Абрамович, Генрих Наумович

Генрих Наумович Абрамович
Дата рождения:	1 мая 1911(1911-05-01)
Место рождения:	Варшава, Царство Польское, Российская империя
Дата смерти:	27 марта 1995(1995-03-27) (83 года)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	аэромеханика
Место работы:	ЦАГИ, ЦИАМ, МАИ
Учёная степень:	доктор технических наук (1939)
Учёное звание:	профессор (1939)
Альма-матер:	МИСИ
Известные ученики:	А. Н. Секундов
Награды и премии:	премия им. Н. Е. Жуковского

Генрих Наумович Абрамо́вич (1911 — 1995) — советский учёный в области теоретической и прикладной газовой динамики.

Биография

Родился 1 мая 1911 года в Варшаве (ныне Польша) в семье студента Варшавского политехнического института Наума Моисеевича Абрамовича, мама работала фельдшером-акушеркой. В молодости отец увлёкся революционной деятельностью, подвергался арестам, высылался, сидел в тюрьме (по семейной легенде, в одной камере с Г. М. Кржижановским).

Дед по отцу происходил из потомственных ремесленников, живших в Севастополе, был известным в Севастополе шапошником. Дед по материнской линии отслужил 25-летнюю военную службу, во время службы играл на кларнете в военных оркестрах, в том числе — в царском оркестре при Ливадийском дворце, затем — был руководителем оркестра Павлоградского гусарского полка и был записан купцом 3-й гильдии.

Летом 1915 года в связи с угрозой немецкой оккупации Варшавы семья эвакуировалась из Польши, отец уехал доучиваться в Императорское Техническое училище в Москву, мама с сыном — в Севастополь. Окончил подготовительный класс севастопольской гимназии. Осенью 1917 года семья воссоединилась в Москве.

В 1919 году поступил в московскую 23-ю школу второй ступени. В 1922 году перешёл в Первую опытно-показательную школу МОНО. Впоследствии с благодарностью вспоминал своих учителей: В. И. Волынскую (директор), М. С. Ершова (история), В. С. Хрянина (русский язык и литература), И. И. Шверблюма (химия), В. Г. Чичигина (математика), В. А. Киселёва (физика), В. С. Левицкого (черчение), Давыдова (рисование), Д. И. Мачикину.

Учился также в музыкальном училище имени А. Н. Скрябина по классу А. В. Александрова.

В 1929 году поступил в МВТУ на теплотехническое отделение строительного факультета, в связи с реформой МВТУ в 1930 году, продолжил обучение в МИСИ, созданном на базе строительного факультета МВТУ. Во время учёбы познакомился с преподававшем в МИСИ В. И. Поликовским, работавшим также в ЦАГИ. В 1932 году по рекомендации Поликовского Г. Абрамович был принят на работу в ЦАГИ.

Окончил МИСИ в 1932 году. Профессор (1939), доктор технических наук (1939)

Один из ведущих специалистов ЦАГИ (1933—1944), инженер (с 1938 года), заместитель начальника экспериментального отдела (1938—1942), начальник аэродинамической лаборатории (1942—1944). Доктор технических наук (1939). Один из руководителей проектов больших аэродинамических труб ЦАГИ (1934—1939), предложил и обосновал проекты околозвуковых и сверхзвуковых аэродинамических труб большой мощности с закрытой рабочей частью и переменным давлением (1936—1940).

По настоянию И. Ф. Петрова освоил управление самолётом У-2 и совершал на нём полёты.

Вёл практические занятия по теоретической механике в МИСИ (1932), читал лекции по промышленной аэродинамике (1933). Преподавал в МАИ (1939—1991), профессор (1945), заведующий кафедрой теории воздушно-реактивных двигателей (1962—1982), гнс (1991—1995).

В феврале 1944 года был назначен заместителем директора Института реактивной авиации (НИИ-1), созданного в связи с закрытием РНИИ и отстранением от работ по реактивной технике А. Г. Костикова.

В составе советских делегаций выезжал в Германию весной 1945 года для отбора материалов в связи с изучением и освоением немецкой реактивной техники, был руководителем группы специалистов НИИ-1, входивших в комиссию Министерства авиационной промышленности.

В начале 1945 года из НИИ-1 Минавиапрома был приглашён в ЦИАМ (по совместительству) В. И. Поликовским для организации исследований в области аэрогазодинамики двигателей. Руководил научным семинаром. Оставался начальником организованной им ранее лаборатории газовой динамики в НИИ-1 (до 1952 года), одновременно читал курс лекций по гидрогазодинамике в МАИ.

Принял предложение Т. М. Мелькумова возглавить научное руководство лаборатории горения ЦИАМ’а и покинул НИИ-1. С 1948 года оставался в ЦИАМ’е в качестве совместителя (сотрудничал до своей кончины), а штатным профессором стал в МАИ.

Преподавал на физико-техническом факультете Московского университета (1946‒1951).

Член Национального комитета СССР по теоретической и прикладной механике с 1976 года.

Подготовил более 50 кандидатов и 20 докторов наук.

Умер 27 марта 1995 года. Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.

Научные интересы

Основные работы в области турбулентных течений. Разрабатывал (с 1939) основы газовой динамики прямоточного воздушно-реактивного двигателя при дозвуковых скоростях. Создал (1942) теорию центробежной форсунки, получившую применение при проектировании и создании реактивных двигателей.

Семья

• жена — Мария Алексеевна Бобылёва, сотрудник ЦАГИ
• дочь — Регина, редактор экономической литературы
• сын — Виктор, инженер, работал в КБ по газовой аппаратуре
• внук — Антон, сыграл в фильме «Спасите наши души» (1987).

Интересные случаи

Учительница на уроке природоведения объяснила, что в холодной воде сахар растворится медленнее, чем в горячей, и для примера бросила в стакан с холодной водой и в стакан с горячей водой на своём столе по куску сахара, после чего прошла к задним партам. Сидевший за партой перед учительским столом Генрих Абрамович схватил сахар из стакана с холодной водой и быстро его съел. Вернувшись к своему столу учительница обнаружила, что в холодной воде сахар растворился, а в горячей — едва начал таять и… решила повторить опыт.

Библиография

Газовая динамика воздушно-реактивных двигателей, М.: 1947;

Основы теорий воздушно-реактивных двигателей, М.: 1947;

Теория турбулентных струй, 2-е изд., М.: 1984 (в соавт.);

Прикладная газовая динамика. М.: Наука, 1976.

Награды и премии

• премия имени Н. Е. Жуковского третьей степени (1940) — за работу «Турбулентные свободные струи жидкостей и газов»
• Сталинская премия второй степени (1943) — за создание новой аппаратуры для целей испытания в области самолётостроения (введена в эксплуатацию аэродинамическая труба Т-106 на новой территории ЦАГИ)
• заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1972)
• орден Трудового Красного Знамени
• орден «Знак Почёта»
• медали

Литература

Абрамович Г. Н. Жизнь и труд. М.: Изд-во МАИ. 1999. 120 с. ISBN 5-7035-2274-9

Ссылки

[enc-dic.com/enc_tech/Abramovich-genrih-naumovich-545.html Энциклопедия техники. Абрамович Г. Н.]

[www.rujen.ru/index.php/%D0%90%D0%91%D0%A0%D0%90%D0%9C%D0%9E%D0%92%D0%98%D0%A7_%D0%93%D0%B5%D0%BD%D1%80%D0%B8%D1%85_%D0%9D%D0%B0%D1%83%D0%BC%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Абрамович Г. Н.]

Отрывок, характеризующий Абрамович, Генрих Наумович

Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.