Абдул Момин
| Абдул Момин | ||
| ||
|---|---|---|
| 1852 — 1885 | ||
| Предшественник: | Омар Али Сайфуддин II | |
| Преемник: | Хашим Джалилуль Алам Акамаддин | |
| Вероисповедание: | Ислам, суннитского толка | |
| Рождение: | 1785 Бандар-Сери-Бегаван | |
| Смерть: | 29 мая 1885 Бандар-Сери-Бегаван | |
| Род: | Болкиах | |
| Отец: | Анак Абдалла Вахаб | |
| Мать: | Pengiran Babu Lawiah | |
| Супруга: | 4 жены | |
| Дети: | бездетен | |
Абдул Момин (1785 — 30 мая 1885) — 25-й султан Брунея из династии Болкиах (1852—1885). Старший сын пенгерана Анака Абдаллы Вахаба и внук брунейского султана Омара Али Сайфуддина I (1740—1795).
Содержание
Биография
Регент во время болезни брунейского султана Омара Али Сайфуддина, на дочери которого был женат.
В ноябре 1852 года после смерти султана Омара Али Сайфуддина Абдул Момин был провозглашен новым султаном Брунея[1].
Новый султан Брунея столкнулся с тяжелым финансовым положением из-за резкого сокращения государственных доходов. Поэтому он согласился на предложение Джеймса Брука передать ему новые обширные владения за гарантированный твердый годовой доход[1]. В 1855 году Д. Брук получил семь районов Брунейского султаната[1].
В ноябре 1856 года султан Абдул Момин вынужден был подтвердить договор о дружбе и торговле с Великобританией, подписанный в 1847 году. В 1861 году Абдул Момин уступил новые территории Джеймсу Бруку. В результате территория Саравака увеличилась в несколько раз[1]. Кучинг из небольшой рыбацкой деревушки превратился в оживленный город с 20-тысячным населением[1]. В 1863 году английское правительство признало Саравак независимым государством под властью Джеймса Брука[1]. Его наследник Чарльз Брук продолжил успешные войны с Брунеем и подчинил себе большую его часть[1].
В 1865 и 1878 годах три иностранных отряда вторгались в Северный Калимантан (Сабах). В 1865 году американский генеральный консул Клод Ли Мосес подписал кабальный договор с султаном Абдул Момином, который передал ему лизинг на десять лет территорию Северного Борнео (ныне провинции Сабах, Малайзия). Позднее Мозес передал свои права на концессию Джозефу Уилфреду Торри, главе гонконгской частной American Trading Company of Borneo, которая основала там небольшое поселение Эллена (ныне Киманис). В 1875 году Северное Борнео было перепродано консулу Австро-Венгерской империи в Гонконге барону Густаву фон Овербеку. В 1881 году британское правительство предоставило братьям Альфреду и Эдуарду Дентам, основавшим British North Borneo Provisional Association Ltd, право на освоение территории под эгидой Великобритании в её интересах. Компания при поддержке султана Брунея занялась организацией поселений на севере острова, стремительно расширяя свои владения.
30 мая 1885 года султан Брунея Абдул Момин скончался и был похоронен в королевском мавзолее в Бандар-Сери-Бегаван. Ему наследовал шурин Хашим Джалилуль Алам Акамаддин (1885—1906), сын Омара Али Сайфуддина.
Факты
- Абдул Момин является самым пожилым монархом в мире (годы жизни которого точно известны), который правил в таком возрасте.
Напишите отзыв о статье "Абдул Момин"
Примечания
Ссылки
- [www.history-centre.gov.bn/sultanbrunei.htm Султаны Брунея]
- [www.royalark.net/Brunei/brunei10.htm BRUNEI]
Отрывок, характеризующий Абдул Момин
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
