Абдул-Меджид I

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Абдул-Меджид I
عبد المجيد اول‎ - Abd ül-Mecîd-i evvel<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Османский султан
1 июля 1839 года25 июня 1861 года
Предшественник: Махмуд II
Преемник: Абдул-Азиз
 
Рождение: 23 апреля 1823(1823-04-23)
в Стамбуле, Османская империя
Смерть: 25 июня 1861(1861-06-25) (38 лет)
в Стамбуле, Османская империя
Отец: Махмуд II
Мать: Безмиалем Султан
Дети: сыновья: Мурад V, Абдул-Хамид II, Мехмед V, Мехмед VI Вахидеддин
 
Тугра:
 
Награды:

Абду́л-Меджи́д I (осм. عبد المجيد اول‎ — Abd ül-Mecîd-i evvel, тур. Birinci Abdülmecit) (23 апреля 1823 — 25 июня 1861) — 31-й султан Османской империи, правивший в 18391861. Старший сын Махмуда II, которому наследовал 2 июля 1839, вскоре после поражения турецкой армии от египтян у Низиба (24 июня 1839).





Реформы

С помощью европейских держав усмирив египетского пашу Мухаммеда Али, Абдул-Меджид, увлечённый западной культурой, продолжил реформы (Танзимат), начатые отцом. При нём немусульманам было разрешено служить в армии, были приняты национальный гимн и флаг, законодательство реорганизовано по образцу французского кодекса Наполеона, произошли технологические усовершенствования (появилась железная дорога и телеграф).

По совету Решида Мустафы-паши он издал 3 ноября 1839 года знаменитый Хатт-и-шериф, по которому обещал равное покровительство всем османским подданным, отказываясь от старого султанского права распоряжаться их жизнью и имуществом.

Абдул-Меджид I не отличался сильным характером, постоянно находясь под влиянием своего окружения; поэтому и реформы, проводимые в его правление, были непоследовательны[1].

В 1840-е годы султан помог ирландцам деньгами и хлебом (в том числе против воли британского правительства) во время голода в Ирландии.

Внешняя политика. Крымская война

В 1850 году Османская империя, поддерживаемая Англией, отказалась выдать польских повстанцев революции 1848 года Австрии и России, за что в 1852 году Австрия вытеснила османов из Черногории.

В то же время в Иерусалиме между православными и католиками возник спор из-за святых мест. Императоры Николай I и Наполеон III вмешались в спор церквей. Нарастающая конфронтация привела к дипломатическому пату и 4 октября 1853 года Турция, используя поддержку Англии и Франции, объявила войну России.[2] Так началась Крымская война. Союзниками империи были Англия и Франция. Война кончилась некоторым ослаблением русских, но ненадолго: с начала 1860-х годов они постепенно восстанавливали военный флот и крепости на Черном море, а после 1870 года вообще перестали соблюдать ограничения, наложенные на них Парижским миром 1856 года. Османская империя же взамен доставленных ей войной незначительных выгод должна была обещать союзникам добавить к Хатт-и-Хумаюну (18 февраля 1856 г.) новые реформы, плохо коррелирующие с османским государственным строем.

Парижский мирный договор 30 марта 1856 года, обещавший государству не только внешнее, но и внутреннее спокойствие, не удовлетворил ни христиан, ни мусульман. В Боснии, Болгарии и Албании произошли волнения, в Дамаске и Ливане началась резня христиан. Вызванные войной экономические потери вынудили Порту прибегнуть к иностранным заимствованиям. Усилилось влияние в Стамбуле иностранных держав[1].

Последние годы

В 1858 году было объявлено о банкротстве султанской казны, а сам Абдул-Меджид упал во мнении подданных. Неудачи сломили султана. Он потерял интерес к делам управления страной, все чаще проводил время в уединении во дворце. Сладострастие и пьянство подорвали его слабое здоровье[3].

Султан Абдул-Меджид скончался от туберкулёза 25 июня 1861 года, оставив 8 дочерей и 6 сыновей, но наследовал ему по османским законам его брат Абдул-Азиз.

Последние четыре султана Османской империи — Мурад V, Абдул-Гамид II, Мехмед V и Мехмед VI — были сыновьями Абдул-Меджида I от разных жён.

Семья и дети

Жёны[4]

Икбал:

  • Джейланяр Ханым-эфенди (1828—1855)
  • Нюкхетсеза Ханым-эфенди (1827—1850)
  • Навекмисаль Ханым-эфенди[en] (1828—1854)
  • Нергис (Нергизу) Ханым-эфенди (ум. 1848)
  • Невесер Ханым-эфенди (ум. 1889)
  • Наланыдиль Ханым-эфенди (1829—1865)

Гёзде:

Дети

Сыновья:

  • Мурад V (1840—1904; мать Шевкефза-султан)
  • Абдул-Хамид II (1842—1918; мать Тиримюжган Кадын-эфенди)
  • Мехмед Зияеддин-эфенди (1842—1845; мать Несрин Ханым-эфенди[5])
  • Мехмед V (1844—1918; мать Гюльджемаль Кадын-эфенди)
  • Ахмед-эфенди (р. и ум. 1846; мать Нюкхетсеза Ханым-эфенди[5])
  • Мехмед Абид-эфенди (р. и ум. 1848; мать Тиримюжган Кадын-эфенди[6][7])
  • Ахмед Кемаледдин-эфенди (1848-1905; мать Вердидженан Кадын-эфенди[6])
  • Мехмед Фуад-эфенди (р. и ум. 1848; мать Нергис Ханым-эфенди[8])
  • Мехмед Бурханеддин-эфенди[tr] (1849-1876; мать Нюкхетсеза Ханым-эфенди[5])
  • Низамеддин-эфенди (1850—1853; мать Несрин Ханым-эфенди[5])
  • Бахаеддин-эфенди (1850—1852; мать Несрин Ханым-эфенди[5])
  • Мехмед Вамик-эфенди (р. и ум. 1850; мать неизвестна[9])
  • Мехмед Рюшдю-эфенди (р. и ум. 1852; мать Джейланяр[5])
  • Ахмед Нуреддин-эфенди[tr] (1852-1885; мать Мехтаб Кадын-эфенди[8])
  • Осман Сафиеттин-эфенди (1852-1855; мать Серфираз Ханым-эфенди[8])
  • Мехмед Абдюссамед-эфенди (1853-1855; мать Наланыдиль Ханым-эфенди[8])
  • Абдулла-эфенди (р. и ум. 1853; мать Шаесте Ханым-эфенди[8])
  • Сулейман Селим-эфенди[tr] (1860-1909; мать Серфираз Ханым-эфенди[8])
  • Мехмед VI (1861-1926; мать Гюлюсту Кадын-эфенди)

Дочери:

  • Мевхибе-султан (1840—1841; мать Хошяр Кадын-эфенди[4])
  • Наиме или Наиле-султан (1840—1843; мать Тиримюжган Кадын-эфенди[6][7])
  • Фатьма-султан (1840-1884; мать Гюльджемаль Кадын-эфенди[6])
  • Бехие-султан (1841—1847; мать неизвестна[10])
  • Алие-султан (1842-1845; мать Шевкефза-султан[6])
  • Мюнире-султан (1844—1862; мать Вердидженан Кадын-эфенди[6])
  • Рефия-султан (1842-1880; мать Гюльджемаль Кадын-эфенди[6])
  • Хатидже-султан (р. и ум. 1842; мать Гюльджемаль Кадын-эфенди[6])
  • Джемиле-султан (1843—1915; мать Дюздидиль Кадын-эфенди[11])
  • Самие-султан (р. и ум. 1845; мать неизвестна[10])
  • Фатьма Назиме-султан (р. и ум. 1847; мать неизвестна[10])
  • Бехидже-султан (1848-1876; мать Несрин Ханым-эфенди[5])
  • Сабиха-султан (1848-1849; Мехтаб Кадын-эфенди[8])
  • Рукие-султан (1850-вероятно в младенчестве; мать Гюльджемаль Кадын-эфенди[6])
  • Мукбиле-султан (р. и ум. 1850; мать неизвестна[9])
  • Сениха-султан (1852-1931; мать Наланыдиль Ханым-эфенди[8])
  • Зекие-султан (1855-1856; мать Гюлюсту Кадын-эфенди[6])
  • Фехиме-султан (1855-1856; мать Гюлюсту Кадын-эфенди[6])
  • Медиха-султан (1856-1928; мать Гюлюсту Кадын-эфенди[6])
  • Наиле-султан (1856-1882; мать Шаесте Ханым-эфенди)
  • Бедия-султан (1857-1858; мать Серфираз Ханым-эфенди[8])

Напишите отзыв о статье "Абдул-Меджид I"

Примечания

  1. 1 2 Мейер М. С. Абдул-Меджид I // Большая российская энциклопедия / С. Л. Кравец. — М: Большая Российская энциклопедия, 2005. — Т. 1. — С. 18. — 768 с. — 65 000 экз. — ISBN 5-85270-329-X.
  2. Трубецкой А. Крымская война. — М., 2010. — С. 162
  3. Рыжов.К.В. Энциклопедия справочник "Величайшие монархи мира".- 2007 г.
  4. 1 2 Adra, 2005, p. 7.
  5. 1 2 3 4 5 6 7 Adra, 2005, p. 10.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Adra, 2005, p. 8.
  7. 1 2 Brookes, 2010, p. 127.
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Adra, 2005, p. 12.
  9. 1 2 Adra, 2005, p. 14.
  10. 1 2 3 Adra, 2005, p. 13.
  11. Adra, 2005, p. 9.

Литература

  • Adra, Jamil. [archive.org/stream/GenealogyOfTheImperialOttomanFamily2005#page/n11/mode/2up Genealogy of the Imperial Ottoman Family]. — 2005. — ISBN 975-7874-09-4.
  • [books.google.ru/books?id=HuZTefumFSQC The Concubine, the Princess, and the Teacher: Voices from the Ottoman Harem] / ed. Douglas Scott Brookes. — University of Texas Press, 2010. — P. 123—140. — ISBN 0292783353, 9780292783355.

Источник

Предшественник:
Махмуд II
Османский султан
18391861
Преемник:
Абдул-Азиз

Отрывок, характеризующий Абдул-Меджид I



В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.