Абдалла ибн Хусейн

Абдалла I ибн Хусейн араб. عبد الله الأول بن الحسين‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Абдалла ибн Хусейн</td></tr>
1-й Король Иордании
25 мая 1946 — 20 июля 1951
Коронация:	25 мая 1946 года
Предшественник:	титул учреждён
Преемник:	Талал ибн Абдалла
Вероисповедание:	Ислам
Рождение:	1882(1882) Мекка, Хиджаз
Смерть:	20 июля 1951(1951-07-20) Иерусалим, Израиль
Место погребения:	Королевское кладбище, Амман
Род:	Хашимиты
Отец:	Хусейн ибн Али аль-Хашими
Дети:	Талал ибн Абдалла
Награды:

Абдалла I ибн Хусейн (араб. عبد الله الأول بن الحسين‎; 1882, Мекка — 20 июля 1951, Иерусалим) — первый король Иордании (1946—1951) и основатель иорданской династии Хашимитов. С 1921 эмир Трансиордании.

Родился в Мекке в семье её шерифа — Хусейна бен Али. В 1896 вместе с братом был отправлен в Стамбул ко двору османского султана на учёбу и в качестве заложников от семьи Хашимитов. В 1909—1916 был депутатом турецкого парламента и его вице-председателем. Был связан с английскими властями в Египте. В 1916—1918 руководил арабскими частями, осаждавшими турецкие гарнизоны в Хиджазе. Был министром иностранных дел государства Хиджаз. В 1920 провозглашен королём Ирака, однако через год был отстранен в пользу своего старшего брата Фейсала, изгнанного из Сирии. В 1921 при помощи Англии стал эмиром Трансиордании, а после объявления её независимости с 25 мая 1946 — королём. Заключил ряд договоров с Англией, превративших страну в английский плацдарм на Ближнем Востоке и предоставив ей неограниченный контроль над финансами страны. В 1930-х гг. провёл ряд карательных экспедиций против бедуинов. В 1936, во время арабского восстания в Палестине, предложил свои услуги в качестве посредника, и, хотя арабы встретили его предложение более чем прохладно, этот шаг серьёзно укрепил его позиции и позволил ему выдвинуть план создания Арабской федерации.

В 1946 Абдалла ибн Хусейн был объявлен королём провозглашённого независимым королевства Трансиордания. В апреле 1948 Лига арабских государств поставила Абдаллу во главе армии, которая должна была помешать осуществлению плана раздела Палестины и создания там государства Израиль после отмены британского мандата и вывода британских войск. В результате арабо-израильской войны 1948—1949 присоединил восточные районы Палестины. После аннексии Западного берега Иордана название королевства Трансиордания было изменено на королевство Иордания. Застрелен 20 июля 1951 года членом палестинской террористической организации на пороге мечети Аль-Акса в арабской части Иерусалима. После его гибели трон наследовал его старший сын принц Талал, признанный недееспособным в связи с душевным заболеванием, который вскоре отрёкся от трона в пользу своего сына Хусейна.

Дети

Сыновья

• Талал ибн Абдалла
• Наиф ибн Абдалла (1914-1983)

Дочери

• Хайя бинт Абдулла (1907-1990)
• Мунира бинт Абдулла (1915-1987)
• Мукбула бинт Абдулла (1921-2001)
• Найфен бинт Абдалла (1950-2000)

Воинские звания

• Фельдмаршал Иорданской арабской армии (Field Marshal Jordan Arab Army, 1948)
• Фельдмаршал египетской армии (Field Marshal Egyptian Army, 1949, почетное звание)
• Коммодор ВВС Великобритании (Commodore RAF, с 30 октября 1940, почетное звание)

Награды

• Рыцарь Большого креста Ордена Британской империи (GBE), 1920
• Большая лента Ордена Междуречья (Ирак), 1922
• Рыцарь Командор Ордена Святого Михаила и Святого Георгия, 1927
• Великий Орден Хашимитов (Ирак), 1932
• Орден Фейсала I 1 класса (Ирак), 1932
• Рыцарь Большого креста Ордена Святого Михаила и Святого Георгия, 1935
• Медаль Серебряного юбилея короля Георга V, 1935
• Медаль Коронации короля Георга VI, 1937
• Цепь Ордена Мухаммеда Али (Египет), 1948
• Цепь Ордена Пехлеви (Иран), 1949
• Большой крест Ордена военных заслуг в белом (Испания), 1949
• Большая лента Ордена Омейядов (Сирия), 1950

Отрывок, характеризующий Абдалла ибн Хусейн

Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.