Абас, Натан

Слово «Абас» имеет и другие значения.

Натан Абас

Натан Абас (нидерл. Nathan Abas; 23 октября 1896, Амстердам — 1 июня 1980, Риверсайд (Калифорния)) — нидерландско-американский скрипач.

Родился в семье еврея-ювелира, отец Абаса впоследствии погиб в Освенциме. Учился в Амстердаме. В 1914 году занял пост концертмейстера в Оркестре Концертгебау. В 1917 году перебрался в Нью-Йорк, играл в составе различных радиооркестров, в 1924 году дебютировал как солист, вызвав довольно сдержанную оценку критики. В 1931—1932 гг. занимал пост концертмейстера в Симфоническом оркестре Сан-Франциско. В последующие годы руководил струнным квартетом, в составе которого, в частности, исполнял произведения Арнольда Шёнберга. Короткое время был одним из первых учителей Айзека Стерна. В конце 1930-х — начале 1940-х гг. возглавлял как дирижёр Симфонический оркестр Северокалифорнийского отделения Управления общественных работ (англ. The Northern California WPA Symphony Orchestra); во главе оркестра, помимо исполнения обычного симфонического и хорового репертуара, внёс вклад в возрождение слушательского интереса к комической опере.

Отрывок, характеризующий Абас, Натан

Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.