Аба-Новак, Вильмош

Вильмош Аба-Новак
венг. Vilmos Aba-Novák
Автопортрет. 1920 г.
Жанр:	живопись
Учёба:	Венгерская королевская школа рисования в Будапеште (ныне Венгерский университет изобразительных искусств)
Влияние на:	Карой Патко
Премии:	Гран-При жюри Всемирной выставки в Париже (1937), Гран-При на Венецианской биеннале (1940).

Вильмош Аба-Новак (венг. Vilmos Aba-Novák; 15 марта 1894, Будапешт — 29 сентября 1941, там же) — венгерский художник и график.

Биография

После окончания учёбы в художественном училище в 1912, он начал работать в мастерской художника Адольфа Феньеша, одновременно продолжил обучение в Венгерской королевской школе рисования в Будапеште (ныне Венгерский университет изобразительных искусств). Учёбу прервала Первая мировая война. Вильмош Аба-Новак был призван в австро-венгерскую армию, служил на Восточном фронте. Между боевыми действиями умудрялся брать уроки рисования у Виктора Олгея.

После войны продолжил занятия живописью. Между 1921 и 1923 художник проводил летние месяцы с группой художников в художественных колониях в Сольноке и Бая-Маре на территории Румынии. Именно здесь состоялась первая персональная выставка художника в 1924 году.

В 1928 в качестве стипендиата Венгерской академии художеств был послан в творческую командировку в Рим на три года 1928—1930. Стал известным представителем так называемой «Романской школы» в венгерской живописи.

В 1939—1941 преподаватель в Венгерской королевской школе рисования.

Творчество

Представитель современной венгерской монументальной живописи. Писал картины и праздничные фрески, отличающиеся монументальной композицией и агрессивной колористикой.

Уже с конца 1920-х гг. получает международную известность, завоевывая призы и награды, так в 1937 награждён Гран-При жюри Всемирной выставки в Париже, в 1940 году Большой премией на Венецианской биеннале.

Тяготея к монументальной живописи, он имел многочисленные заказы со стороны официальных кругов и церкви. Официально находился под патронажем венгерского дворянства. Однако в выполненных им росписях художник неизбежно был вынужден следовать воле и темам, навязываемым заказчиками.

Основными темами Аба-Новака были цирк и деревенские ярмарки, которые появилась в его ранних картинах с яркими цветами экспрессионизма и итальянского новеченто. Пестрые и всегда очень нагруженные жанровые сцены повторяются у художника в бесчисленных вариантах. Острота и юмор в характеристике персонажей снимает налет бытовизма. Его красочные изображения пестрых деревенских ярмарок, харчевен, бродячих цирков, балаганов содержат в себе ощущение народной стихии, чисто венгерского темперамента. При этом его народность не оборачивается экзотичностью, любованием этнографической живописностью, что было довольно характерно для некоторых живописцев начала XX века. Люди в картинах Аба-Новака изображены с оттенком гротеска, трагическая неустроенность жизни искажает их простые радости. Эта трагическая нота, звучащая в, казалось бы, столь веселых произведениях художника, эта неутолимая тоска по гармонии и целостности бытия делают творчество Аба-Новака характерным и серьёзным явлением искусства.

Автор знаменитых фресок и росписей церкви в Сегеде и Будапеште, в Мавзолее святого Иштвана в Секешфехерваре.

• AbaNovak Vilmos Laura.jpg

  Лаура

• Italien town Vilmos Aba-Novák.jpg

  Итальянский город

• Porta Heroum 03.jpg

  Фрески

• HősökKapuja3KJ.jpg
• Porta Heroum 01.jpg
• HősökKapuja10KJ.jpg
• Szent Borbála Porta Heroum Szeged.jpg
• Szent László Porta Heroum Szeged.jpg

Ссылки

• [www.aba-novak.hu/ Aba-Novák Galéria]  (венг.)

Отрывок, характеризующий Аба-Новак, Вильмош

Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.