Аба I

Аба I

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Мар Аба I Великий — патриарх церкви Востока с резиденцией в Селевкии-Ктесифоне в 540−552 годах. При нём в церкви Востока стала использоваться анафора Феодора Мопсуестийского и Нестория помимо более древней из литургии Фаддея и Мария. Хотя его правление пришлось на период, когда христианам Месопотамии пришлось выносить тяготы римско-персидских войн, а правительства как государства Сасанидов, так и Византии пытались вмешиваться в дела церкви, оно считается периодом укрепления церкви Востока. Мар Аба I написал и перевёл большое число религиозных произведений. Аба является высоко почитаемым святым во всех современных церквях Востока, в его честь названа семинария в Сан-Диего, Калифорния. Его память почитается дважды в год — в седьмую пятницу после Богоявления и 28 февраля.

Будущий патриарх родился в зороастрийской семье в городе Хала в Месопотамии. До обращения в христианство служил секретарём у губернатора провинции Бет Гармай. Учился, а затем преподавал в Нисибинской школе, где приобрёл репутацию выдающегося учёного. Изучал греческий язык в Эдессе и перевёл (или участвовал в переводе) основных текстов Феодора и Нестория на сирийский язык. Его собственные труды включают комментарии к Библии, гомилии и синодальные послания. Ещё до избрания патриархом Аба приобрёл известность как сторонник Феодора Мопсуестийского. Вместе с Фомой Эдесским он посетил Палестину, затем Коринф и Константинополь, где о встрече с ним оставил свидетельство Козьма Индикоплов. Пребывание Абы в столице Византии датируется периодом между 525 и 533 годами, когда там находились и другие видные восточные богословы. В 532 году византийский император Юстиниан I, желая завершить спор о трёх главах, хотел организовать с ним встречу, однако Аба не принял приглашения.

Правление мара Абы I завершило 15-летний период раскола в церкви, когда в удалённых провинциях избиралось одновременно несколько враждующих епископов. Аба посетил районы конфликтов и добился примирения. В 544 году он созвал собор для утверждения формальной процедуры избрания патриарха. Однако уже избрание его преемника Иосифа (552−567), совершённое под давлением шахиншаха Хосрова I, прошло с нарушением принятых решений. На соборе был также принят символ веры, написанный лично Абой, отражающий, в частности, персидский характер церкви Востока.

Из-за своего отступничества от зороастризма и прозелитизма среди зороастрийцев, мар Аба подвергался преследованию со стороны Хосрова. Мар Аба был помещён под домашний арест, а затем отправлен в ссылку в Азербайджан. После 7 лет ссылки ему было позволено вернуться и продолжить осуществлять патриаршее служение до своей смерти в 552 году.

Литература

• Baum W., Winkler D. The Church of the East. A concise history. — RoutledgeCurzon, 2003. — 204 p. — ISBN 0-203-42309-7.
• Labourt J. [www.archive.org/details/lechristianisme01labogoog Le christianisme dans l'empire Perse]. — Paris, 1904. — 358 p.

Отрывок, характеризующий Аба I

– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.