Абд аль-Кадир

Абд аль-Кадир аль-Джазаири
араб. عبد القادر الجزائري‎
Посмертный портрет кисти Тиссье
Принадлежность	Алжир Алжир
Награды и премии
Абд аль-Кадир аль-Джазаири на Викискладе

В Википедии есть статьи о других людях с именем Абдуль-Кадир и нисбой Джазаири.

Не следует путать с Абд аль-Кадиром аль-Хусейни — одним из создателей Армии Священной войны.

Абд аль-Ка́дир (полное имя Абд аль-Кадир ибн Мухйидди́н аль-Джаза́ири, араб. عبد القادر الجزائري‎; 6 сентября 1808, Маскара — 26 мая 1883, Дамаск) — арабский эмир, национальный герой Алжира, полководец, богослов-суфий, учёный, оратор и поэт.

Биография

Ранние годы

Абд аль-Кадир происходил из весьма древнего и знатного марабутского (священнического) рода, укоренившегося в Оране. В научном сообществе бытует мнение, что предки Абд аль-Кадира — арабизированные берберы племени бану-ифрен.

Абд аль-Кадир учился в Маскаре, в духовном училище Хетне, находившемся под руководством его отца, высоко уважаемого марабута Сиди-эль-Магиддина. Благодаря своим необыкновенным способностям, благочестию, учёности и искусству владеть оружием Абд аль-Кадир ещё в молодости приобрёл широкую известность.

Чтобы избавиться от преследований подозрительного алжирского дея, он бежал в Египет, где ему впервые пришлось встретиться с европейской цивилизацией. Отсюда он совершил хадж в Мекку и вернулся на родину с почётным титулом эль-хаджи (паломника). В это время французы завоевали Алжир, изгнав турок, и при этом, однако, против французов восстали многие арабские племена.

Во главе антиколониальной борьбы

Абд аль-Кадир сумел преодолеть раздробленность разных социальных групп и в 1832 году был избран племенами западного Алжира эмиром. Таким образом, он создал независимое государство (эмират) со столицей в Маскаре, формально признав себя вассалом и наместником марокканского султана Абд ар-Рахмана. Принял титул эмир-аль-муминин («повелитель правоверных»).

В мае 1832 года началась крайне упорная и кровопролитная война с французами, в которой Абд аль-Кадир неоднократно выходил победителем, но в итоге потерпел поражение. Вначале французы потерпели ряд поражений и были вынуждены заключить мирный договор в феврале 1834 года. В 1835 году война возобновилась, но французы вновь были разбиты и в мае 1837 года был заключён очередной мирный договор, по которому Франция признала власть Абд аль-Кадира на большей части Западного Алжира. 1837—1838 годы стали высшей точкой расцвета эмирата Абд аль-Кадира. Экономика эмирата была милитаристской из-за необходимости противостоять дальнейшему вторжению французов. Усиленно развивалась военная промышленность: созданы сабельные, ружейные, литейные, пушечные и пороховые предприятия. В эмирате наряду с ополчением племён была организована регулярная армия, создано несколько линий обороны. Во время перемирия Абд аль-Кадиром были проведены реформы: административная, разделившая эмират на несколько областей; экономическая, направленная на перераспределение доходов в обществе; судебная и налоговая. Государство Абд аль-Кадира выпускало собственную валюту.

18 октября 1838 года французы нарушили мирный договор 1837 года. Французская армия овладела городом Константина, а к 1843 году захватила большую часть территории эмирата, ослабленного изменами крупных феодалов. Абд аль-Кадир укрылся на территории соседнего Марокко, власти которого также участвовали в сопротивление французским войскам. Однако они тоже потерпели поражение и были вынуждены выслать Абд аль-Кадира из страны. В 1845 году в Алжире началось новое восстание, которое возглавил возвратившийся из изгнания Абд аль-Кадир.

Но в итоге повстанцы были разбиты. 22 декабря 1847 года Абд аль-Кадир сдался генералу Ламорисьеру и герцогу Омальскому и был отправлен во Францию.

Вдалеке от Алжира

Во Франции он жил под мягким, почётным надзором со своими родными, пока Наполеон III не освободил его, назначив пенсию. 21 декабря 1852 года он переехал в Бурсу, а затем поселился в Дамаске, где летом 1860 года во время Дамасской резни вступился за местных христиан-маронитов, подвергавшихся жестокому преследованию со стороны друзов. Нападению подверглось и российское вице-консульство, и вице-консул Макеев был спасен от неминуемой гибели благодаря вмешательству и заступничеству Абд аль-Кадира. Его действия по спасению сирийских христиан повысили его международный авторитет. Он был произведён в кавалеры Большого креста ордена Почётного легиона, Греция, Османская империя и папа римский наградили его орденами, а Авраам Линкольн отправил в качестве подарка пару пистолетов.

С тех пор его тихая, созерцательная жизнь прерывалась только предпринимаемыми им по временам странствованиями на богомолье. Он ещё раз совершил хадж в Мекку, посетил в 1867 году Всемирную выставку в Париже и в ноябре 1869 года присутствовал при открытии Суэцкого канала.

Абд аль-Кадир написал весьма интересное религиозно-философское сочинение, которое Гюстав Дюга перевёл с арабского на французский под заглавием: «Rappel à l’intelligent; avis à l’indifférent» (Париж, 1858).

Абд аль-Кадир умер 26 мая 1883 года в Дамаске и был похоронен рядом с гробницей Ибн Араби. В 1965 году его прах был перенесён на кладбище Эль Алия в Алжире, что вызвало разногласия, ведь Абд аль-Кадир явно выражал своё желание быть упокоенным рядом с гробницей Ибн Араби, которого считал своим учителем.

Образ и память

С самого начала Абд аль-Кадир вызывал восхищение не только среди алжирцев, но и среди европейцев, даже когда сражался с французскими войсками. «Щедрая забота, мягкое сочувствие», проявляемые им к военнопленным «практически не имели аналогов в истории войн», и он всегда выказывал уважение к верованиям пленных. В 1843 году французский маршал Николя Сульт назвал Абд аль-Кадира одним из трёх величайших живущих людей, двое других — Шамиль и Мухаммед Али Египетский.

Именем Абд аль-Кадира назван город Элькадир в штате Айова, США. Основатели Тимоти Дэвис, Джон Томпсон и Честер Сейдж были впечатлены борьбой эмира с французскими колониальными войсками и решили назвать его именем новое поселение в 1846 году.

В 2013 году Оливер Стоун объявил о начале производства кинобайопика «Эмир Абд аль-Кадир», режиссёром объявлен Чарльз Бернетт.

В Алжире Абд аль-Кадира чтят как национального героя и «Югурту Нового времени».

См. также

• Восстание Абд аль-Кадира

Литература

• Бельмар «A., sa vie politique et militaire» (Париж, 1863).
• Ламенер «Vie, aventures, combats et prise d’A.» (Париж, 1848)
• Оганисьян Ю., Абд-аль-Кадир, Москва, 1968;
• Бу Азиз Яхья, Батль аль-кифах аль-амир Абд-аль-Кадир аль-Джазаири (Боевой герой эмир Абд аль-Кадир аль-Джазаири), Тунис, 1957.
• Абд-эль-Кадер // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Абд аль-Кадир

– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.