Абант (сын Келея)
| Абант (сын Келея) |
|---|
Амба́нт (или Абант)[1] — в греческой мифологии старший из шести[2] сыновей элевсинского царя Келея и его жены Метаниры, который, увидев как Деметра залпом выпила целый кувшин ячменного отвара, сдобренного мятой[2], воскликнул: «О, как жадно ты пьёшь!» — за что та, оскорблённая таким неуважением к старшим и непочтительностью к богам, превратила его в ящерицу.
Стыдясь своего поступка, Деметра решила подарить его брату Демофонту бессмертие, но нечаянно погубила. Горько оплакивал своих двух сыновей Келей, говоря: «Несчастье пришло в мой дом!» С той поры его прозвали Дисавл. Утешила его богиня, пообещав, что щедро одарит другого его сына Триптолема.[2]
Рассказ об Амбанте содержится в схолиях к поэме Никандра «Териака»[3]. Аналогичную историю рассказывают об Аскалабе, сыне Мисмы (на сходство историй указывает Э. Кирнс)[4].
В искусстве
Немецкий художник Адам Эльсхаймер изобразил пьющую Цереру, которую высмеивает Абант (хотя иногда предполагается, что на картине изображён Аскалаб). Картину с сюжетом о Церере и Абанте создал также голландский живописец Маттиас Стомер (находится в Старой пинакотеке, Мюнхен).
Напишите отзыв о статье "Абант (сын Келея)"
Примечания
- ↑ в тексте схолий содержится написание «Амбант», но в литературе предлагается возможное исправление на более распространённое имя «Абант»
- ↑ 1 2 3 Грейвс, Р. [www.sno.pro1.ru/lib/graves/8-27/24.htm Мифы Древней Греции] — М. : Прогресс, 1992, С. 65.
- ↑ Схолии к Никандру. Териака. 484
- ↑ Kearns E. The Heroes of Attica. University of London, 1989. P. 150; А. П. Кондрашов, Боги и герои древней Греции и Рима, 7
Литература
- Лексикон Рошера. Том 1. Стб. 2 (Абант № 12), 279 (Амбант).
- «Краткий словарь мифологии и древностей». М. Корш. Санкт-Петербург, издание А. С. Суворина, 1894.
Отрывок, характеризующий Абант (сын Келея)
Он пристально посмотрел на нее.– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
