Абрамидзе, Павел Ивлианович

Павел Ивлианович Абрамидзе
Дата рождения	19 марта 1901(1901-03-19)
Место рождения	село Вани, Кутаисская губерния, Российская империя
Дата смерти	3 апреля 1989(1989-04-03) (88 лет)
Место смерти	Тбилиси
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1923—1956
Звание
Командовал	72-я горнострелковая дивизия
Сражения/войны	Советско-финская война (1939—1940), Великая Отечественная война
Награды и премии

Павел Ивлианович Абрамидзе (19 марта 1901 года, село Ваны, Кутаисская губерния, Российская империя — 3 апреля 1989 года, Тбилиси) — советский военачальник, генерал-майор (1940), участник Советско-финской и Великой Отечественной войн. В 1941 году попал в немецкий плен, после войны продолжил службу в Вооружённых силах СССР.

Начальная биография

Родился 19 марта 1901 года в селе Ваны Кутаисской губернии в крестьянской семье.

С окончанием в 1915 году сельской школы работал рабочим в Баку до 1917 года, после чего до 1923 года работал в отцовском крестьянском хозяйстве.

Военная служба

Довоенный период

В 1923 году был призван в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, поступив в объединённую военную школу в Тбилиси, с окончанием которой в 1926 году до 1934 года командовал различными стрелковыми подразделениями.

В 1930 году окончил курсы усовершенствования комсостава Закавказского военного округа. В 1934—1939 годах командовал стрелковым полком, с 1939 года — стрелковой дивизией. 5 ноября 1938 года ему было присвоено звание полковника, 4 ноября 1939 года — комбрига, 4 июня 1940 года — генерал-майора.

Вторая мировая война

Принимал участие в советско-финской войне в должности командира 130-й стрелковой дивизии.

8 августа 1940 года был назначен командиром 72-й горнострелковой дивизии. Уже 22 июня 1941 года дивизия участвовала в сражениях в районе государственной границы СССР. Вскоре дивизия оказалась в окружении, и 8 августа 1941 года Абрамидзе в Уманском «котле» попал в немецкий плен. Первоначально содержался в лагере для военнопленных в польском городе Замосць, но затем был переведён в концентрационный лагерь Хаммельбург. Оттуда за антинемецкую агитацию среди военнопленных был переправлен в Нюрнберг, а затем в Вайсенбург.

Послевоенная карьера

4 мая 1945 года был освобождён американскими войсками. Через советскую военную миссию по репатриации в Париже был отправлен в Москву.

12 декабря 1945 года был восстановлен в кадрах Советской Армии. В 1947—1949 годах — начальник военной кафедры Тбилисского института физической культуры, затем в той же должности в сельскохозяйственном институте. В 1949—1956 годах — начальник военной кафедры Тбилисского государственного университета.

2 августа 1956 года был уволен в отставку по болезни.

Жил в Тбилиси, где и умер 3 апреля 1989 года.

Награды

• орден Ленина (1948).
• три ордена Красного Знамени (1940, 1946, 1953).
• орден Отечественной войны 1 степени (1985)

Литература

• Свердлов Ф. Д. Советские генералы в плену. — М.: Изд-во фонда "Холокост", 1999. — С. 246.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 19—20. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.

Отрывок, характеризующий Абрамидзе, Павел Ивлианович

– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.