Абендрот, Герман

Герман Абендрот Hermann Abendroth
Основная информация
Дата рождения	19 января 1883(1883-01-19)
Место рождения	Франкфурт-на-Майне, Германия
Дата смерти	29 мая 1956(1956-05-29) (73 года)
Место смерти	Йена, ГДР
Профессии	дирижёр

Ге́рман А́бендрот (нем. Hermann Paul Maximilian Abendroth; 19 января 1883 — 29 мая 1956) — немецкий оперный и симфонический дирижёр.

Биография

Герман Абендрот родился во Франкфурте-на-Майне в семье книготорговца. В 1900—1903 годах обучался в Мюнхенской консерватории по классам теории и композиции (у Людвига Тюйе), фортепиано (у Анны Хирцель-Лангенхам) и дирижирования (у Феликса Моттля).

В 1903—1904 годах Абендрот был дирижёр Мюнхенского оркестрового общества; с 1907 по 1911 год — капельмейстером Любекского театра, затем, до 1914-го — генеральмузикдиректором Эссена. С 1914 года работал в Кёльне, где в 1918-м стал генеральмузикдиректором, до 1934 года возглавлял Гюрцених-оркестр и занимал пост директора Кёльнской консерватории. В 1930—1933 годах Абендрот был генеральмузикдиректором Бонна; в 1934—1945 годах руководил оркестра Гевандхауза в Лейпциге. В 1945—1956 годах занимал пост генеральмузикдиректора Веймара. Одновременно с 1953 года возглавлял Симфонический оркестр Берлинского радио.

Одновременно Абендрот занимался преподавательской деятельностью, с 1919 года — профессор. В 1943—1944 годах принимал участие в вагнеровском фестивале в Байрёйте. Неоднократно гастролировал в России: в 1925, 1927, 1928, 1951 и 1954 годах; в 1954-м в Большом театре исполнил все 9 симфоний и оперу «Фиделио» Бетховена.

Известен как интерпретатор сочинений Л. ван Бетховена, И. Брамса, А. Брукнера, Вагнера, Гайдна, Моцарта, Шуберта, Шумана.

В ноябре 1933 года возглавил отдел образования Рейхскультуркамеры; 1 мая 1937 года вступил НСДАП. В августе 1944 года был награждён Крестом военных заслуг 2-й степени. После войны жил в Восточной Германии, был членом Немецкой академии искусств (ГДР). Лауреат Национальной премии ГДР II степени 1949 года.

Умер от инсульта во время операции 29 мая 1956 года в Йене. Изображен на почтовой марке ГДР 1957 года.

Отрывок, характеризующий Абендрот, Герман

Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.