Аболиньш, Гундарс
Поделись знанием:
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
| Гундарс Аболиньш | |
| Gundars Āboliņš | |
| Имя при рождении: |
Гундарс Аболиньш |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Гражданство: | |
| Театр: | |
| Награды: |
|
| IMDb: | |
Гундарс Аболиньш (латыш. Gundars Āboliņš, 7 января 1960) — советский и латвийский театральный и киноактёр.
Содержание
Биография
Родился 7 января 1960 года в Риге в семье актёров Таливалдиса Аболиньша и Веры Сингаевской. Брат — музыкант Марис Аболиньш.
Окончил 6-ю Рижскую среднюю школу (1978), Народную студию киноактёра (1976—1978), театральный факультет Латвийской государственной консерватории им. Я. Витола по специальности драматический актёр театра и кино (1982) и факультет экономики и управления Латвийского государственного университета (магистр социологии, 2002).
Работал в Молодёжном театре (Государственный театр юного зрителя Латвийской ССР, 1982—1988) и в театре Дайлес, актёр труппы Нового Рижского театра.
Обладает импровизационным талантом, пластичный и темпераментный комедийный актёр. Принимает участие в музыкальных и пародийных постановках, эстрадных концертах. В популярной музыкально-драматической программе, подготовленной на стихи Г. Ф. Стендера и музыку Э. Игенберга, исполнителем была вся семья Аболиньшей (родители и оба сына).
За роль Сони в одноимённом спектакле режиссёра Алвиса Херманиса по рассказу Татьяны Толстой был удостоен награды в номинации «Лучший актёр года». Эта же роль принесла актёру призы на театральных фестивалях в Польше и Хорватии.
Снимался в кино на Рижской киностудии. Первую роль — курсанта мореходного училища, сыграл ещё подростком, в фильме режиссёра Иманта Кребергса «Паруса». В фильме режиссёра Яниса Стрейча «Лимузин цвета белой ночи», играл вместе со своим отцом.
Член Латвийского общества театральных работников с 1986 года.
Театральные работы
Молодёжный театр
- 1983 — «Разъярённый червь» Гунара Приеде — Земдимдис
- 1985 — «И всё-таки она вертится!» Александра Хмелика — Мартиньш Булдурс
- 1985 — «Дни портных в Силмачах» Рудольфа Блауманиса — Иоська
- 1988 — «Ларсоны и Карлсоны» Яна Экхольма — Лабан
Театр Дайлес
- 1989 — «Грехи Трины» Рудольфа Блауманиса — Янукс
- 1991 — «Слуги дьявола» Рутку Тевса — Цыган
- 1993 — «Мышьяк и старинные кружева» Дж. Кессельринга — Мортимер Брустер
- 1993 — «В ожидании Годо» Сэмюэла Беккета — Эстрагон
- 1994 — «У галантной белочки» Жоржа Фейдо — Ромен Турнель
- 1994 — «Носорог» Эжена Ионеско — Беранже
- 1996 — «Ветер в ивах» по повести Кеннета Грэма — Мистер Жаб
- 1996 — «Дамский портной» Жоржа Фейдо — Мулино
- 1997 — «Ужин дураков» Франсиса Вебера — Шеваль
- 1998 — «Швейк» по роману Ярослава Гашека — Пани Мюллерова, Фельдукарат Кац, Вольноопределяющийся Марек
- 1998 — «Весёлая вдова» Франца Легара — Граф Люксембург
Новый Рижский театр
- 2005 — «Соня» по одноимённому рассказу Татьяны Толстой — Соня
Фильмография
- 1977 — Паруса — Стас Сосновский
- 1981 — Лимузин цвета белой ночи — Угис
- 1982 — Забытые вещи — сосед
- 1987 — Фотография с женщиной и диким кабаном
- 1993 — Грешница в маске
- 2000 — Мистерия старой управы — Жоржик
- 2004 — Водяная бомба для кота толстяка — Иво
- 2007 — Янова ночь — Оскар
- 2009 — Маленькие разбойники — охранник
Награды
- Офицер ордена Трёх звёзд (14 октября 2008 года)[1]
Напишите отзыв о статье "Аболиньш, Гундарс"
Примечания
- ↑ [www.president.lv/images/modules/items/DOC/item_2069_item_1916_tzo_registrs.doc Ar Triju Zvaigžņu ordeni apbalvoto personu reģistrs apbalvošanas secībā, sākot no 2004. gada 1.oktobra] (латыш.)
Ссылки
- [www.jrt.lv/personas.php?id=9 Гундарс Аболиньш на сайте Нового Рижского театра] (недоступная ссылка с 25-05-2013 (3979 дней) — история, копия)
Отрывок, характеризующий Аболиньш, Гундарс
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
