Абдулкадир Инан

Абдулкадир Инан
башк. Абдулҡадир Инан
Имя при рождении:	Фатхелкадир Мустафиевич Сулейманов
Род деятельности:	тюрколог, писатель
Место рождения:	Шигай Верхнеуральского уезда Уфимской губернии (ныне Кунашакский район Челябинской области)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Фатхелкадир Мустафиевич Сулейманов (башк. Фәтхелҡадир Мостафа улы Сөләймәнов; в эмиграции — Абдулкадир Инан (башк. Абдулҡадир Инан); 29 октября 1889 года, деревня Шигай Верхнеуральского уезда Уфимской губернии (ныне село Сары Кульдяк Кунашакский район Челябинской области) Россия — 26 июля 1976 года, Стамбул, Турция) — учёный, писатель, участник башкирского национально-освободительного движения. В Турции его считают светилом отечественной науки, как и мировой тюркологии.

Биография

Фатхелкадир Сулейманов (в эмиграции взял псевдоним — Абдулкадир Инан) родился 29 октября 1889 года в башкирском селе Шигай (ныне Сары Кульдяк) Кунашакского района Челябинской области. Отец Мустафа преподавал в медресе, а мать ученого — Закия, родившаяся в селе Булатово Аргаяшского района Челябинской области, имеет в своем родословном древе в качестве одного из предков Биккула Галикеева — соратника Салавата Юлаева, который, бежав после подавления пугачевщины из родных мест (аул Билян Белокатайского района Башкортостана), основал на территории современного Аргаяшского района село Итбаево. Могила ишана Биккула Аликеева (Галикеева) сохранилась на кладбище деревни и до сих пор является местом поклонения мусульман.

Учился в школе при местной мечети, а затем в Челябинском мектебе Хакима-ахуна при Ак-мечети. Фатхелкадир Сулейманов учился медресе «Расулия» в Троицке.

1913—1916 годы оказались наиболее творчески плодотворными в биографии писателя, стихи и статьи публиковались в троицкой газете «Вакыт» — «Вперед», затем в Челябинске, Уфе и Стерлитамаке. Он публикуется под псевдонимом «Инан» («верую») и объясняет его так:

«Я верую в три вещи. Первое — религия ислама, второе — наука, третье — великая тюркская нация. Фамилия Инан означает мою веру в эти три силы»

После начала Первой мировой войны, его призвали на фронт. А после Февральской революции был избран солдатами Екатеринбургского гарнизона делегатом 2-го съезда рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Урала. В первые годы после Октябрьской революции Абдулкадир Инан был активным участником башкирского национально-освободительного движения.

Весной 1918 года в качестве делегата от Метелевской волости (ныне с. Метелево Аргаяшского района Челябинской области) участвовал в работе съезда мусульман Урала, проходившего в Челябинске. После переезда правительства Башкирской республики из Оренбурга в Челябинск был назначен 18 июня 1918 главным редактором газеты Центрального башкирского шуро (совета) «Башкорт итфаки бюросынин мэхбире». В 1919—1920 гг в качестве члена Башкирского правительства принимал активное участие в государственном устройстве Башкирской республики, работал в Стерлитамаке, Уфе, Москве.

С апреля 1920 года Инан — член коллегии Государственного издательства Башкирской Автономной Советской Республики. Не согласившись с ограничением прав республики, в знак протеста против постановления ВЦИК и СНК РСФСР «О государственном устройстве Автономной Советской Башкирской Республики» от 19 мая 1920 года оставил свою должность и выехал в Среднюю Азию, затем в 1923 году вместе с Ахметзаки Валиди покинул Советскую Россию. После двухлетних блужданий в Афганистане, Иране, Индии и странах Европы, с 1925 года Инан остаётся в Турции, где проводит оставшуюся жизнь. Он работал в Институте тюркологии, в 1933—1944 гг. — в Турецком лингвистическом обществе, в 1955—1961 гг. — в Анкарском университете, в 1964—1971 гг. — в Институте турецкой культуры. Работал в Институте тюркологии в Стамбуле, в Турецком лингвистическом обществе, Департаменте религии, Институте культуры. В университете он преподавал алтайский, якутский, тувинский и хакасский языки. Будучи полиглотом, хорошо знал не только тюркские, но и арабский, немецкий и персидский языки. Работа с подлинниками на этих языках позволила ему достичь глубины исследований этнологии, народных традиций, устного народного творчества и домусульманских верований многих тюркских народов.

Научная деятельность

Инан был тюркским энциклопедистом, он автор более 350 научных статей. Дал научный анализ и интерпретацию важнейших тюркских письменных памятников: «Кутадгу белек» Ю. Балагасунского, «Дивану лугат ат-тюрк» М. Кашгарского, «Китабе деде-и Коркут» («Книга моего деда Коркута»), половецкого словаря «Кодикус куманикус», «Чингиснаме», киргизского эпоса «Манас» и других.

За 60 с лишним лет своей научной деятельности создал более 300 фундаментальных работ по тюркской истории, этнографии, фольклору, языкознанию и литературоведению, философии. В произведениях Абдулкадира Инана «Башкорт моңо» («Тоска башкира»), «Акшан-батыр», «Монло тэн» («Унылая ночь») воспевается героическое прошлое башкирского народа. Историческая драма «Салауат батыр» («Салават-батыр») вошла в репертуар Башкирского театра драмы.

Его научные исследования были посвящены истории, этнологии и языкознанию тюркских народов, проблемам доисламских верований и распространению ислама в Урало-Поволжье и Сибири.

Память

• На родине писателя Абдулкадира Инана в деревне Сары-Кульмак установлена мемориальная доска.

Литература

• Абдулкадир Инан. Библиографический указатель. Издательство «Гилем». Уфа, 1996. 62 стр.
• Инан А. Шаманизм тарихта һәм бөгөн. Өфө, 1998.(на башк. яз.)
• Tarihte ve bugun samanizm. Materyaller ve Arastirmabar. III Baski. Abdulkadir Inan. Ankara, 1986 — 8:64.
• Из истории российской эмиграции: письма А.-З. Валидова и M. Чокаева (1924—1932 гг.). — Москва, РАН, 1999.
• Судьба и наследие башкирских ученых-эмигрантов. Уфа, 1995
• Башкортостан: Краткая энциклопедия. Уфа, 1996.
• Шакур Р. Абдулкадыр Инан//Знаменитые башкиры. Уфа, 1998. (На башк. яз.)
• Хабиров М. М. Инан Абдулкадыр//Календарь знаменательных и памятных дат, 1999. Челябинская область. Ч., 1999.

Ссылки

• [www.bashinform.ru/news/231741/ В Кунашакском районе Челябинской области сегодня проходит конференция, посвященная 120-летию Абдулкадыра Инана]
• [www.up74.ru/imod/xc_print_page/?node_id=23374 Зауральская Башкирия. Кунашакский район]
• [www.mictn.ru/abdulkadira-inan.html Значение научных идей Абдулкадира Инана в развитии этнологических, религиоведческих и правоведческих знаний/Дамир Валеев]
• [www.promegalit.ru/publics.php?id=846 Абдулкадир Инан. На башкирском яйляу. Пер. Л. Аралбаевой]
• [www.kraeved74.ru/pages_print_736.html Абдулкадир Инан и религия древних тюрков/Байназарова Р. А.]
• [www.book-chel.ru/ind.php?what=card&id=388 Инан Абдулкадыр]
• [www.kushnarenkovo-adm.ru/filosofskaj_mysl_v_bashkortostane-9.html Философская мысль в Башкортостане]

Отрывок, характеризующий Абдулкадир Инан

Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.