Абдуллах аль-Ансари
| Абдуллах аль-Ансари | |
| араб. عبد الله الأنصاري | |
| Личная информация | |
|---|---|
| Имя при рождении: |
Абдуллах ибн Мухаммад аль-Ансари аль-Харави |
| Прозвище: | |
| Место погребения: |
Гробница аль-Ансари в Герате |
| Отец: |
Мухаммад аль-Ансари |
Богословская деятельность | |
| Оказал влияние: | |
| Труды: |
Список
Маназил ас-саирин, Мунаджат
|
 Редактирование Викиданных | |
Абу Исма’и́л ’Абдулла́х ибн Муха́ммад аль-Анса́ри аль-Харави́ (араб. عبد الله الأنصاري; 1006, Герат — 1089, Герат) — известный суфий-ханбалит, персидский поэт. Писал на персидском и арабском языках. Известен как аль-Ансари аль-Харави. Удостоен титула шейх аль-ислам.
Содержание
Биография
Аль-Ансари аль-Харави родился в 1006 году Герате. Его отец был суфием и сам познакомил сына с началами мистицизма. В девятилетнем возрасте аль-Ансари начал обучаться хадисоведению и толкованию Корана под руководством таких гератских традиционалистов-шафиитов, как Абу Мансур аль-Азди (ум. в 1018 г.), Абуль-Фадль аль-Джаруди (ум. в 1023 г.) и Яхья ибн Аммар (ум. в 1031 г.). Несмотря на то, что его учителями были учёные шафииты, аль-Ансари стал ревностным последователем ханбалитской правовой школы (мазхаба). В 1026 г. целях продолжения обучения он отправился в Нишапур, затем в Тус, Бистам и Багдад. В Багдаде он посещал занятия видных ханбалитских хадисоведов (мухаддисов). Вскоре после этого он встретился со знаменитым персидским суфием, последователем традиции Абу Язида Бистами, Абуль-Хасаном аль-Харакани (ум. в 1033-34 г.), который сыграл решающую роль в его жизни и духовном развитии. Затем он вернулся в Герат, где стал заниматься обучением, а также вёл активную полемику с мутазилитами и ашаритами[1].
В 1041 г. сельджуки захватили Восточный Иран и над аль-Ансари нависла угроза расправы. Его трижды ссылали, но последние двадцать лет его жизни прошли более спокойно. К концу жизни он пользовался признанием, а его слава вышла далеко за пределы Герата. Аббасидский халиф аль-Каим посылал ему почетные одежды. В конце жизни он потерял зрение и умер в 1089 г. в родном городе[1].
Богословская деятельность
Место аль-Ансари аль-Харави в истории ислама в значительной мере определяется тем, что процессу проникновения в исламские науки методов рационалистического рассуждения (калам), которые затронули и суфизм, он противопоставил учение, в котором шариат и божественная истина (хакк) оказались органично взаимосвязанными. У многих суфиев шариат и хакк фактически не согласовывались между собой. Аль-Ансари считал, что суфизм углубляет понимание Корана и сунны и является их продолжением. В этом отношении он был предшественником великого суфия-ханбалита Абдул-Кадира аль-Джилани (ум. 1166)[1]. Аль-Ансари считал, что спекулятивное богословие (калам) «предосудительным новшеством» (бида), так как вера не нуждается в доказательствах разума[2]. В вопросах психотехники он призывал учеников постоянно и строго контролировать свои мистические переживания. Исламские биографы единодушно восхваляют его необычайное благочестие и широту познаний во всех областях религиозных наук. Его рвение в следовании Корану и сунне и приверженность ханбалитской школе служили причиной обвинений его в слепом фанатизме и антропоморфизме.
Среди его учеников можно отметит суфиев-традиционалистов Мутамина ас-Саджи (ум. 1113), Ибн Тахира аль-Макдиси (ум. 1113) и Абуль-Вакта ас-Сиджзи (ум. в 1157 г.). Однако наиболее выдающимся его последователем был Юсуф аль-Хамадани (ум. 1140), к которому восходят духовные цепочки тарикатов ясавия и ходжаган[2].
Труды
Его сочинения, написанные на арабском и персидском языках, отражает его разносторонние интересы. Он написал краткое оригинальное руководство по суфизму «Маназил ас-са’ирин». На эту книгу был написан целый ряд комментариев, самых известный из которых «Мадаридж ас-саликин» Ибн Каййима аль-Джаузии (ум. 1350). Его произведения в рифмованной прозе и стихах («Мунаджат» и др.), содержащие молитвы и сентенции, занимают место среди лучших образцов персидской литературы. Книга аль-Ансари «Замм аль-калам ва ахлихи» стала одним из основных источников по истории борьбы против исламского рационалистического богословия. Большинство его сочинений изданы и переведены на европейские языки[2].
Произведения
- «Друг послушников и солнце собраний» (прозаическая обработка истории Юсуфа и Зулейхи)
- «Разряды суфиев»
- «Стоянки шествующих»
Напишите отзыв о статье "Абдуллах аль-Ансари"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Ислам: ЭС, 1991, с. 21.
- ↑ 1 2 3 Ислам: ЭС, 1991, с. 22.
Литература
- Петросян А. Р. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 Аль-Ансари аль-Харави] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 21-22.</span>
- Истины. Изречения персидского и таджикского народов, их поэтов и мудрецов. Перевод Наума Гребнева. Примечания Н. Османова. М.: Наука, 1968; СПб.: Азбука-Классика, 2005. ISBN 5-352-01412-6.
- Жуковский В. А. Песни Хератского старца // Восточные заметки. СПб., 1895.
- [www.britannica.com/eb/topic-26722/Khwajah-Abd-Allah-al-Ansari Хваджах Абдаллах аль-Ансари] // Энциклопедия Британника
Отрывок, характеризующий Абдуллах аль-Ансари
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
