Абача, Ибрахим

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ибрахим Абача (1938, Нджамена — 11 февраля 1968, Чад) — мусульманский марксистский политик Чада. Его политическая деятельность началась во время процесса деколонизации Чада, но после обретения страной независимости он был вынужден уехать из страны в связи с ростом авторитаризма первого президента Франсуа Томбалбая. Для свержения Томбалбая он основал в Судане в 1966 году Фронт национального освобождения Чада (ФРОЛИНА). Через два года он был убит в столкновении с армией Чада.



Биография

Абача родился в 1938 году в Форт-Лами (ныне Нджамена). Он знал французский, английский и арабский язык, но не умел писать на классическом арабском языке так как не учился в медресе[1]. Он работал клерком в колониальной администрации и профсоюзной организации[2][3].

Абача вошёл в политику в 1958 году, став заметной фигурой в Национальном союзе Чада (НСЧ). Членами партии были мусульмане, выступавшие за панафриканизм и социализм[4]. К концу колониального господства Абача был заключён в тюрьму на год. После обретения независимости Чада в 1960 г. Абача выступил против президента Томбалбая. НСЧ, как и другие оппозиционные партии, был запрещён 19 января 1962 года. После этого Абача был заключен в тюрьму на короткое время новым правительством Чада[1]. Из-за сложной политической ситуации в Чаде в 1963 году Абача был отправлен а Аккру (Гана), где позже к нему присоединились другие члены НСЧ Абубакар Джалабо и Махаматом Тахиром Али[1]. Для сохранения единства партии, Абача написал к НСЧ программное заявление, которое стало ядром официальной программы ФРОЛИНА[5]. В Аккре он получил свою первую военную подготовку и подружился с членами Союза народов Камеруна, которые помогли ему участвовать в конференциях, организуемых международными коммунистическими организациями[6].

В 1965 году Абача посетил другие африканские столицы в поисках поддержки его проекта по свержению Томбалбая. Первой столицей был Алжир, где его попытки убедить Чада студентов во Франции присоединиться к нему в его борьбе не увенчались успехом. Из Алжира он отправился в Каир, где был создан маленький тайный комитет чадских студентов университета аль-Азхар. Каирские студенты были возмущены тем, что образование полученное ими в арабских странах были бесполезны в Чаде, а французский язык был единственным официальным языком в стране[7]. Семеро египетских студентов стали первыми повстанцами, воевавшими вместе с Абача. В октябре 1965 года Абача посетил Судан[6][8]. В Судане он нашёл благодатную почву для дальнейшей вербовки повстанцев, так как много чадских беженцев проживало там. Абача сумел привлечь бывших суданских солдат и несколько офицеров, самым известным из которых был Хаджаро Сенусси. Он также связался с Мохамедом Баглани, у которого была связь с первыми чадскими повстанцами и с повстанческими группами Фронта освобождения Чада (ФОЧ)[9].

С 19 по 22 июня 1966 года состоялся конгресс в Ньяле, на котором было объявлено об объединении НСЧ с ФОЧ и создании ФРОЛИНА. Первым Генеральным секретарем был назначен Абача. Лидер ФОЧ, Ахмед Хасан Муса пропустил конференцию, так как был заключён в тюрьму в Хартуме. Он считал, что Абача сознательно выбрал момент его заключения для организации конференции из опасения численного превосходства ФОЧ над НСЧ. В результате, как только Муса освободился, он порвал с ФРОЛИНА. Это был первый из многих расколов, которые были в истории ФРОЛИНА[6]. Таким образом уже с самого начала своей повстанческой деятельности Абача пришлось столкнуться с внутренней борьбой и антикоммунистической оппозицией в лице Мохамеда Баглани[10].

В середине 1966 года повстанцы провели несколько молниеносный атак против армии Чада в восточной части Чада. Они совершили поездку по деревням, для знакомства населения с будущей революцией и призывом молодежи присоединиться к ФРОЛИНА[2][11][12]. Благодаря Абаче, начавшееся в 1965 году крестьянское восстание постепенно превратилось в революционное движение[13].

11 февраля Ибрахим Абача был убит в столкновении против армии Чада[14]. После его смерти внутрипартийная борьба в НСЧ усилилась, что усложнило организацию повстанческой деятельности[13][14].

Напишите отзыв о статье "Абача, Ибрахим"

Примечания

  1. 1 2 3 R. Buijtenhuijs, Le Frolinat, 117
  2. 1 2 S. Decalo, Historical Dictionary of Chad, 21
  3. J. Chapelle, Le Peuple Tchadien, 257
  4. C. Bouquet, Tchad, 122
  5. R. Brian Ferguson, The State, Identity and Violence, 275
  6. 1 2 3 V. Thompson & R. Adloff, 52
  7. C. Bouquet, 128—129
  8. R. Buijtenhuijs, Le Frolinat, 120
  9. R. Buijtenhuijs, Le Frolinat, 120—121
  10. C. Bouquet, 131
  11. C. Bouquet, 131—132
  12. V. Thompson & R. Adloff, 53
  13. 1 2 V. Thompson & R. Adloff, 54
  14. 1 2 C. Bouquet, 132

Литература

  • Bouquet, Christian. Tchad: Genène d'un conflit. — L'Harmattan, 1982. — ISBN 2-85802-210-0. (фр.)
  • Buijtenhuijs, Robert. Le Frolinat et les révoltes populaires du Tchad, 1965-1976. — Mouton Éditeur, 1978. — ISBN 90-279-7657-0. (фр.)
  • Chapelle, Jean. Le Peuple Tchadien: ses racines et sa vie quotidienne. — L'Harmattan, 1981. — ISBN 2-85802-169-4. (фр.)
  • Decalo, Samuel. Historical Dictionary of Chad. — Scarecrow Press, 1987. — ISBN 0-8108-1937-6.
  • Nolutshungu, Sam C. Limits of Anarchy: Intervention and State Formation in Chad. — University of Virginia Press, 1995. — ISBN 0-8139-1628-3.
  • R. Brian Ferguson. The State, Identity and Violence. — Routledge, 2002. — ISBN 0-415-27412-5.
  • Thompson, Virginia & Adloff, Richard. Conflict in Chad. — C. Hurst & Co., 1981. — ISBN 0-905838-70-X.

Отрывок, характеризующий Абача, Ибрахим



Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.