Абгар V Уккама
А́бгар V (Авгарь; греч. Αὔγαρος; умер в 50) — царь Осроены с 4 года до н. э. по 7 год н. э. и в 13—50 годах н. э., с прозвищем Уккама или Ухомо, то есть «чёрный». 15-й представитель осроенской династии Абгаридов, правителей Осроены, со столицей в Эдессе (Малая Азия). Осроенское царство было основано в 137 году до н. э. и было уничтожено при Каракалле в 216 году. Абгар V известен благодаря своей апокрифической переписке с Иисусом Христом.
Свидетельства церковных историков
Согласно армянскому историку Мовсесу Хоренаци, Абгар был сыном Аршама — сына Арташеса, брата Тиграна II Великого[1]. В IV веке Евсевий Кесарийский заявил, что обнаружил в архивах Эдессы сирийский документ, свидетельствующий о переписке его с Иисусом Христом. Этот рассказ с различными прибавлениями появляется в сирийской рукописи «Doctrina Addaei» (напечатанной Георгом Филипсом в Лондоне в 1876 году) и в различных греческих переделках.
По Евсевию, Абгар, поражённый тяжкой болезнью, просит о помощи Христа, признавая его Богом или Сыном Божиим, предлагая Ему свою резиденцию для Слова Божия, и что Иисус Христос, отклоняя предложение тем, что его миссия связывает Его с Иерусалимом, обещает по воскресении своём послать к нему одного из учеников, который его и исцелит. По воскресении Христовом, продолжает Евсевий, апостол Фома послал в Эдессу Фаддея, одного из 70 апостолов, который доставил царю исцеление и распространил там христианство. При этом Евсевий не упоминает о получении Авгарем образа Христа.
Этот рассказ находится в теснейшей связи с преданием (известно по памятникам, датируемым концом IV — началом V века) об отправлении Спасителем своего нерукотворного образа в Эдессу. С этого образа списывались с IV века многие копии (так называемые Абгарские образа́).
Критика
Decretum Gelasianum, приписываемый папе римскому Геласию I (ум. 496) и в свою очередь имеющий споры относительно подлинности, относит Письмо к апокрифическим (еретическим) книгам. Учёные склонны относить принятие христианства только к эпохе его потомка Абгара IX Великого, который принял христианство в 200 году. Возможно, впоследствии было произведено удревнение принятия христианства, связанное с борьбой за авторитет «первого христианского государства».
Напишите отзыв о статье "Абгар V Уккама"
Примечания
- ↑ [www.vehi.net/istoriya/armenia/khorenaci/02.html Мовсес Хоренаци, История Армении — 24. О царствовании Аршама и первом частичном обложении данью Армении Римом; освобождение Гиркана и постигшие из-за этого род Багратуни беды] 158. Аршам. Исследователи и комментаторы «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци отмечают, что это имя возникло по недоразумению: у царя Эдессы Абгара было прозвище Укама («Черный» которое в армянском переводе «Церковной истории» Евсевия Кесарийского передано в форме Арджама (от арджн — «черный»), а в переводе труда Лабубны (см, прим. 367) — Аршама. «Абгар Аршама» было воспринято как «Аршамов Абгар», то есть Абгар, сын Аршама. Отсюда возникло представление, что Абгару на троне Эдессы предшествовал Аршам. Имя Аршам, как таковое, не является случайным среди имен армянских царей. Так именовался один из царей династии Ервандакан (Ервандуни) (Арсамес), царствовавший в Коммагене-Софене в 30-е гг. III в. до н. э. и основавший города Аршамашат в Софене и две Арсамеи в Коммагене. Кроме того, сохранились и монеты с упоминанием его имени.
Литература
- Первичные источники
- [www.krotov.info/acts/04/3/0399avgar.html Легенда об Авгаре]
- Евсевий Кесарийский. [apokrif.fullweb.ru/apocryph1/acts_faddey1.shtml «Церковная история» (отрывок о деяниях Фаддея)]
- Современные исследования
- Абгар // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.pravenc.ru/text/62584.html Авгарь] // Православная энциклопедия. Том I. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. — С. 88—90. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-006-4
Отрывок, характеризующий Абгар V Уккама
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
