Regiment]
- [hrono.rspu.ryazan.ru/biograf/bio_a/abaciev.html Биография на Hronos]
- Елисеев Ф. И. [militera.lib.ru/memo/russian/eliseev_fi/index.html Казаки на Кавказском фронте.]
- Киреев Ф. [www.ruskline.ru/monitoring_smi/2006/07/24/osetiny_-_kavalery_ordena_svyatogo_georgiya/ Осетины — кавалеры ордена Святого Георгия]. — ИА «Белые воины». 24.07.2006.
- Волков С. В. [www.bfrz.ru/data/beloie_dvizgenie_volkov/personalii_volkov_1.pdf Проект «Участники Белого движения и эмиграции» (биографический словарь). стр.4.]
- Егоров Н. Д. [www.bfrz.ru/data/rus_generalitet/rus_generalitet_1.pdf Проект «Русский генералитет накануне гражданской войны»]
- [ossetians.com/rus/news.php?newsid=120&f= Исходный сайт компиляции из двух фото]
Отрывок, характеризующий Абациев, Дмитрий Константинович
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
Категории:
- Родившиеся 3 декабря
- Родившиеся в 1857 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Кадгароне
- Умершие 4 июня
- Умершие в 1936 году
- Умершие в Белграде
- Кавалеры ордена Святого Георгия IV класса
- Кавалеры ордена Святой Анны 1 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 1 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 4 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 2 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 3 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 4 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 3 степени
- Кавалеры знака ордена Святого Георгия
- Кавалеры ордена Почётного легиона
- Кавалеры ордена Таковского креста
- Кавалеры ордена Льва и Солнца 1 степени
- Кавалеры ордена Красного орла 4-й степени
- Офицеры ордена Спасителя
- Кавалеры креста «За переход через Дунай» (Румыния)
- Выпускники Виленского военного училища
- Генерал-лейтенанты (Российская империя)
- Участники Русско-турецкой войны (1877—1878)
- Участники Русско-японской войны
- Участники Первой мировой войны
- Генералы России (Белое движение)
- Русские эмигранты первой волны в Югославии
- Похороненные на Новом кладбище (Белград)
