Абад, Хуан
| Хуан Абад | |
| Juan Abad | |
| Имя при рождении: |
Juan Abad y Domingo |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
24 декабря 1932 (60 лет) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1888-1904 |
| Направление: | |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
Хуа́н Аба́д (исп. Juan Abad y Domingo; 8 февраля 1872 — 24 декабря 1932) — филиппинский драматург и журналист. Основоположник[1] национальной драмы на тагальском языке.
Содержание
Биография и творчество
До 1899 года
Родился 8 февраля 1872 года в Маниле. Будучи старшим ребёнком в многодетной семье, вынужден был работать с ранних лет, почти не получив школьного образования. В подростковом возрасте начал трудиться в типографии, а с 16 лет стал писать стихи. Его первая пьеса, девятиактная комедия в жанре моро-моро «Мечты о несчастной судьбе» (исп. Sueños de Mala Fortuna), была поставлена в 1895 году, ознаменовав рождение тагальской драматургии.
В 1896 году с началом Филиппинской революции против испанского колониального владычества, Хуан оставил работу наборщика в типографии и влился в ряды революционеров. Став журналистом, сотрудничал с газетами «La Independencia» и «La Republica Filipina».
1899—1906
В начале Филиппино-американской войны, участвовал в создании газеты «Laong-Laan» (рус. Всегда наготове) и вскоре, в начале 1900 года был вместе с Хосе Пальма арестован (на две недели), так как американские оккупационные власти сочли издание бунтарским. Следующим его местом работы стала ежедневная газета «Dimas-alang» [2], которая была закрыта через два месяца, 5 апреля 1900 года.
Поняв, что журналистика в данных обстоятельствах дело опасное и невыгодное, Амад вновь обратился к написанию пьес. Он с другими бывшими сотрудниками «Dimas-alang» основал организацию «La Juventud Filipina» (рус. Филиппинская молодёжь), целью которой было развитие патриотической драматургии. За отказ принести военную присягу Соединённым Штатам Абад был вновь арестован и затем выслан в г.Олонгапо, где написал трёхактную сарсуэлу «Manila-Olongapo», поставленную в июне 1901 года.
2 февраля 1902 года состоялась премьера одноактной пьесы «Цветок Сампалока» (тагальск. Bulaklak ng Sampalok). Она же принесла автору победу в литературном конкурсе и долгожданную популярность. В том же году, 7 июля Абад сделал прорыв на филиппинской драматической сцене успешной постановкой драмы «Золотая цепь» (тагальск. Tanikalang Guinto), написанной ещё накануне революции. 3 мая 1903 состоялась премьера спектакля в городе Батангас и в тот же день американские власти усмотрели пьесу как подстрекательскую к мятежу. Судья первой инстанции Пол Лайнбарджер признал автора виновным и приговорил его к двум годам тюрьмы и штрафу в 2000 долларов. Абад подал апелляцию в Верховный суд и за время ожидания решения написал очередную патриотическую драму, оказавшуюся в итоге последней — «Одна вражеская пуля» (тагальск. Isang Punglo ng Kaaway), премьера которой состоялась 8 мая 1904 года в Малабоне. Пьеса стала причиной последующего ареста автора. 9 августа 1906 года Верховный суд отменил приговор Абаду, главным образом по формальным основаниям.
После 1906 года
Рост кинематографа и спад интереса к театру убедил Абада сменить карьеру. В 1907 он опубликовал «Золотую цепь», после чего занимался преподаванием и редкими постановками с собственной труппой. После второй женитьбы он начал учить тагальскому алфавиту и даже издал тагальский букварь. Когда и это не принесло дохода, он занялся сельским хозяйством.
В 1923 году Абад вернулся в Манилу и открыл типографию. Впоследствии участвовал в рабочем движении и некоторое время редактировал профсоюзный журнал «Araw». В 1928 году был отправлен в командировку в Китай. Во время второй поездки туда, не смог вернуться на родину из-за проблем с паспортом. Умер 24 декабря 1932 года недалеко от города Амой (сейчас Сямынь), где и был похоронен.
Напишите отзыв о статье "Абад, Хуан"
Примечания
- ↑ [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-0213.htm?cmd=2&istext=1 Краткая литературная энциклопедия]
- ↑ Район Манилы
Ссылки
«Краткая литературная энциклопедия», том 1, М., 1962
Литература
- Сантос А., Пути развития филиппинской лит-ры, «Проблемы востоковедения», 1960
- Alip, Eufronio M., Tagalog literature, Manila, 1931
Отрывок, характеризующий Абад, Хуан
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
