Абдул Самад Саид
Поделись знанием:
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
| Абдул Самад Саид | |
| Abdul Samad Said | |
 Абдул Самад Саид | |
| Имя при рождении: |
Абдул Самад Саид |
|---|---|
| Псевдонимы: |
Hilmy, Isa Dahmuri, Jamil Kelana, Manja, Mesra, Shamsir |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Белимбинг-Далам, р-н Дуриан-Тунггал, штат Малакка) |
| Гражданство: |
Малайзия |
| Род деятельности: |
прозаик, поэт, драматург, эссеист |
| Жанр: |
стихи, повести, романы, пьесы, эссе |
| Язык произведений: |
малайский |
| Премии: |
Литературная премия Юго-Восточной Азии (1979), Национальный писатель Малайзии (1985) |
| [www.facebook.com/asamadsaid ebook.com/asamadsaid] | |
Абдул Самад Саид (малайск. Abdul Samad Said) (род. 9 апреля 1935, с. Белимбинг-Далам, р-н Дуриан-Тунггал, штат Малакка) — малайзийский поэт, прозаик, литературный критик, пишущий на малайском языке, продолжатель традиций Поколения пятидесятников. Национальный писатель Малайзии (1985).
Содержание
Творчество
Автор поэтических сборников «Бешенство в огне» (1961), «Опавшие листья» (1962 совместно с поэтессой Салми Манджа), сборника рассказов «У обочины шоссе» (1961), ряда романов о жизни городских низов, из которых наиболее известен «Салина» (1961). В своих стихах сумел найти яркую форму для выражения социально-критических, философских и нравственных идей. Ряд стихов положены на музыку и послужили основой для популярных песен.[1].
Общественная деятельность
В последнее время принимает активное участие в политической жизни страны, является сопредседателем неправительственной организации «Берсих» (Чистота), выступающей за чистые и прозрачные всеобщие выборы[2].
Награды
Оценка русской литературы
Как отмечает Абдул Самад Саид,
|
«произведения русских писателей помогли мне понять смысл жизни... Через эти произведения мы, представители «Поколения-50», начали осознавать существование другого, целеустремлённого, полного разнообразия и достоинства мира...».[3] | 
|
Произведения писателя
Повести и романы
- Salina. DBP, 1961, 495 hlm. (Салина)
- Bulan Tak Bermadu di Fatehpur Sikir. Melaka: Penerbitan Abbas Bandung, 1966, 103 hlm. (Совсем немедовый месяц в Фатехпуре Сикире)
- Sungai Mengalir Lesu. Pustaka Gunung Tahan, 1967, 135 hlm. DBP , 1984, 137 hlm.(Тихая речка)
- Di Hadapan Pulau. Pustaka Sistem Pendidikan, 1978, 129 hlm. (Перед островом)
- Adik Datang. Penerbitan Adabi Sdn. Bhd., 1980, 220 hlm. (Младший брат приехал)
- Langit Petang. DBP , 1980, 143 hlm. (Вечернее небо)
- Daerah Zeni. Petaling Jaya: Penerbit Fajar Bakti Sdn. Bhd.; 1985, 182 hlm. (Земля Зени)
- Hujan Pagi. DBP , 1992, 418 hlm. (Утренний дождь)
- Cinta Fansuri. Petaling Jaya: Penerbit Fajar Bakti Sdn. Bhd.; 1994, 156 hlm. (Любовь Фансури)
Повести для детей
- Bendera Merah di Atas Bukit. Pustaka Melayu Baru, 1968, 79 hlm. (Красный флаг на горе)
- Lima Kawan ke Rumah Rahsia. Kluang: Pustaka Pendidikan Sdn. Bhd., 1968, 101 hlm. (Пятеро друзей в секретном доме)
- Jangan Ikut Jalan Ini. Singapura: Pustaka Nasional, 1969, 101 hlm. (Не ходи по этой дороге)
- Mengejar Tetamu di Waktu Senja. Pustaka Melayu Baru, 1974, 94 hlm. (В погоне за гостем на закате солнца)
- Yang Berat Sama Dipikul., Singapura: Pustaka Nasional, 1969, 85 hlm. (В горести и радости всегда вместе)
- Keledang. MacMillan Publishers Ltd., 1979, 143 hlm. (Хлебное дерево)
- Antara Kabus ke Kabus. Pustaka Melayu Baru, 1980, 67 hlm. (Из тумана в туман)
- Di Simpang Jalan. DBP , 1980, 95 hlm. (На перепутье)
- Jalan Retak. Pustaka Melayu Baru, 1980, 65 hlm. (Трещины на дороге)
Сборники рассказов
- Liar di Api. Penerbitan Federal Berhad. t.th., 183 hlm. (Бешенство огня)
- Daun-daun Berguguran (bersama Salmi Manja). Penerbitan Federal Berhad, 1962, 152 hlm. (Опавшие листья)
- Debar Pertama. Penerbitan Federal Berhad, 1964, 76 hlm. (Первое волнение)
- Ke Mana Terbangnya Si Burung Senja? Pustaka Melayu Baru, 1966, 118 hlm. (Куда улетает птица вечерней зари)
- Panorama (Peny.). Penerbitan Federal Berhad, 1966, 112 hlm. (Ранорама, ред.)
- Bunga Gunung (Peny.). Berita Publishing Sdn. Bhd., 1982, 153 hlm. (Горный цветок, ред.)
- Angin Pulau (antologi bersama). Teks Publishing Sdn. Bhd. 1985, 153 hlm. (Ветер с острова, колл. сборник)
- Angin Pulau (antologi bersama), Petaling Jaya: Penerbit Fajar Bakti Sdn. Bhd., 339 hlm.(Ветер с острова, колл. сборник)
- Titisan Indah di Bumi Merkah (antologi bersama), Petaling Jaya: Penerbit Fajar Bakti Sdn. Bhd., 1985, 405 hlm. (
- Hati Muda Bulan Muda: Kumpulan Cerpen 1954—1992 (Peny. Othman Puteh). DBP , 1993, 495 hlm. (Молодое сердце — молодая луна)
Сборники поэзии
- Liar di Api. Penerbitan Federal Berhad. t.th., 183 hlm.(Бешенство огня)
- Puisi Baru Melayu 1942—1960 (antologi bersama). DBP , 1961, 26 hlm. (Новая малайская поэзия, колл. сборник)
- Daun-daun Berguguran (bersama Salmi Manja). Penerbitan Federal Berhad, 1962, 152 hlm.(Опавшие листья)
- Sajak-sajak Melayu Baru 1946—1961/Modern Malay Verse 1946—1961 (dwibahasa), (antologi bersama). Penerbit Fajar Bakti Sdn. Bhd., 1969 (cetakan keempat), 135 hlm. Cetakan pertama 1963. (Новые малайские стихи, на двух яз., колл. сборник)
- Benih Harapan. Grafika Sendirian Berhad, 1973, 24 hlm. (Ростки надежды)
- Daun Semalu Pucuk Paku. Balai Penerbitan Nusa, 1975, 39 hlm.(Листья мимозы и папоротник)
- Pilihan Puisi Baru Malaysia-Indonesia (anatologi bersama). DBP , 1980, 314 hlm. (Новая поэзия Малайзии и Индонезии, колл. сборник)
- Puisi-puisi Nusantara (antologi bersama). DBP , 1981, 294 hlm. (Поэзия Нусантары, колл. сборник)
- Benih Semalu. DBP , 1984, 69 hlm. (Ростки мимозы)
- Bintang Mengerdip (antologi bersama). Kuala Lumpur: DBP , 1984, 75 hlm. (Мерцающие звёзды, колл. сборник)
- 100 Sajak Malaysia (antologi bersama). Tra-Tra Publishing & Trading Sdn. Bhd., 1984, 141 hlm. (Сто малайзийских стихов, колл. сборник)
- Bunga Gerimis (antologi bersama). Petaling Jaya, Penerbit Fajar Bakti Sdn. Bhd., 1986, 132 hlm. (Цветок моросящего дождя, колл. сборник)
- Puisirama Merdeka (antologi bersama). PENA, 1986, 141 hlm. (Ритмы поэзии о независимости, колл. сборник)
- Malaysia dalam Puisi. DBP , 1988, 316 hlm. (Поэтическая Малайзия)
- An Anthology of Contemporary Malaysian Literature (antologi bersama). DBP , 1988, 413 hlm. (Антология современной малайзийской литературы, колл. сборник)
- Kumpulan Puisi Malaysia/Malaysian Poetry (1975—1985)(antologi bersama). DBP , 1988 (Сборник малайзийской поэзии, колл. сборник)
- Puisi Baharu Melayu (1961—1986) (antologi bersama). DBP , 1990, 941 hlm. (Новая малайская поэзия, колл. сборник)
- Balada Hilang Peta. DBP , 1993, 69 hlm. (Баллада о пропавшей карте)
- Suara Rasa/Voice from Within (antologi bersama). Maybank, 1993, 228 hlm. (Голос чувства)
- Suara Dari Dinding Dewan. Utusan Publication & Distributors Sdn Bhd, 2003 (Голос со стены зала)
- Dirgahayu Dr. Mahathir. Penerbit: Wira Bukit, 2004. (Да здравствует Доктор Махатхир)
Пьесы
- Di Mana Bulan Selalu Retak. Singapura: Malaysia Publication Ltd. 1965, 135 hlm. (Там, где трескается земля)
- Ke Mana Terbangnya Si Burung Senja. Pustaka Melayu Baru, 1966, 118 hlm. (Куда улетает орёл вечерней зари)
- Wira Bukit. DBP , 1986, 92 hlm. (Герой-горец)
- Lantai T. Pinkie. DBP , 1996, 137 hlm. (Танцплощадка Т. Пинки)
- Lazri Meon Daerah Zeni. DBP , 1992, 138 hlm. (Лазри Меон из местечка Зени)
Эссе
- Tema dan Tugas Sastera Melayu Moden (bersama Usman Awang). Penerbitan Federal Berhad, 1963 (Темы и задачи современной малайской литературы; совм. с Усман Авангом)
- Damai (kata pengantar). Penerbitan Federal Berhad, 1966, 136 hlm. (Мир: вступительное слово)
- Laungan (Kata pengantar). Penerbitan Federal Berhad, 1962, 152 hlm. (Крик; вступительное слово)
- Tangan yang Simpatik. Penerbitan Adabi Sdn. Bhd., 1981, 279 hlm. (Добрые руки)
- Between Art and Reality (Selected Essays). DBP , 1994, 479 hlm. (Между искусством и реальностью)
- Ilham Di Tepi Tasik. Penerbit: Wira Bukit, 2006. (Вдохновение на берегу озера)
Переводы на русский язык
- А. Самад Саид. У обочины шоссе; Утро. // У обочины шоссе. Рассказы современных малайских писателей. Составление и пер. Б. Парникеля. М.: Восточная литература, 1963.
- Самад Саид. Канава. Пер. В. Брагинского. // Доброе дело. Рассказы писателей Малайзии и Сингапура. Составление и предисловие Б. Парникеля. Алма-Ата: Жазушы, 1973.
- А. Самад Саид. Война и люди; Канава. Пер. К. Сигаевой и В. Брагинского. // Современная малайзийская новелла. Составители В. Сигаев и Б. Парникель. Предисл. Б. Парникеля. М.: Прогресс, 1977.
- А. Самад Саид. Под мерцающими звёздами. Стихи. Пер. В. Брагинского. // Памир, 1977, № 1. С. 77-78.
- А. Самад Саид. Бешенство в огне (стихотворение). Пер. В. Брагинского. // «Звезда Востока», 1978, № 6. С. 215—216.
- А. Самад Саид. Бешенство в огне (стихотворение). Пер. В. Михановского. // Поэты мира в борьбе за мир. М.: ХЛ, 1985. С. 396—398
- А. Самад Саид. Под мерцающими звёздами; Мимоза. Пер. Владимира Брагинского и Марии Болдыревой. // Ручей. Традиционная и современная малайская поэзия. Составление и предисл. Б. Парникеля. М.: Красная гора, 1996.
- Абдул Самад Саид. Гости вечерней зари; Листья мимозы. // Покорять вышину. Стихи поэтов Малайзии и Индонезии в переводах Виктора Погадаева. М.: Ключ-С, 2009.
Напишите отзыв о статье "Абдул Самад Саид"
Примечания
- ↑ Pak Samad Di Mata Kami (Пак Самад каким мы его видим). Editor Rahimidin Zahari. Kuala Lumpur: Institut Terjemahan dan Buku Malaysia, 2012. ISBN 978-983-068-873-2
- ↑ Погадаев Виктор. [www.pereplet.ru/text/pogadaev30may12.html Малайзия: жёлтая революция]
- ↑ Abdul Samad Said. “Kata Alu-Aluan”. – Mawar Emas. Bunga Rampai Sastera Rusia. Penyelenggara dan Penterjemah Victor Pogadaev (Золотая роза. Антология русской литературы. Составитель и переводчик Виктор Погадаев). Kuala Lumpur: Institut Terjemahan Negara Malaysia, 2009, p. xiii-xiv
Отрывок, характеризующий Абдул Самад Саид
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
