Аборты в Ирландии

Аборты в Республике Ирландия запрещены законом, кроме случаев спасения жизни матери. Тем не менее, доступность абортов более ограничена ввиду отсутствия легкодоступного метода определения законности применения аборта.

Вопрос об абортах продолжает оставаться спорным для ирландских политиков, в течение последних 30 лет было проведено пять национальных референдумов.

История вопроса

После достижения независимости от Великобритании в 1922 году парламентский акт 1861 года о преступлениях против личности остался в силе, согласно акту любые аборты рассматривались как незаконные и наказуемые деяния. Один из наиболее известных подпольных акушеров Мэми Кэдден был приговорён к повешению в 1957 году после смерти одной из его пациенток, наказание было заменено на пожизненное заключение. В 1983 году в конституцию Ирландии был внесена Восьмая поправка, согласно которой нерождённый ребёнок имеет право на жизнь после зачатия.

В 1992 поднялся спор вокруг вопроса, может ли жертва, забеременевшая после установленного законом изнасилования, покинуть Ирландию (Дело Генерального прокурора против Х, так называемое «дело Х») чтобы сделать аборт в другой стране, где это разрешено. В этом же году состоялся референдум, по итогам которого в конституцию были внесены две поправки, о праве выезда за границу с целью аборта и о праве на информацию об услугах, законно предлагаемых за рубежом. Третье предложение, о внесении Двенадцатой поправки, ещё более ужесточающей законодательство об абортах в Ирландии, было отвергнуто.

В 2002 году был проведён референдум по поводу внесения Двадцать пятой поправки, согласно которой риск самоубийства матери считался основанием для проведения законного аборта, но это предложение было также отвергнуто.

После смертей беременных женщин, лишённых права получать медицинскую помощь ввиду их беременности (например, смерть Шейлы Холджерс в 1983 году), поднимались многочисленные споры. В 2012 году после смерти Савиты Халаппанвар последовала волна протестов по поводу необходимости внесения изменений в ирландское законодательство об абортах. HSE National Ambulance Service провело общественное расследование по поводу рапортов, что после диагностирования смерти плода ей было отказано в аборте, поскольку сердце плода всё ещё билось.

В 2005 году две ирландки и одна литовка, которые до этого съездили в Англию, чтобы сделать аборт, подали иск в Европейский суд по правам человека по поводу того, что ограничительное и неясное ирландское законодательство нарушает некоторые положение европейской конвенции по правам человека. 9 декабря 2010 года прошли слушания дела («A. B. и C. против Ирландии»), 16 декабря было принято решение. Суд постановил по делу, что женщины не имеют права на аборт, и что первых двух женщин не вынуждали выезжать из страны ввиду ирландского закона, «законно защищающего общественную мораль». Суд также постановил, что ирландское законодательство наносит удар по справедливому балансу между правами женщин на уважение их личной жизни и правами нерождённого ребенка. Решение суда стало обязывающим для Ирландии и всех членов Совета Европы. Правительство создало экспертную группу, которая в ноябре 2012 года обнародовала результаты своих исследований, заявив, что Ирландия обязана соблюдать решение суда, и рекомендовала провести законодательные и нормативные реформы. Позднее правительство высказало ответ на доклад группы, выразив другую версию на причины смерти Савиты Халаппанвар в ирландской больнице, заявив, что будет принят закон, уточняющий критерии здоровья, согласно которым может быть проведён аборт.

Закон

Вопрос об абортах определён статьями 58 и 59 акта преступлений против личности

58. Каждая беременная женщина, которая выполняя намерение сделать выкидыш, незаконно вводит в организм любой яд или другие пагубные средства, или незаконно использует любые инструменты или другие средства вообще имея подобное намерение, и всякий, кто, выполняя намерение сделать выкидыш любой женщине, будь она беременной или нет, незаконно вводит ей в организм или приводит её к введению любого яда или другого пагубного средства, или использует любые инструменты или другие средства вообще имея подобное намерение, считается виновным в [преступлении] и, будучи осужденным за него, подлежит, …, к [пожизненному заключению]….

59. Всякий, кто незаконно поставляет или приобретает любой яд или другие пагубные средства, или любые инструменты или какие бы то ни было средства, зная, что они предназначены для незаконного использования или используются с намерением произвести выкидыш любой женщины, беременная она или нет, считается виновным [в преступлении] и, будучи осужденным за него, подлежат, …, к [лишению свободы на срок, не превышающий пяти лет].

Оригинальный текст (англ.)  

58. Every Woman, being with Child, who, with Intent to procure her own Miscarriage, shall unlawfully administer to herself any Poison or other noxious Thing, or shall unlawfully use any Instrument or other Means whatsoever with the like Intent, and whosoever, with Intent to procure the Miscarriage of any Woman, whether she be or be not with Child, shall unlawfully administer to her or cause to be taken by her any Poison or other noxious Thing, or shall unlawfully use any Instrument or other Means whatsoever with the like Intent, shall be guilty of [an offence], and being convicted thereof shall be liable, ..., to [imprisonment] for Life ....[11] 59. Whosoever shall unlawfully supply or procure any Poison or other noxious Thing, or any Instrument or Thing whatsoever, knowing that the same is intended to be unlawfully used or employed with Intent to procure the Miscarriage of any Woman, whether she be or be not with Child, shall be guilty of [an offence], and being convicted thereof shall be liable, ..., to [imprisonment for a term not exceeding five years.

На референдуме 1983 года ирландские избиратели одобрили внесение Восьмой поправки в Конституцию Ирландии. В Конституцию был добавлен нижеследующий параграф:

«Государство признает право на жизнь нерожденного и, с учётом равного права на жизнь матери, гарантирует в своих законах уважение, и, насколько это возможно, законы, защищающие и отстаивающие это право».

Через девять лет после внесения этой поправки Генеральный прокурор обратился в Верховный суд, чтобы добиться судебного запрета на поездку 14-летней девушки, забеременевшей в результате изнасилования, в Великобританию для совершения аборта. В итоге Верховный суд постановил, что, хотя в Конституции есть пункт закона, на основе которого можно выдать такой запрет, но суд отказывается его выдать в связи с тем, что девушка находится в состоянии, близком к самоубийству, это состояние представляет опасность для её жизни, что и оправдывает аборт. Это дело, получившее известность как «дело Х», породило обширные споры с обеих сторон противников и защитников абортов, и привело к четырём референдумам, по итогам двух референдумов были приняты Тринадцатая и Четырнадцатая поправки. В текст поправки были внесены ещё два параграфа, их пункты отменяли ограничения на поездки в другие государства. Этот подраздел также не ограничивает свободу получать или делать доступной в государстве (с учётом таких условий, которые могут быть установлены законом) информацию, касающуюся услуг, которые доступны на законном основании в другом государстве.

На третьем референдуме было внесено предложение внести Двенадцатую поправку, предлагающую оправдание аборта для исключения угрозы самоубийства, но это предложение было отклонено.

На следующем референдуме, проведённом в 2002 году, было внесено предложение внести Двадцать пятую поправку в Конституцию, согласно которой угроза самоубийства рассматривалось как основания для законного аборта, но это предложение было также отклонено.

Опросы общественного мнения

Для выявления общественного мнения в Ирландии было проведено несколько опросов:

В 1997 году, согласно данным опроса Irish Times/MRBI, 18 % опрошенных высказались за полный запрет абортов, 77 % полагало, чтобы аборт был разрешён при определённых обстоятельствах (это число разделилось на 35 %, считавших, что аборт может быть разрешён только при угрозе жизни матери, 14 % — при угрозе здоровью матери, 28 % — «аборт должен быть доступен для тех, кто в нём нуждается»), 5 % не высказали определённого решения.

Обследование Королевского хирургического колледжа (Royal College of Surgeons in Ireland) в сентябре 2004 года для агентства по кризисам беременностей установило, что 51 % группы респондентов в возрасте до 45 лет поддерживали разрешение аборта по требованию, 39 % считали, что аборт возможен только при ограниченных обстоятельствах. Только 8 % посчитали, что аборт должен быть запрещён при любых обстоятельствах.

Сентябрьский опрос 2004 года Irish Examiner/Lansdowne установил, что 36 % опрошенных полагают, что аборты должны быть разрешены, а 47 % высказались за их запрет.

Июньский опрос 2007 года TNS/MRBI выявил, что 43 % поддерживали легальный аборт для женщин, считающих, что аборт будет в их интересах, 51 % остались противниками абортов. 82 % считали, что аборт можно сделать в случае опасности для жизни женщины, 75 % — в случае, если плод сможет выжить вне матки, и 73 % — если беременность возникла в результате сексуального насилия.

Сентябрьский опрос 2010 года Irish Examiner/Red C, проведённый в режиме онлайн, установил, что 60 % респондентов, находившихся в возрасте 18-35 лет, полагали, что аборты нужно разрешить, 10 % из этой группы признали, что в их отношениях аборты имели место. То же обследование нашло, что 75 % женщин считали, что «таблетки на следующее утро» должны продаваться в розницу, а не отпускаться только по рецептам.

Сентябрьский опрос 2012 года Sunday Times/Behaviour and Attitudes группы из 923 человек показал, что 80 % поддерживали идею внесения поправок в закон, разрешающей проведение абортов в случае, если жизнь матери окажется под угрозой, 16 % высказались против, 4 % не пришли к определённому решению.

Ноябрьский опрос 2010 года Sunday Business Post/Red C, поведённый среди 1 003 взрослых, показал, что 85 % опрошенным хотелось бы, чтобы правительство «пришло к законодательному решению для дела Х, согласно которому аборты были бы разрешены в случае угрозы жизни матери, включая суицид», 10 % высказались против, 5 % не пришли к определённому решению. Согласно данным того же опроса, 82 % поддержали внесение «поправки в Конституцию, разрешающую право на аборт во всех случаях серьёзной угрозы жизни матери и в случаях, когда беременность становится последствием изнасилования», 36 % опрошенных поддержали идею внесения «поправки в Конституцию, разрешающую аборты по требованию женщины». 63 % опрошенных поддержали идею внесения «поправки в Конституцию по поводу дела Х, то есть исключения угрозы самоубийства как основания для аборта, но всё же разрешить аборты, если жизнь матери находится под угрозой и без самоубийства».

Ирландские женщины, приезжающие в Британию чтобы сделать аборт

Оценки количества ирландок, приезжающих в Британию с целью совершения абортов, варьируются. По оценкам, в 2001 году около 7 тыс. женщин выезжали за рубеж, чтобы сделать аборт. В мае 2007 Health Service Executive не дал возможность17-летней девушке, известной только под именем «Мисс Ди» (Miss D), беременной плодом, поражённым анэнцефалией, поехать в Британию, чтобы сделать аборт. Согласно постановлению Верховного суда от 9 мая 2007 года, было запрещено чинить ей препятствия на законных основаниях к выезду из страны, несмотря на то, что она находилась под опекой государства.

Ссылки

[medportal.ru/mednovosti/main/2012/12/19/ireland/ Медпортал: Впервые за последние 20 лет ирландские власти объявили о намерении несколько смягчить действующее законодательство об абортах]

Отрывок, характеризующий Аборты в Ирландии

Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.