Абдулла, Сабир

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Абдуллаев и Абдулла (фамилия)

Сабир Абдулла
узб. Собир Абдулла
Имя при рождении:	Сабирджан Абдуллаев
Псевдонимы:	Сабир Абдулла
Дата рождения:	5 сентября 1905(1905-09-05)
Место рождения:	Коканд, Ферганская область, Российская империя
Дата смерти:	24 октября 1972(1972-10-24) (67 лет)
Место смерти:	Ташкент, Узбекская ССР
Гражданство:	СССР
Род деятельности:	поэт, прозаик, драматург
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	поэзия, проза, драматургия
Язык произведений:	узбекский
Награды:

Саби́р Абдулла́ (узб. Собир Абдулла, Sobir Abdulla, настоящее имя Сабирджан Абдулла́ев; 1905—1972) — узбекский поэт, писатель, драматург. Заслуженный деятель искусств Узбекской ССР (1944). Народный поэт Узбекской ССР (1965). Лауреат Республиканской Государственной премии имени Хамзы (1971).

Биография

Сабир Абдулла (Абдуллаев Собирджан) родился 5 сентября 1905 года в городе Коканде (Ферганская область РУз) в семье служащего. Отец Сабирджана Абдуллажон Алимов (1863—1933) — был мирзо (писарь) и, будучи весьма образованным человеком, слыл знатоком классической узбекской и таджикско-персидской литературы, страстным поклонником поэзии Бедиля, прекрасным шахматистом, и дружил с видными поэтами того времени: Мукими, Фуркат, Завкий, Мавлоний Йюлдош и др. Мама — Хожарбиби Мухаммадамин кизи — также была образованной женщиной, и именно она научила сына довольно рано читать и писать. Под её влиянием у Сабирджана с раннего детства проявилась тяга к поэзии, которой, кстати, способствовали также его старшая сестра и тетя, писавшие газели под псевдонимами «Ногирон» и «Осиё» и поэтому, как говорил много позже сам поэт — «я всем сердцем мечтал о поэзии!».

К восьми годам Собирджан уже свободно читал в оригинале произведения многих поэтов востока, стараясь понять глубокий смысл газелей, маснави, касыда, а также сам пытался слагать стихи.

После окончания школы в 1920 году он продолжил учебу в Кокандском Институте Просвещения. В 1924—1926 годах, работая в юмористическом отделе «Чиғирик» газеты «Янги Фарғона» (Новая Фергана), он активно печатает свои стихи в местных и центральных республиканских газетах и журналах; параллельно работает секретарем Ферганского облисполкома. В 1927 году он впервые пробует себя в жанре драматургии: выходит в свет его первая пьеса «Муҳбирга хужум» (Налет на корреспондента).

С 1928 году, после окончания курсов подготовки журналистов, Сабир Абдулла возвращается в родной Коканд и продолжает работу в качестве специального корреспондента республиканской газеты «Қизил Ўзбекистон» (Красный Узбекистан) по Ферганской долине. С этого же года и до конца своей жизни он тесно сотрудничает с республиканским сатирико-юмористическим журналом «Муштум», выступая на его страницах с рассказами и очерками в стиле едкой сатиры, клеймящей малограмотность, бездушие, алчность, стяжательство и другие пороки некоторых представителей современного ему общества.

Новый этап в жизни Сабира Абдуллы, как талантливого драматурга, начинается в 1931 г. в Узбекском Государственном музыкальном театре (ныне Театр музыкальной драмы и комедии им. Мукими в Ташкенте), куда его приглашают на должность заведующего литературной частью. Затем трудовая и творческая деятельность продолжается в театрах музыкальной драмы в гг. Самарканде, Андижане, и вновь в Ташкенте, и это плодотворное сотрудничество продолжалось на протяжение всей его жизни. Сабир Абдулла создал около 30 сценических произведений. Они ставились на сценах многих театров не только в Узбекистане, но и в Киргизии, Таджикистане. Некоторые из них («Тахир и Зухра», «Алпомиш», «Мукимий», «Гул ва Навруз»), как классика современной узбекской драматургии, и по сей день находят своё место в репертуарах театров республики. Так, в честь 100-летнего юбилея поэта и драматурга Сабира Абдуллы и 110-летнего юбилея композитора Тохтасина Джалилова, написавшего музыку к драме «Тахир и Зухра», Государственный Академический Большой Театр имени Алишера Навои в Ташкенте возобновил постановку её оперного варианта.

Сабир Абдулла проявил себя и как талантливый киносценарист. Художественный фильм «Тахир и Зухра» (1945 г.), снятый по его (совместно с А. Спешневым) киносценарию, с большим успехом обошел мировые экраны и занял достойное место в сокровищнице мирового киноискусства.

Сабир Абдулла был одним из очень немногих современных узбекских поэтов, в совершенстве владевших и широко использовавших в своем творчестве стихотворную форму «аруз». Форму, корни которой уходят вглубь веков, форму бессмертных творений великого Алишера Навои (Алишер Навои). Это, однако, нередко вызывало нападки критиков от «соцреализма», считавших «аруз» хоть и классической, но устаревшей, архаичной формой стихосложения. Но время все расставило на свои места. Работая на стыке эпох, Сабир Абдулла явился как бы связующим звеном между классической и современной узбекской литературой и сумел сохранить в своих произведениях утонченную лиричность, музыкальность и загадочность восточной поэзии. Создавая свои лирические произведения он, продолжая лучшие традиции поэтов-классиков, первым из современных поэтов создал свой «Девон» (Диван), в который вошли его оригинальные произведения: стихи, газели, хажвия (юмор), мухаммасы, мусаддасы, мусамманы, тарджибанды, маснави, рубаи.

Сабир Абдулла является автором многочисленных сборников стихов. Никто не подсчитывал, сколько лирических стихов и газелей Сабира Абдуллы переложено на музыку, но доподлинно известно, что многие из них стали сегодня классикой узбекского песенного искусства. Они любимы народом и до сих пор исполняются на концертах, звучат по радио и телевидении. Каждое свадебное торжество в Узбекистане и сегодня открывается песней «Туйлар муборак…!» (ария-свадебное поздравление из музыкальной драмы «Тахир и Зухра»), впервые прозвучавшей в 1939 г.

Умер Сабир Абдулла 24 октября 1972 года. Похоронен на Чигатайском кладбище (Чигатайское кладбище) в г. Ташкент

Семья

• Супруга - Саодатхон Абуллаева, (1912 – 1972), домохозяйка.
• Сын - Яшин Абдуллаев, (1931 - 1991), физик–электронщик, имеет 4 дочерей и сына.
• Дочь - Яшна Абдуллаева 1936 года рождения, физик–ядерщик, имеет дочь и сына.
• Дочь - Гулшан Абдуллаева (1939 - 2005), врач-инфекционист, имеет сына.
• Дочь - Равшан Абдуллаева 1944 года рождения, филолог, имеет дочь.

Звания и премии

• 1944 — Заслуженный деятель искусств Узбекской ССР.
• 1965 — Народный поэт Узбекской ССР
• 1971 — Государственная премия Узбекской ССР имени Хамзы за сборник стихов «Диван»

Награды

• орден Трудового Красного Знамени (18.03.1959)
• 2 ордена «Знак Почёта» (1939; 1950)
• 2 медали «За трудовое отличие» (1944; 1946)
• другие медали

Творчество

Поэзия (сборники стихов)

Сборник стихов (1929 г.), Весна (Навбаҳор, 1931 г.), Вдохновение свободы (Эрқ илҳомлари, 1931 г.), Набат весны (Кўклам наъраси, 1932 г.), Восторг (Завқ, 1933 г), Дружба (Улфат, 1937 г.), Цветник (Гулшан, 1939 г.), Песни эпохи (Davr qosuqlari, 1941 г.), Слово и лира (Сўз ва соз, 1943 г.), Песни эпохи (Давр қўшиқлари, 1949 г.), Избранные произведения (Танланган асарлар, стихи, сценарии, 1956 г.), Стихи (1958 г, рус.), Избранные стихи и рассказы (Шеър ва хикояхои мунтахаб, тадж., 1958 г.), Цветник жизни (Ҳаёт гулшани, 1959 г.), Узбекские песни (Озбек олендери, каз., 1960 г.), Песни жизни (Ҳаёт кўшиқлари, стихи и песни, 1962 г.), Тени (Соялар, 1963 г.), Диван (Девон, 1 том, 1965 г.), Тахир и Зухра (Тоҳир ва Зуҳра, 2 том, 1969 г.), Ночь и день (Тун ва тонг, достон, 1971 г.), Улыбка и сожаление (Табассум ва таасуф, 1973 г.), Сборник произведений Сабира Абдуллы (Собир Абдулла асарлари, 1 - 4 том, 1975-80 г.), Уходи, очаровывая… (Зебо этиб кет…, избранное, к 100-летнему юбилею Сабира Абдуллы под редакцией Н. Каримова, 2007 г).

Драматургия

Налёт на корреспондента (Мухбирга ҳужум, 1927 г.), Девушка - садовник (Боғбон қиз, 1930 г.), Сатирическая комедия «Длинноухий Азиз» (Узун қулоқ азиз, 1940 г.), Ойхон (1935 г.), Тахир и Зухра (Тоҳир ва Зуҳра, 1939 г.), Тахир и Зухра(1941) , Курбан Умаров (Қурбон Умаров, 1941 г.), Даврон ота (в соавторстве с К. Яшеном, 1942 г.), Меч Узбекистана (Ўзбекистон қиличи, в соавторстве с Н. Погодиным, 1942 г.), Кучкор Турдиев (Қўчқор Турдиев, 1943 г.), Азим Пушка (1943 г.), Люблю (Севаман, 1944 г.), Тахир и Зухра(1946, 1953), Алпомиш (1947 г.), Алпомиш (1949 г.), Мукими (Муқимий, пьеса, 1953 г.), Мукими (1954), Таланты (Истеъдод, 1953 г.), Гул и Навруз (Гул ва Навруз, 1956 г., в основу лег одноименный дастан Лютфи), Моя Жаннат (Менинг Жаннатим, 1968 г.).

Проза

Мукими (1955), Хасан и Кимсан (Хасан билан Кимсан, сказка, 1958 г.), Тени (Соялар, сатирические рассказы,1963 г.), Мавлоно Мукими (Мавлоно Муқимий, роман, узб.,1965 г.; в русском переводе Скиталец под редакцией М. Шевердина, 1970 г.), Рассказы про Гафура Гуляма и аптекаря (Ғафур Ғулом ва аптекачи хикоялари, 1969 г.), Пять приключений (Беш саргузашт, 1971 г.), Мукимий (роман, рус, 1988 г).

Киносценарии и либретто

Сценарий х/ф «Тахир и Зухра» (совместно с А.Спешневым, 1945 г.); либретто к операм «Тахир и Зухра» (Тоҳир ва Зуҳра, 1949, 2007 г.), и «Проделки Майсары» (Майсаранинг иши, 1953, 1959, 2003 г.).

Переводы

с арабского – стихи из книги «Тысяча и одна ночь» (Минг бир кеча, 1-8 том, 1959-63 г.); с урду – сборник стихов известного Пакистанского поэта Ахмад Файза (1960-70 г.)

Театральная деятельность

Пьесы Сабира Абдуллы ставились и ставятся на сценах музыкально-драматических театрах и ГАБТа имени А.Навои в Узбекистане, а также в театрах республик Средней Азии.

Литература

1. Писатели Советского Узбекистана. Ташкент. 1959.
2. Р. Мукимов. «Собир Абдулла» (Литературный портрет). Ташкент. 1965.
3. С. Абдулла. «Шоирлар шаҳри, фозиллар фахри – Қуқондан мен» (Я из Коканда – города поэтов, гордость ученых), Ж. «Ўзбек тили ва адабиёти», №3, Ташкент, 1970, с.73-78.
4. С. Абдулла. «Ўттиз йил қиссаси» (Повесть тридцати лет). Газета «Тошкент оқшоми» (Вечерний Ташкент), 12.03.1970.
5. М. Абдурахманова. «Певец земли и времени». Ташкент, 1975.
6. М. Абдурахманова. «Собир Абдулла. Ҳаёти ва ижоди» (Сабир Абдулла. Жизнь и творчество). Ташкент. 1980.
7. М. Абдурахманова. «Собир Абдулла таваллудининг 90 йиллигига» (к 90-летию С.Абдулла). Ж. «Шарқ Юлдузи» (Звезда Востока), № 9 – 10, 1995.
8. Я. Абдуллаева. Воспоминания об отце (в связи с 100-летним юбилеем С.Абдуллы) «Правда Востока. Ташкент, 10.02. 2006.
9. С. Абдулла. «Зебо этиб кет...» (к 100-летию С. Абдуллы. Под ред. Н. Каримова), 2007г., Ташкент.

P.S.

Сабир Абдулла оставил после себя богатый архивный материл, который хранится в Государственном музее Литературы имени А. Навои АН Республики Узбекистан.

Отрывок, характеризующий Абдулла, Сабир

И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.