Абакумово (Старицкий район)

Деревня Абакумово Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Тверская областьТверская область Муниципальный район Старицкий Координаты 56°25′49″ с. ш. 34°45′22″ в. д.56.43028° с. ш. 34.75611° в. д. / 56.43028; 34.75611    Население 0 человек (2005) Часовой пояс UTC+3 Почтовый индекс 171365 Автомобильный код 69 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=28253834002 28 253 834 002] Показать/скрыть карты

Абакумово — деревня Корениченского сельского округа в Старицком районе Тверской области, в 8км от деревни Кореничено, в 18км от города Старицы. Расположена в низине, недалеко от реки Неклюдовки. Берега реки топкие, течение быстрое, имеются омуты. Почва вокруг деревни подзолистая, глинистая.

История

В 1859 г. Абакумово — владельческое село в составе Просковьинской волости Старицкого уезда. В селении было 13 хозяйств, проживали 137 человек (71 мужчина и 66 женщин).

Данные за 1886 г.: в Абакумово — 26 крестьянских хозяйств, 145 жителей (80 мужчин и 65 женщин), 3 пруда со стоячей водой, 4 колодца. Вокруг деревни располагаются небольшие низины, покрытые осотом и водой, в некоторых местах растёт бредняк. В 1 версте от поселения на сухом месте находится смешанный (с преобладанием берёзы) лес.

Крестьяне — бывшие владельческие помещиц А. К. Губановой (23 ревизские души и столь же земельных наделов) и Фиглёвой (29 ревизские души при 23 земельных наделов). Пять крестьян-собственников, получившие землю по наследству, имеют при сельце 13 десятин. Усадебная крестьянская пашня в трёх полях делится на 3024 полосы. Сеют горох, лён, сажают овощи.

Для отопления избы и овина крестьяне прикупают дрова — на 3 руб. в год на домовладельца. Постройки деревни были не совсем скучены. Все избы деревянные, крыты чаще всего соломой, в три посада. Крестьяне иногда нанимают вольного учителя для обучения своих детей, но чаще посылают их учиться в с. Покровское в земскую школу.

В 1919 г. в д. Абакумово было 36 крестьянских хозяйств, в которых проживали 243 человека (116 мужчин и 127 женщин).

Данные за 1926 г.: д. Абакумово входит в состав Старицкой волости Абакумовского сельсовета. Число хозяйств крестьянского типа — 35, в них 152 жителя (66 мужчин и 86 женщин). Кроме того, живут на стороне 30 человек (20 мужчин и 10 женщин). Селение землеустроено в 1925 г. За ним закреплено 245,12 десятины земли: пашни — 100,99; леса (кустарника) — 52,78; сенокоса — 35,36; прочих угодий — 55,99. Вся пахотная земля разделена на участки. В селении имеется инвентарь: 2 бороны, 1 веялка, 1 косилка, 7 железных плугов, а также деревянные плуги и бороны. Некоторые крестьяне устраиваются водниками в г. Ленинграде. В местном промысле работают 2 бондаря, 2 коромысльщика и 1 шорник.

В 1931 г. на сельском сходе был организован колхоз «Красный Абакумовец».

В 1936 году к деревне Абакумово был присоединён ликвидированный хутор Абакумовский. По Всесоюзной переписи 1937 года в д. Абакумово — 174 жителя, к колхозе «Красный Абакумовец» — 30 крестьянских хозяйств.

В 1939 г. в деревне было 126 человек и 30 жилых строений.

В 1950 г. селение — часть Стегнишенского сельского совета, население — 82 человека, хозяйств — 26. В этом же году произошло объединение колхозов «Смычка» (д.д. Новоселье, Степанцево, Ново- Теличено и Неклюдово), «Красный Абакумовец» (д. Абакумово) и «Богатырь» (д. Лединниково) в колхоз «Смычка» с центром в д. Новоселье. 27 июля на общем собрании членов нового колхоза был принят устав сельскохозяйственной артели.

На 1 января 1960 г. в д. Абакумово были 16 хозяйств и 46 жителей.

В 1970 г. селение Абакумово входило в состав Корениченского сельского совета, в деревне было 9 хозяйств, проживали 17 человек.

В 1989 г. Абакумово — по-прежнему в составе Корениченского сельсовета, но нет хозяйств и жителей.

На 1 января 2005 г. в д. Абакумово нет хозяйств и жителей.

Литература

Тверская деревня. Старицкий район: Энциклопедия российских деревень. — Старица, 2007. Т.I. − 35 с. ISBN 978-5-91229-007-7 (Издательство «Старицкая типография») Шитков А. В.

Ссылки

• [www.staritsa-pilgrim.ru Старица — земля православная. Монастыри и храмы]

Отрывок, характеризующий Абакумово (Старицкий район)

Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.