Аболиционизм
Поделись знанием:
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
(перенаправлено с «Аболиционисты»)
Аболициони́зм (англ. abolitionism, от лат. abolitio, «отмена») — движение за отмену рабства и освобождение рабов.
В XVIII в. против рабства выступало английское движение квакеров, а к концу того же столетия осуждение рабства стало частью европейского движения Просвещения. В эту эпоху аболиционистами называли тех филантропов, которые, не принимая прямого участия в деятельности политических партий, старались посредством публичных проповедей и печати содействовать уничтожению рабства. К началу XIX века большинство правительств европейских стран признали необходимость отмены рабства.
В 1807—1808 гг. был запрещён ввоз африканских рабов в США и британские колонии. К 1833 году было полностью запрещено рабовладение в Британской империи, в том числе в британской части Вест-Индии, экономика которой веками строилась на рабском труде. Но в США рабство было запрещено лишь в 1865 г. (см. Тринадцатая поправка к Конституции США).
В 1948 году рабство было объявлено незаконным во Всеобщей декларации прав человека. В настоящее время рабство запрещено международным правом.
Последней страной, отменившей рабство, была Мавритания, в которой рабство было отменено президентским указом в 1981 году[1].
Содержание
Аболиционизм в Британской империи
- Основная статья: Аболиционизм в Великобритании[fr]
Последние пережитки крепостного права исчезли в Британской империи ещё в начале XVII в., но и в просвещённом XVIII в. рабы из Африки, Азии и Америки ещё служили в богатых домах Лондона и Эдинбурга в качестве домашней прислуги. Перебираясь в американские колонии, англичане нередко брали с собой прислугу и рабов из Индии[2][3]. Поскольку они не были проданы в рабство на территории Великобритании, их законный статус до 1772 г. оставался неопределённым.
В конце XVIII в. в Великобритании состоялось несколько шумных судебных процессов, поколебавших представления о законности рабства и послуживших прецедентом для последующей борьбы аболиционистов в судебных органах[4]. Так, в 1772 г. некий Чарльз Стюарт попытался схватить своего беглого раба по имени Джеймс Сомерсет и сослать его на Ямайку для работы на сахарных плантациях. Будучи в Лондоне, Сомерсет был крещён, и его крестные родители опротестовали решение рабовладельца в суде, требуя соблюдения британского закона Хабеас корпус. Судья Мюррей в своем решении от 22 июня 1772 г. заявил:
Состояние рабства таково, что в настоящее время невозможно обосновать его в суде, опираясь на простой здравый смысл или общие соображения о природе или политике; оно должно иметь законные основания; …ни один хозяин никогда не мог здесь взять раба силой и продать за границу за то, что он уклоняется от выполнения своих обязанностей или по каким-либо иным причинам; мы не можем сказать, что это разрешено или оправдано каким-либо законом этого королевства, поэтому этот человек должен быть освобождён.Оригинальный текст (англ.)The state of slavery is of such a nature, that it is incapable of now being introduced by Courts of Justice upon mere reasoning or inferences from any principles, natural or political; it must take its rise from positive law; ...no master ever was allowed here to take a slave by force to be sold abroad because he had deserted from his service, or for any other reason whatever; we cannot say the cause set forth by this return is allowed or approved of by the laws of this kingdom, therefore the man must be discharged.
— Цитируется по публикации в газете General Evening Post от 21-23 июня 1772 г[5]
Хотя с точки зрения закона это решение звучит довольно неопределенно, современники сочли его осуждающим рабство как незаконное состояние человека, что привело к освобождению в Великобритании свыше 10 тысяч рабов[6] и стало основой для сложившегося впоследствии мнения, что рабство, законное в других британских владениях (в частности, в Северной Америке), на территории Британских островов теряет силу[7]. Дело Сомерсета также помогло сложиться движению аболиционистов во всем англоязычном мире[8]. Рабы один за другим начали уходить от своих хозяев и подтверждать своё право на свободу в судах. Тем не менее, в Шотландии того времени существовало и законное наследственное рабовладение[9] и лишь в 1799 г. прекратило своё существование по специальному закону, принятому британским парламентом.
В 1787 г. кампанию в парламенте за запрещение работорговли возглавил известный британский филантроп Уильям Уилберфорс. В 1807 г. она привела к принятию Акта о запрете работорговли, а в 1833 г. — и к полному запрещению рабства во всей Британской империи.
Аболиционизм в США
Начало массового движения принято относить к 30-м гг. XIX в., когда начала издаваться газета
«Либерейтор[en]» и было основано Американское общество борьбы с рабством[en]. К 1840 году в движении сложилось два течения. Большинство аболиционистов во главе с Уильямом Гаррисоном считало, что с рабством необходимо бороться, не прибегая к силе. Меньшинство, возглавляемое Фредериком Дугласом, выступало за применение вооружённой силы. Джон Браун предпринял неудавшуюся вооружённую попытку освободить рабов в 1859 году.
Во всё продолжение существования республики аболиционисты, несмотря на то, что держались в стороне от практической политики, имели посредством энергичной и принципиальной агитации чрезвычайно важное влияние на развитие в Соединённых Штатах свободных учреждений. Но в то же время американских аболиционистов обвиняли в том, что их деятельность ставит под угрозу союз Севера и Юга, противоречит Конституции США, которая оставила решение вопроса о рабовладении на усмотрение отдельных штатов. Американские сторонники аболиционизма в 1816 году купили земли на побережье Африки и основали государство Либерия. В это государство предполагалось перевозить выкупленных рабов. Однако эта идея не получила развития. Плантаторы южных штатов не намеревались отказываться от дешёвого рабского труда, приносившего им огромные прибыли. Большинство рабов, родившихся в Америке, считали её своей родиной и не желали покидать штаты.
Резкий прорыв в борьбе с рабством связан с президентством Авраама Линкольна.
Аболиционизм как политическое движение исчерпал себя после того, как 22 сентября 1862 года. была принята Прокламация об освобождении и 18 декабря 1865 года Тринадцатая поправка к Конституции США. 30 марта 1870 года Пятнадцатой поправкой бывшим невольникам было дано и право голоса.
Однако в современной философии, например, в произведениях английского философа Дэвида Пирса[en], слово аболиционизм приобрело ещё одно значение, обозначая движение, последователи которого выступают за избавление от страданий всех живых существ биосферы.
См. также: Эйблман против Бута
— прецедентное дело в Верховном суде США (1859).
Аболиционизм во Франции
Движение за отмену рабства в антильских колониях Франции началось в конце XVIII в., после Гаитянской революции. Крупнейший вклад в аболиционизм на протяжении XIX в. внёс Виктор Шельшер, благодаря деятельности которого в апреле 1848 г. рабство во Франции было отменено.
Знаменитые аболиционисты
См. также: Категория:Аболиционисты
Среди видных представителей движения Уильям Ллойд Гаррисон, Фредерик Дугласс, Гарриет Табмен, Джон Браун, Вендел Филлипс, Гарриет Бичер Стоу, Джонс Хопкинс, Джон Рокфеллер и др. Аболиционистами традиционно именовались белые противники рабства, хотя немалую роль в движении сыграли и негры, в том числе и некоторые беглые рабы.
Солдаты аболиционизма
Презрительная с точки зрения южан кличка солдат армии северян в Гражданской войне 1861—1865.
Подпольная железная дорога
- «Подпольной железной дорогой» в США в 1850 годах называли тайную организацию аболиционистов, переправлявшую беглых негров с Юга на Север, где не было рабства.
Хронология борьбы против рабства
Поскольку понятие рабства и крепостного права в разных странах и в разные времена сильно отличались, под понятие рабства в его нынешнем трактовании подпадает гораздо больше, чем считалось современниками.
Посмотреть хронологию
- Средние века
- 960 год: Венецианский дож Пьетро I Кандиано запрещает на народном собрании работорговлю.
- 1102 год: Работорговля, рабы, и крепостное право запрещены в Лондоне.
- 1117 год: Рабство прекращается в Исландии.
- 1214 год: Город Корчула издаёт закон, запрещающий рабство[p 1].
- 1215 год: Великая хартия вольностей в 30 параграфе, больше известном как Habeas Corpus, содержит закон, запрещающий рабство в законодательстве Англии.
- 1256 год: Liber Paradisus[it] - провозглашает запрет рабства и работорговли, крепостного права в Болоньи и освобождает всех рабов на её территории.
- 1274 год: Закон о земле (Landslova) запрещает рабство в Норвегии.
- 1315 год: Король Франции Людовик X подписывает указ: объявлены свободными все рабы на территории материковой Франции[p 2].
- 1335 год: Швеция Запрещает рабство[p 3].
- 1416 год: Дубровницкая республика запрещает рабство и работорговлю.
- Новое время
- 1500—1700
- 1542 год, (20 ноября): Король Испании Карлос I под влиянием Бартоломе де Лас Касаса утвердил закон против порабощения американских индейцев.
- 1588 год: Речь Посполитая запрещает рабство, но не запрещает крепостничество[p 4].
- 1595 год: Португалия законодательно запрещает торговлю китайскими рабами[p 5].
- 1500-е года: Тоётоми Хидэёси запрещает рабство в Японии, но не запрещает крепостничество[p 6]
- 1624, (19 февраля): Король Португалии запрещает содержать китайцев и рабов на всей территории королевства[p 7][p 8].
- 1683: Испанская корона прекращает рабство в Чили.
- 1652: Рабство запрещено в колонии Род-Айленд.
- 1700—1800
- 1701: Высший суд Англии освобождает всех рабов, которые прибывают в страну[p 9].
- 1723 год: Российская империя запрещает работорговлю, но не запрещает крепостничество[p 10].
- 1775 год: Общество аболиционистов Пенсильвании основывают в Филадельфии. Это первое общество против рабства в Америке.
- 1761 год: Португалия запрещает рабство указом маркиза Жозе Помпала как на материковой части так и в колониях в Индии[p 11].
- 1777 год: Рабство отменено на Мадейре[p 12].
- 1777 год: Основной закон штата Вермонт запрещает рабство[p 12].
- 1778 год: Рабство объявлено незаконным в Шотландии.
- 1780 год: Пенсильвания издаёт закон против рабства, который освобождает детей-рабов. Закон становится примером для других северных штатов. Последний раб освобождён в 1847[p 13].
- 1783 год: Основной закон штата Массачусетс запрещает рабство[p 12].
- 1783 год: Россия прекращает рабство в Крымском ханстве[p 14].
- 1783 год: Буковина: Император Священной Римской империи Иосиф II предписывает запретить рабство 19 июня 1783 в Черновцах[p 15].
- 1787 год: Великобритания основывает для освободившихся рабов родину в Сьерра-Леоне.
- 1787 год: Общество аболиционистов основано в Великобритании[p 12].
- 1788 год: Сэр William Dolben предлагает закон, запрещающий перевозку рабов на кораблях под британским флагом.
- 1791 год: Гаитянская революция — единственное в истории успешное восстание рабов, произошедшее во французской колонии Сан-Доминго в 1791—1803 годах.
- 1792 год: Датско-норвежская уния объявляет вне закона трансатлантическую работорговлю[p 16].
- 1793 год: Верхняя Канада отменяет рабство.
- 1794 год: Франция: Первая республика отменяет рабство[p 12][p 17].
- 1799 год: Законодательство штата Нью-Йорк освобождает всех детей-рабов и всех обычных рабов к 1827[p 18].
- 1799 год: Шотландия запрещает труд рабов на всех угольных рудниках.
- 1800—1849
- 1802 год: Наполеон I восстанавливает рабство в колониях Франции[p 11].
- 1803 год: Датско-норвежская уния прекращает трансатлантическую работорговлю.
- 1803 год: Нижняя Канада отменяет рабство.
- 1804 год: Нью-Джерси запрещает рабство и сразу освобождает детей-рабов[p 13].
- 1804 год: Гаити провозглашает независимость и отменяет рабство[p 12].
- 1805 год: Палата общин Великобритании составила закон о запрете рабства, но палата лордов отвергла его.
- 1807 год (2 марта): Президент США Томас Джеферсон подписал закон, направленный против рабства. Закон запрещает ввоз рабов и входит в силу 1 января 1808.
- 1807 год: Великобритания — британский Парламент принял Акт о запрете торговли рабами (Abolition of the Slave Trade Act). Работорговля в колониях вне закона.
- 1807 год: Пруссия отменяет крепостное право.
- 1807 год: Великобритания начинает операцию против работорговли на побережье Западной Африки. Royal Navy освождает к 1865 году около 150 000 рабов
- 1808 год: В США закон против рабства вступил в силу[p 20].
- 1810 год: в Мексике Мигель Идальго-и-Костилья провозглашает рабов свободными. В войне за независимость запрет рабства - первый шаг к появлению нового государства.
- 1811 год: Испания отменяет рабство в своих колониях. Исключения: Куба, Пуэрто-Рико и Санто-Доминго[p 11].
- 1814 год: Нидерланды отменяют работорговлю.
- 1814 год: Уругвай провозглашает рабов свободными до провозглашения страны независимой.
- 1815 год: Великобритания платит Португалии 750 000 фунтов за прекращение рабства к северу от экватора[p 21].
- 1815 год: Венский конгресс: 8 стран-победительниц провозглашают линию против рабства.
- 1816 год: Крепостное право отменено в Эстляндии.
- 1817 год: Крепостное право отменено в Курземе.
- 1817 год: Испания платит Великобритании около 400 000 фунтов за прекращение работорговли на Кубе, в Пуэрто-Рико и Санто-Доминго[p 21].
- 1817 год: Штат Нью-Йорк прекращает рабство. Последний раб освобождён 4 июля 1827 года[p 22].
- 1818 год: Договор между Испанией и Великобританией отменяет работорговлю[p 23].
- 1818 год: Договор между Португалией и Великобританией отменяет работорговлю[p 23].
- 1818 год: Договор между Францией и Нидерландами отменяет работорговлю.
- 1819 год: Договор между Нидерландами и Великобританией отменяет работорговлю[p 23].
- 1819 год: Крепостное право отменено в Ливонии.
- 1822 год: Либерия становится новой родиной для освободившихся рабов.
- 1822 год: Греция прекращает рабство.
- 1823 год: Чили прекращает рабство[p 12].
- 1824 год: Центрально-Американская республика прекращает рабство.
- 1827 год: Договор между Великобританией и Швецией отменяет работорговлю[p 23].
- 1828 год: Рабства нет в Штате Нью-Йорк[p 24].
- 1829 год: Последний раб освобождён в Мексике[p 12].
- 1830 год: Конституция Уругвая отменяет рабство.
- 1830 год: Президент Мексики Анастасио Бустаманте провозглашает отмену рабства в Техасе. Англосаксы Техаса объявляют рабов пожизненно помощниками по дому. Техас отходит от Мексики. Рабство в Техасе сохранится до 1865.
- 1831 год: Боливия отменяет рабство[p 12].
- 1833 год: Великобритания отменяет рабство в своих колониях[p 25].
- 1834 год: Британский закон, запрещающий рабство в колониях, освобождает около 700 000 рабов в Вест-Индии, 20 000 в Маврикии, 40 000 в Южной Африке[p 26].
- 1835 год: Договор между Великобританией и Францией отменяет работорговлю[p 23].
- 1835 год: Договор между Великобританией и Данией отменяет работорговлю[p 23].
- 1836 год: Португалия прекращает трансатлантическую работорговлю.
- 1839 год: Международное общество против рабства основано в Лондоне.
- 1840 год: Договор между Великобританией и Венесуэлой отменяет работорговлю[p 23].
- 1841 год: Квинтупленский договор между Великобританией, Францией, Россией , Пруссией и Австрией отменяет работорговлю[p 12].
- 1842 год: Договор между Португалией и Великобританией запрещает плавание португальских судов с рабами южнее экватора.
- 1843 год: Договор между Великобританией и Уругваем отменяет работорговлю[p 23].
- 1843 год: Договор между Великобританией и Мексикой отменяет работорговлю[p 23].
- 1843 год: Договор между Великобританией и Чили отменяет работорговлю[p 23].
- 1843 год: Договор между Великобританией и Боливией отменяет работорговлю[p 23].
- 1845 год: 36 кораблей Royal Navy патрулируют мировой океан с целью предотвращения работорговли.
- 1846 год: Британия оказывает давление на бея Туниса с целью прекратить работорговлю. Бей прекращает рабство в Тунисе[p 27].
- 1847 год: Османская империя отменяет работорговлю в Африке[p 28].
- 1847 год: Швеция отменяет рабство на острове Сен-Бартелеми, оставшееся от французского владения[p 29].
- 1847 год: Пенсильвания отменяет рабство[p 30].
- 1848 год: Дания отменяет рабство в колониях Вест-Индии[p 29].
- 1848 год: Рабство отменено во всех колониях Франции и Дании[p 12].
- 1848 год: Франция создаёт Габон для освободившихся рабов.
- 1848 год: Договор между Великобританией и Маскат отменяет работорговлю[p 23].
- 1849 год: Договор между Великобританией и странами Персидского залива отменяет работорговлю[p 23].
- 1850—1899
- 1851 год: Рабство отменено в Новой Гранаде[p 31].
- 1852: Королевство Гавайи отменяет земельное рабство (крепостное право)[p 32].
- 1853 год: Аргентина отменяет рабство с принятием новой конституции.
- 1854 год: Перу отменяет рабство[p 12].
- 1854 год: Венесуэла отменяет рабство[p 12][p 31].
- 1855 год: Молдавия частично отменяет рабство[p 33].
- 1856 год: Валахия частично отменяет рабство[p 33].
- 1861 год: Российская империя отменяет крепостное право[p 34].
- 1862 год: Договор между США и Великобританией прекращает работорговлю[p 23].
- 1862 год: Куба отменяет работорговлю[p 12].
- 1862 год: Договор между Великобританией и США отменяет работорговлю[p 23].
- 1863 год: Рабство прекращено в колониях Нидерландов[p 35].
- 1865 год: Окончательная отмена рабства в США(южные штаты)[p 12].
- 1869 год: Португалия отменяет рабство в колониях в Африке.
- 1873 год: Пуэрто-Рико отменяет рабство.
- 1873 год: Договор между Великобританией, Занзибаром и Мадагаскаром отменяет работорговлю[p 23].
- 1874 год: Великобритания отменяет рабство на Золотом Берегу.
- 1879 год: Болгария отменяет рабство.
- 1882 год: Османская империя отменяет рабство[p 36].
- 1886 год: Куба отменяет рабство[p 12].
- 1888 год: Бразилия отменяет рабство[p 37]
- 1890 год: Конференция в Брюсселе 1890 официально запрещает рабство и работорговлю на суше и на море. Закон касается прежде всего Конго, Османской империи и побережья Восточной Африки.
- 1894 год: Корея отменяет рабство[p 38].
- 1896 год: Франция отменяет рабство на Мадагаскаре.
- 1897 год: Занзибар отменяет рабство[p 39].
- 1900 — настоящее время
- 1902 год: Эфиопия запрещает рабство. Окончательно официально запретят в 1942.
- 1906 год: Китай отменяет рабство[p 10].
- 1912 год: Сиам окончательно отменяет рабство. Работорговля запрещена в 1897[p 40].
- 1921 год: Непал отменяет рабство[p 41][p 42].
- 1922 год: Марокко запрещает рабство[p 43].
- 1923 год: Афганистан отменяет рабство[p 44].
- 1924 год: Ирак отменяет рабство.
- 1924 год: Лига наций основывает временный комитет по рабству.
- 1928 год: Иран отменяет рабство[p 45].
- 1935 год: Генерал Италии Эмилио Де Боно провозглашает отмену рабства в Абиссинии[p 46].
- 1936 год: Великобритания официально отменяет рабство в Северной Нигерии[p 47].
- 1942 год: Эфиопия отменяет рабство.
- 1948 год: Организация Объединённых Наций в Всеобщей декларации прав человека (пункт 4) запрещает рабство[p 48].
- 1952 год: Катар отменяет рабство.
- 1959 год: Китай отменяет рабство в Тибете.
- 1960 год: Нигерия отменяет рабство[p 49].
- 1962 год: Саудовская Аравия отменяет рабство.
- 1962 год: Йемен отменяет рабство.
- 1963 год: Объединённые Арабские Эмираты отменяют рабство.
- 1970 год: Оман отменяет рабство.
- 1981 год: Мавритания отменяет рабство[1].
- Примечания
- ↑ [www.korculainfo.com/history/statute-korcula-town-1214.html Statute of Korcula from 1214 - Large Print]. Проверено 7 января 2013. [www.webcitation.org/6DZLLUtF3 Архивировано из первоисточника 10 января 2013].
- ↑ [books.google.fr/books?id=480BBURkreYC&pg=PA122&lpg=PA122&dq=The+French+Atlantic+triangle:+literature+and+culture+of+the+slave+trade&source=bl&ots=JLHt0HSVOh&sig=jGgNK6Ek6fya_s6jHX6VEPPx3h4&hl=fr&ei=h4XkSpTOH4Gr4QbljvX5AQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CAsQ6AEwAA#v=onepage&q=&f=false Christopher L. Miller, The French Atlantic triangle: literature and culture of the slave trade, p.20.]
- ↑ [books.google.com/?id=GJsOAAAAQAAJ&pg=PA256&dq=sweden+slavery+1335#v=onepage&q=sweden%20slavery%201335&f=false Police and public order in Europe]. — Taylor & Francis, 1985. — P. 293256. — ISBN 0709922426, 9780709922421.
- ↑ Dembkowski Harry E. [books.google.com/?id=svAaAAAAMAAJ&q=poland+lithuania+1588+slavery&dq=poland+lithuania+1588+slavery The union of Lublin, Polish federalism in the golden age]. — East European Monographs, 1982, 1982. — P. 380271. — ISBN 0880330090, 9780880330091.
- ↑ Maria Suzette Fernandes Dias. [books.google.com/?id=XHm4AAAAIAAJ&q=The+Japanese+and+the+Chinese+showed+strong+reluctance+to+the+idea+of+their+people+being+taken+as+slaves+by+the+Portuguese.&dq=The+Japanese+and+the+Chinese+showed+strong+reluctance+to+the+idea+of+their+people+being+taken+as+slaves+by+the+Portuguese. Legacies of slavery: comparative perspectives]. — Cambridge Scholars Publishing, 2007. — P. 71. — ISBN 1847181112.
- ↑ [ttp://books.google.co.uk/books?id=a3cbgWGe9P4C&pg=PA22&dq=abolish+slavery+japan+Toyotomi+Hideyoshi&hl=en&ei=O9pSTKDSBYaCOL-hmZ4O&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=9&ved=0CFIQ6AEwCA#v=onepage&q&f=false page 22 of Dictatorship By Ron Fridell]
- ↑ Gary João de Pina-Cabral. [books.google.com/?id=SDvOJRO7qu8C&pg=PA115&dq=chinese+declared+that+they+cannot+and+should+not+be+made+captive#v=onepage&q=1624%20royal%20decree&f=false Between China and Europe: person, culture and emotion in Macao]. — Berg Publishers, 2002. — P. 114. — ISBN 0-8264-5749-5.
- ↑ Gary João de Pina-Cabral. [books.google.com/?id=SDvOJRO7qu8C&pg=PA115&dq=chinese+declared+that+they+cannot+and+should+not+be+made+captive#v=onepage&q=chinese%20declared%20that%20they%20cannot%20and%20should%20not%20be%20made%20captive&f=false Between China and Europe: person, culture and emotion in Macao]. — Berg Publishers, 2002. — P. 115. — ISBN 0-8264-5749-5.
- ↑ [archive.lib.msu.edu/DMC/African%20Journals/pdfs/PULA/pula003002/pula003002007.pdf V.C.D. Mtubani, African Slaves and English Law, PULA Botswana Journal of African Studies Vol 3 No 2 Nov 1983] retrieved 24th February 2011
- ↑ 1 2 [www.britannica.com/blackhistory/article-24160 Historical survey > Ways of ending slavery]
- ↑ 1 2 3 Hobhouse, Henry. Seeds of Change: Six Plants That Transformed Mankind, 2005. Page 111.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Robert William Fogel and Stanley L. Engerman. Time on the Cross: The Economics of American Negro Slavery, 1995. Pages 33-34.
- ↑ 1 2 A Leon Higginbotham, Jr., In the Matter of Color: Race & the American Legal Process, Oxford University Press, 1978. p.310.
- ↑ [www.britannica.com/blackhistory/article-24157 Historical survey > Slave societies]
- ↑ Viorel Achim, The Roma in Romanian History, Central European University Press, Budapest, 2004. ISBN 963-9241-84-9, p.128
- ↑ [books.google.co.uk/books?id=ATq5_6h2AT0C&pg=PA8&dq=abolish+slavery+iceland&hl=en&ei=O9RSTI7CLueXOPPMzJ4O&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCwQ6AEwAA#v=onepage&q=abolish%20slavery%20iceland&f=false The Historical encyclopedia of world slavery, Volume 1 By Junius P. Rodriguez]
- ↑ In 1804 France re-legalizes slavery in the Caribbean colonies.
- ↑ Higginbotham, p.147.
- ↑ [www.bbc.co.uk/devon/content/articles/2007/03/20/abolition_navy_feature.shtml Sailing against slavery. By Jo Loosemore] BBC
- ↑ [www.nytimes.com/2007/12/30/opinion/30foner.html Foner, Eric. "Forgotten step towards freedom,"] New York Times. 30 December 2007.
- ↑ 1 2 "Blacks in Latin America," Microsoft Encarta 98 Encyclopedia. Microsoft Corporation.
- ↑ Higginbotham, pp.146–47.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 «Chronological Table of the Statutes» (1959 edition)
- ↑ Higginbotham, p.146–47.
- ↑ Finkelman and Miller, Macmillan Encyclopedia of World Slavery p.293
- ↑ Finkelman and Miller, Macmillan Encyclopedia of World Slavery 1:293
- ↑ Junius P. Rodriguez. [books.google.com/books?id=kzro5ziGRRoC&pg=PA429 Slavery in the Modern World: A History of Political, Social, and Economic Oppression]. — ABC-CLIO. — P. 429.
- ↑ Erler, Yavuz. How effective was the Ottoman legislation on the slavery of women in the Ottoman Balkans?, 2006.
- ↑ 1 2 Cobb, Thomas Read Rootes. An Inquiry Into the Law of Negro Slavery in the United States of America: To which is Prefixed An Historical Sketch of Slavery, 1858. Page cxcii.
- ↑ 1840 U.S. Census, Pennsylvania
- ↑ 1 2 Aguilera Miguel. La Legislacion y el derecho en Colombia. — Bogota: Lemer, 1965. — Vol. 14. — P. 428–442.
- ↑ Finkelman and Miller, Macmillan Encyclopedia of World Slavery
- ↑ 1 2 Mihail Kogălniceanu, [ro.wikisource.org/wiki/Dezrobirea_ţiganilor,_ştergerea_privilegiilor_boiereşti,_emanciparea_ţăranilor Dezrobirea ţiganilor, ştergerea privilegiilor boiereşti, emanciparea ţăranilor], 1891. (these dates) also decisive for privately owned gypsies, still remaining enslaved
- ↑ Peter Kolchin, Unfree Labor (1987)
- ↑ Finkelman and Miller, Macmillan Encyclopedia of World Slavery 2:637
- ↑ Fleet, Kate. «Slavery in the Ottoman Empire and Its Demise, 1800—1909.» Middle Eastern Studies. 1998.
- ↑ Finkelman and Miller, Macmillan Encyclopedia of World Slavery 1:124
- ↑ [www.britannica.com/blackhistory/article-24160 Welcome to Encyclopædia Britannica’s Guide to History]
- ↑ [www7.nationalgeographic.com/ngm/data/2001/10/01/html/ft_20011001.6.html Swahili Coast]
- ↑ Baker, Chris and Pasuk Phongpaichit. A History of Thailand, Cambridge: Cambridge University Press, 2006, p. 61.
- ↑ Whelpton, John. A History of Nepal, Cambridge University Press, Cambridge, 2005, p. 53.
- ↑ [dart.columbia.edu/haimendorf/glossary.html Garti-Khamendeu]
- ↑ Cheikh A. Babou. The Journal of African History, 48: 490-491, Cambridge University Press 2007
- ↑ [www.afghangovernment.com/Constitution1923.htm Afghan Constitution: 1923]
- ↑ [www.africultures.com/anglais/Edito%20anglais/Edito6.htm The slave trade: myths and preconceptions]
- ↑ Barker, A. J., The Rape of Ethiopia 1936, p. 36
- ↑ [www.bbc.co.uk/worldservice/africa/features/storyofafrica/9chapter8.shtml The End of Slavery]
- ↑ [www.un.org/Overview/rights.html Universal Declaration of Human Rights]. United Nations (10 December 1948). — «Adopted and proclaimed by United Nations General Assembly Resolution 217 A (III) of 10 December 1948 ... Article 4. No one shall be held in slavery or servitude; slavery and the slave trade shall be prohibited in all their forms.» Проверено 13 декабря 2007. [www.webcitation.org/617V4CMTp Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ [www.guardian.co.uk/world/2008/oct/27/humanrights1 'Niger Slavery: Background', The Guardian, 27 October 2008] retrieved 8 Jan. 2011
Напишите отзыв о статье "Аболиционизм"
Примечания
- ↑ 1 2 [news.bbc.co.uk/2/hi/africa/6938032.stm Mauritanian MPs pass slavery law], BBC News (9 августа 2007). Проверено 8 января 2011.
- ↑ [www.freeafricanamericans.com Paul Heinegg, Free African Americans of Virginia, North Carolina, South Carolina, Maryland and Delaware, 1999—2005], «WEAVER FAMILY: Three members of the Weaver family, probably brothers, were called „East Indians“ in Lancaster County, [VA] [court records] between 1707 and 1711.»; «‘The indenture of Indians (Native Americans) as servants was not common in Maryland…the indenture of East Indian servants was more common.», accessed 15 Feb 2008
- ↑ [www.indolink.com/Analysis/a121403-021037.php Francis C. Assisi, «First Indian-American Identified: Mary Fisher, Born 1680 in Maryland»], IndoLink, Quote: «Documents available from American archival sources of the colonial period now confirm the presence of indentured servants or slaves who were brought from the Indian subcontinent, via England, to work for their European American masters.», accessed 20 Apr 2010
- ↑ [www.nas.gov.uk/about/071022.asp Slavery, freedom or perpetual servitude? - the Joseph Knight case]. National Archives of Scotland. Проверено 14 августа 2014. [www.webcitation.org/617V4pVz9 Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ This version is taken from a letter to the London General Evening Post of 21–23 June 1772, headed by the following. "To the Editor of the general evening post. SIR, The following is as correctly my Lord M——d's Speech on the Negro Cause, as my memory, assisted by some notes, could make it: it begins after the stating of the return. Your's, & c. A CONSTANT READER." The letter is somewhat at variance with other sources reporting on the words of the Mansfield Decision (including the citation in the previous section of this article). Such inconsistencies are perhaps to be expected given the enthusiasm which abolitionists propagated the decision, and the spin which they sought to put on it in relation to their campaign. See [www.historycooperative.org/journals/lhr/24.3/cleve.html Slavery in England and the Law]
- ↑ Heward, Edmund (1979). Lord Mansfield: A Biography of William Murray 1st Earl of Mansfield 1705—1793 Lord Chief Justice for 32 years, p.141. Chichester: Barry Rose (publishers) Ltd. ISBN 0-85992-163-8
- ↑ S.M.Wise, Though the Heavens May Fall, Pimlico (2005)
- ↑ Peter P. Hinks, John R. McKivigan, R. Owen Williams (2007) Encyclopedia of antislavery and abolition pp.643. Greenwood Publishing Group, 2007
- ↑ The Records of the Parliaments of Scotland to 1707. — University of St. Andrews.
Ссылки
|
аболиционизм в Викисловаре? |
|---|
Аболиционизм // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
Отрывок, характеризующий Аболиционизм
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
