Абдуллаев, Кемал Джан-Бахиш оглы

Кемал Абдуллаев
Полное имя	Абдуллаев, Кемал Джан-Бахиш оглы
Дата рождения	18 января 1927(1927-01-18)
Место рождения	Баку, Азербайджанская ССР
Дата смерти	6 декабря 1997(1997-12-06) (70 лет)
Страна	СССР СССР Россия Россия
Профессии	дирижёр, педагог
Награды	Народный артист Азербайджанской ССР

Кема́л Джан-Бахи́ш оглы́ Абдулла́ев (18 января 1927, Баку, Азербайджан — 6 декабря 1997) — советский дирижёр и музыкальный педагог, Народный артист Азербайджанской ССР. Член КПСС с 1956 года.

Биография

Рождение, ранние годы

Кемал Абдуллаев родился 18 января 1927 года в Баку, Азербайджан.
Окончил Азербайджанскую консерваторию по классу альта А. А. Гроссмана и Московскую консерваторию по классу дирижирования Л. М. Гинзбурга.

Образование

В 1948 году окончил Азербайджанскую консерваторию.
В 1952 году окончил Московскую консерваторию.

Начало музыкальной карьеры

В 1952 году становится дирижёром.
С 1953 года — главный дирижёр Азербайджанского театра оперы и балета.

Расцвет, зрелые годы

В 1960—1961 годах — главный дирижёр Донецкого русского театра оперы и балета.
В 1962—1969 годах — главный дирижёр Московского музыкального театра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.
С 1970 года — дирижёр Московского музыкального театра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Преподаёт в Государственном музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных.
С 1983 года — доцент.

Творчество

Азербайджанский театр оперы и балета

Под руководством Кемала Абдуллаева были осуществлены первые постановки опер:

• «Евгений Онегин» (1953);
• «Сицилийская вечерня» Верди (1954);
• «Азад» Джангирова (1957);

балетов:

• «Семь красавиц» Караева (1952);
• «Гюльшен» С. Гаджибекова (1958)

и др.

Донецкий академический государственный театр оперы и балета

Кемал Абдуллаев дирижировал новыми постановками опер:

• «Борис Годунов»;
• «Обручение в монастыре» Прокофьева.

Московский академический музыкальный театр им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко

Кемал Абдуллаев участвовал в первых постановках опер:

• «Хари Янош» Кодая (1962 — впервые в СССР);
• «Цена жизни» Николаева (1965);
• «Безродный зять» Хренникова (1966);
• «Виринея» Слонимского (1967);
• «Кармен» (1969);
• «Три жизни» Тактакишвили (1972);

а также балета «Картинки с выставки» на известную сюиту Мусоргского (1963) и др.

Награды и звания

• орден «Знак Почёта» (09.06.1959)
• Народный артист Азербайджанской ССР (1967)

Отрывок, характеризующий Абдуллаев, Кемал Джан-Бахиш оглы

– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.