Абдул Кадир
| Абдул Кадир | |
| англ. Abdul Qadir урду عبد القادر | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Образование: | |
| Вероисповедание: | |
| Партия: | |
| Род деятельности: | |
| Награды: |
|
Сэр Абду́л Кади́р (англ. Sir Abdul Qadir, 1878—1950, урду عبد القادر) — общественный и политический деятель Британской Индии и Пакистана, журналист и литературный критик, писавший на урду.
Биография
Родился в г. Лудхиана в знатной и богатой семье пенджабского шейха Фатхаддина де Касура[1]. Получил среднее образование в христианском колледже в Лахоре. В период между 1895 и 1904 был главным редактором мусульманской газеты «The Observer», выходившей в Лахоре на английском языке. В 1901 году основал литературный журнал «Махзан» (урду مخزن, рус. Сокровищница), ставший очень популярным[2]. В нём печатались многие поэты и прозаики Индии (Хали, Икбал, Акбар и др.). В 1904—1907 жил в Лондоне, где изучал юриспруденцию. Получив право заниматься адвокатской деятельностью, вернулся в Индию. Работал адвокатом, а затем до 1920 года генеральным прокурором в г. Лайяллпур. В 1919 году ему присвоен титул Бахадур-хана[1].
В 1923 стал членом Законодательного совета Пенджаба в Лахоре, через год став заместителем председателя. С января по сентябрь 1925 года был председателем Законодательного совета, а после назначен министром просвещения[1]. В 1926 году избран полномочным делегатом, представлявшим Британскую Индию на VII Ассамблее Лиги Наций. В 1927 возведён в рыцари Британской империи. В январе 1929 года назначен членом Международной комиссии по интеллектуальному сотрудничеству Лиги Наций (предшественницы ЮНЕСКО) — вместе с норвежским радиохимиком Эллен Гледич, латвийским химиком Мартином Приманисом и чехословацким востоковедом Бедржихом Грозным. Срок его полномочий истёк с прекращением деятельности Комиссии во время Второй мировой войны[1].
В 1935 году стал членом правительственного совета Британской Индии. В 1941 году возглавил ассоциацию «Анджуман-и-Хамайат-и-Ислам» (рус. На службе исламу). Был активным деятелем партии «Мусульманская лига».
Как литературный критик написал ряд исследований о творчестве писателей урду — Галиба, Хали, Акбара, Назира Ахмада, Шибли Нумани, Икбала[2].
Напишите отзыв о статье "Абдул Кадир"
Примечания
Отрывок, характеризующий Абдул Кадир
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
