Абдуллаев, Евгений Викторович
| Евгений Викторович Абдуллаев | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Язык произведений: | |
Евгений Викторович Абдуллаев (род. 19 апреля 1971, Ташкент) — русский поэт, прозаик и критик, живущий в Узбекистане. Критические статьи публикует под настоящим именем, стихи и прозу под псевдонимом Сухбат Афлатуни.
Детство провёл в Намангане; с 1978 года живёт в Ташкенте. Окончил философский факультет Ташкентского государственного университета (1993).
Публиковался в журналах «Арион», «Дружба народов», «Звезда Востока», «Знамя», «Иерусалимский журнал», «Новая Юность», «Октябрь», альманахах «Малый шёлковый путь» (Ташкент — Москва, 1999—2005) и «Интерпоэзия» (Нью-Йорк — Москва, 2005) и др. Лауреат премий журнала «Октябрь» (2004, 2006), «Русской премии» (2005), молодёжной премии «Триумф» (2006).
Книга стихов «[magazines.russ.ru/nov_yun/2002/6/aflat.html Псалмы и наброски]» (Москва: ЛИО Р. Элинина, 2003), проза «[magazines.russ.ru/druzhba/2005/10/af1.html Ташкентский роман]» (СПб: Амфора, 2006).
Член редколлегии журнала «Звезда Востока» (с 2006); вошёл в редакционный совет журнала «Дружба народов» (с 2008).
Напишите отзыв о статье "Абдуллаев, Евгений Викторович"
Ссылки
- [magazines.russ.ru/authors/a/aflatuni Сухбат Афлатуни ] в «Журнальном зале»
- Ольга Балла. [magazines.russ.ru/druzhba/2016/5/chetvertomu-ne-byvat.html А четвёртому не бывать.] «Дружба народов» № 5, 2016
- Дмитрий Тонконогов. [magazines.russ.ru/arion/2008/4/to25.html Из книжных лавок.] «Арион» № 4, 2008
- Мария Галина [magazines.russ.ru/znamia/2007/8/ga17.html Сухбат Афлатуни. Ташкентский роман.] журнал «Знамя» № 8, 2007
- Владимир Губайловский [magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/7/gu16.html Книжная полка Владимира Губайловского] журнал «Новый мир», 2008, № 7
- Сергей Шулаков [www.ng.ru/non-fiction/2016-02-25/7_shulakov2.html Логос — мужского рода. Русскоязычный писатель из Ташкента и поклонение волхвов.] «Независимая газета», 25.02.2016
Отрывок, характеризующий Абдуллаев, Евгений Викторович
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
