Абдуррахман аль-Аузаи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Абдуррахман аль-Аузаи
араб. عبد الرحمن الأوزاعي
Личная информация
Имя при рождении:

Абдуррахман ибн Амр аль-Аузаи

Отец:

Амр аль-Аузаи

Дети:

Амр

Богословская деятельность
Оказал влияние:

сунниты

Дополнительная информация
Разное:

основатель собственного мазхаба

Редактирование Викиданных
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
В Википедии есть статьи о других людях с именем Абдуррахман.

Абу́ Амр Абдуррахма́н ибн Амр аль-Ауза́и (араб. أبو عمرو عبد الرحمن بن عمرو الأوزاعي‎; 704, Баальбек — 774, Бейрут) — мусульманский законовед (факих) из поколения учеников табиев, один из самых авторитетных богословов Шама всех времён.





Происхождение

Происхождение нисбы аль-Аузаи связано с названием одного из арабских племён, относящихся к большой группе племён хамдан. Некоторые считали, что имам аль-Аузаи был родом из этого племени. Аль-Бухари и другие не разделяли этой точки зрения, полагая, что нисба аль-Аузаи произошла от названия небольшого поселения в окрестностях Дамаска, где проживал учёный[1]. Абу Зура ад-Димашки сообщил, что поначалу аль-Аузаи звали Абдул-Азизом, а потом он взял себе имя Абдуррахман, а его предки были родом из Синда[2]. Он рано потерял отца и вырос под присмотром одного из старейшин города.

Образование и деятельность

Будучи подростком, аль-Аузаи отправился в Ямаму, где познакомился с Яхьёй ибн Абу Касиром. Он обучался у него некоторое время, записав приобретенные знания в тринадцать или четырнадцать книг. Впоследствии эти книги сгорели, а их копии, сделанные учениками имама, так и не были проверены им[3]. Видя способности аль-Аузаи к обучению, Яхья ибн Абу Касир рекомендовал ему отправиться в Басру и перенять знания от аль-Хасана аль-Басри и Мухаммада ибн Сирина[4]. Когда аль-Аузаи прибыл туда, аль-Хасан уже скончался, а Ибн Сирин был тяжело болен. Юноша навестил больного учёного, но спустя несколько дней тот умер, и он не услышал хадисов от него[5].

Аль-Аузаи обучался у Аты ибн Абу Рабаха, Абу Джафара аль-Бакира, Амра ибн Шуайба, Макхула, Катады, аз-Зухри и многих других табиинов. От его имени знания передавали Шуба ибн аль-Хаджжадж, Суфьян ас-Саури, Малик ибн Анас, Абдуллах ибн аль-Мубарак, Абу Исхак аль-Фазари и Исмаил ибн Айяш, Бакийя ибн аль-Валид и Яхья аль-Каттан. Ибн Шихаб аз-Зухри и Яхья ибн Абу Касир, будучи учителями аль-Аузаи, пересказывали услышанные от него хадисы[2]. Имам аль-Аузаи считается первым учёным Шама, написавшим полноценный богословский труд. Он зарабатывал на жизнь составлением писем и переписыванием текстов[6]

Авторитет аль-Аузаи в мусульманском богословии очень велик. Исмаил ибн Айяш рассказывал: «В 140 году (757/8) я слышал, как люди называли аль-Аузаи [величайшим] учёным уммы того периода»[4]. Абдуррахман ибн Махди говорил: «Было время, когда [настоящих] учёных было четверо: Хаммад ибн Зейд в Басре, ас-Саури в Куфе, Малик в Хиджазе и аль-Аузаи в Шаме»[7].

Али ибн Баккар рассказывал, что Абу Исхак аль-Фазари сказал: «Я не видел подобных аль-Аузаи и ас-Саури. Что касается аль-Аузаи, то он был человеком [открытым] для всех, а ас-Саури был более замкнутым. Если бы я выбирал имама для этой уммы, то выбрал бы аль-Аузаи»[8].

Имам Ахмад рассказывал: «Как-то раз Суфьян ас-Саури и аль-Аузаи вошли к Малику, а когда они вышли от него, тот сказал: „Один из них знает больше своего товарища, но не достоин быть имамом, а другой достоин этого“». Под последним он имел в виду аль-Аузаи"[9].

Передают, что Ибн аль-Мубарак сказал: «Если бы мне предложили выбрать [имама] для этой уммы, я выбрал бы Суфьяна ас-Саури и аль-Аузаи. А если бы мне предложили выбрать одного из них, то я выбрал бы аль-Аузаи, потому что он был более мягким человеком»[10].

Салих ибн Яхья в книге «История Бейрута» пишет: «аль-Аузаи обладал большим авторитетом в Шаме. Его уважали больше, чем правителей. Он является автором книг по мусульманскому праву (фикху). Сообщается, что он ответил на все 70000 тысяч вопросов, которые люди задали ему. До ал-Хакама ибн Хишама в Андалусии решения принимались на основании его иджтихада»[11].

Ибн Сад аль-Багдади сказал: «Аль-Аузаи — выдающийся ученый, обладавший обширными знаниями, знаток исламского права, знающий очень много хадисов, надежный, правдивый и заслуживающий доверия передатчик хадисов»[12].

Богословское наследие аль-Аузаи широко освещено в трудах по мусульманскому праву. В своё время взгляды учёного сложились в самостоятельный мазхаб, последователи которого были в Шаме и в Андалусии. В Шаме и Северной Африке мазхаб аль-Аузаи был главным до того, как там распространился маликитский мазхаб[13]. Впоследствии этот мазхаб исчез, но его суждения и сегодня рассматриваются наряду с мнениями четырёх суннитских имамов. В конце своей жизни аль-Аузаи переехал в Бейрут, где ему предложили должность кадия. Но он отказался и продолжал преподавать богословие вплоть до своей смерти.

Богобоязненность и благонравие

Имам аль-Аузаи прославился не только глубокими познаниями в шариатских дисциплинах, но и любовью к поклонению. Абу аль-Башар ибн аль-Мунзир сказал: «Я видел аль-Аузаи. Он был слеп словно от смирения перед Аллахом». Аль-Валид ибн Мазид говорил: «Я не видел никого, кто проявлял бы больше усердия в поклонении, чем аль-Аузаи». Абу Масхар сказал: «аль-Аузаи проводил ночи совершая намаз, читая Коран и плача [из покорности перед Аллахом]»[4].

Ал-Валид ибн Мазид пересказывал его слова: «Люди говорили: “Горе тем, кто рассуждает о религии, не усердствуя в поклонении, и тем, кто разрешает запретное, опираясь на сомнительные доводы”»[4].

Ал-Валид ибн Мазид сказал: «Он был сиротой и вырос в бедности под опекой своей матери, но получил воспитание, которое даже султаны не могли дать своим детям. Я никогда не слышал от него пустословия. Он говорил лишь то, что нужно было его собеседнику, и то, в чем тот нуждался. Я никогда не видел, чтобы он громко смеялся. Когда он говорил о последней жизни, все вокруг плакали»[14].

Сообщается, что аль-Аузаи говорил: «Кто часто вспоминает о смерти, тому достаточно и малого, а кто знает, что его слова относятся к его деяниям, тот говорит мало»[15]. Он также говорил: «Кто долго молится по ночам, тому Аллах облегчит стояние в день воскресения»[16].

Смерть

Абу Амр аль-Аузаи скончался в Бейруте в месяце сафар в 774 г. Наложив краску на бороду, он вошёл в баню, отапливаемую углями, а хозяин бани закрыл за ним дверь снаружи. Внезапно он стал задыхаться и попытался открыть дверь, но не сумел сделать этого. Люди нашли его тело распростёртым в направлении киблы. Так же сообщается, что дверь непреднамеренно закрыла его жена[17]. Сообщается, что он получил от омейядских и аббасидских халифов семьдесят тысяч динаров, но когда он умер, у него осталось всего семь динаров, причем у него не было ни дома, ни земельного участка, а все своё имущество он потратил на благотворительность[18].

В ночь, когда скончался аль-Аузаи, один из жителей Куфы увидел странный сон. Мухаммад ибн Убайд ат-Танафиси рассказывал: «Я находился рядом с Суфьяном ас-Саури, когда к нему пришёл человек и сказал: “Я видел во сне, как на западе душистый цветок взошёл [на небо]”. Суфьян сказал: “Если твой сон правдив, то умер аль-Аузаи”. Люди написали ему, и оказалось, что он умер в тот самый день»[19].

На похоронах учёного собралось великое множество людей. В знак признательности проводить его в последний путь вышли четыре общины Бейрута: мусульмане, христиане, иудеи и копты[20].

Напишите отзыв о статье "Абдуррахман аль-Аузаи"

Примечания

  1. ↑ Аз-Захаби, Мухаммад ибн Ахмад. Сийар а‘лам ан-нубала. Т. 7. С. 107-109.
  2. ↑ 1 2 Аз-Захаби, Мухаммад ибн Ахмад. Тазкира ал-хуффаз. Т. 1. С. 178.
  3. ↑ Ибн ‘Асакир. Тарих Димашк. Т. 35. С. 158.
  4. ↑ 1 2 3 4 Аз-Захаби, Мухаммад ибн Ахмад. Тазкира ал-хуффаз. Т. 1. С. 179.
  5. ↑ Ибн Хиббан. Сикат. Т. 7. 63.
  6. ↑ Ибн Асакир. Тарих Димашк. Т. 35. С. 155.
  7. ↑ Ас-Суюти. Табакат ал-хуффаз. Т. 1. С. 79.
  8. ↑ Аз-Захаби, Мухаммад ибн Ахмад. Сийар а‘лам ан-нубала. Т. 7. С. 113
  9. ↑ Ибн ‘Асакир. Тарих Димашк. Т. 35. С. 166.
  10. ↑ Ибн ‘Асакир. Тарих Димашк. Т. 35. С. 174.
  11. ↑ Аз-Зирикли. А‘лам. Т. 3. С. 320.
  12. ↑ Ибн Са‘д. Китаб ат-Табакат аль-Кубра. Т. 7. С. 488.
  13. ↑ Ан-Навави, Мухйиддин ибн Шараф. Тахзиб ал-асма ва-л-луга. Т. 1. С. 298.
  14. ↑ Аз-Захаби, Мухаммад ибн Ахмад. Тазкира ал-хуффаз. Т. 1. С. 180.
  15. ↑ Абу Ну‘айм ал-Исфахани. Хилйа ал-аулийа. Т. 6. С. 139.
  16. ↑ Ибн Асакир. Тарих Димашк. Т. 35. С. 195.
  17. ↑ Ибн Халликан, Ахмад ибн Мухаммад. Вафайат ал-айан. Т. 3. С. 128.
  18. ↑ Ибн Асакир. Тарих Димашк. Т. 35. С. 198.
  19. ↑ Ибн Асакир. Тарих Димашк. Т. 35. С. 221.
  20. ↑ Ибн Асакир. Тарих Димашк. Т. 35. С. 228.

Ссылки

  • [bigenc.ru/text/1840043 Аузаи] / В. О. Бобровников // Анкилоз — Банка. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2005. — С. 491—492. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 2). — ISBN 5-85270-330-3.</span>
  • [www.islamweb.net/newlibrary/showalam.php?ids=13760 Биографическая справка об аль-Аузаи] на портале Islamweb

Отрывок, характеризующий Абдуррахман аль-Аузаи

– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Абдуррахман_аль-Аузаи&oldid=79425192»