Абрамович, Эмилий Абрамович
| Эмилий Абрамович | |
 | |
| Фотография 1888 года. | |
|---|---|
| Имя при рождении: |
Эмилий Абрамович Абрамович |
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Эми́лий Абра́мович Абрамо́вич (1864, Гродненская губерния — 4 апреля 1922, Саратов) — русский революционер по профессии врач (псевдонимы «Белин», «Белый сапожник»), сын зубного врача.
Биография
Окончил курс Гродненской гимназии в 1882 г. Медицинское образование получил сначала в Париже (в Сорбонне), с 1884 г. в Дерпте (Юрьеве), где и закончил его. В Париже познакомился с произведениями группы «Освобождение труда», а в Дерпте вошел в кружок Лесника (Б. А. Кистяковский, Водовозова и др.). В 1884—88 годах приезжал каждое лето в Минск, где жили его родные, занимался организацией рабочих кружков, для которых составил программу занятий, продержавшуюся в кружках Северо-Западного края в течение более 10 лет, до «Бунда». В 1886—87 годах организовал кружок учащихся в Вильно. Переехав в Киев в начале 1889 г., был инициатором и руководителем первой организации на юге. Вместе со своим другом Л. Е. Берковичем, при помощи рабочего Яна Килянского, завязал знакомства с слесарями железнодорожных мастерских, организовал библиотеку, кассу и вел пропаганду по программе, выработанной группой Благоева. Организация Абрамовича имела связи с Нежином, Минском, Казанью и другими городами, обмениваясь с ними литературой. Отчасти благодаря провокатору Забрамскому, отчасти вследствие показаний арестованных студентов Горба и Флерова, в 1889 же г. кружок был разгромлен. Абрамович арестован в Друскениках и по высочайшему повелению 18 апреля 1890 г. подвергнут 2 г. тюремному заключению (в «Крестах»), а затем ссылке в Восточную Сибирь на 4 г. Под его влиянием стал социал-демократом сидевший вместе с ним в «Крестах» Ювеналий Мельников, впоследствии руководитель Киевской организации. В 1892 г. выслан в Якутскую область, жил в Олекминске, по окончании ссылки — в Нижне-Удинске, работая в качестве врача. В 1896 г. вернулся в Европейскую Россию, поселился в Смоленске, в 1897 г., по истечении срока продолженного на 1 г. надзора, ездил за границу. Вскоре вернулся в Сибирь и работал врачом на золотых приисках. В 900-х годах (1903—4?) оттуда уехал, жил в Саратове, где принимал участие в деятельности социал-демократических организации, примыкая к меньшевикам.
Во время событий на Ленских приисках жил в Екатеринославе. Хорошо зная условия жизни рабочих на приисках, написал об этом статью, помещённую в «Невской Звезде» (1912 г., № 4 «Жертвам золота»), что послужило причиной его ареста и ссылки в Западную Сибирь. В 1915—17 годах работал в больнице в с. Капцеве, Ярославской губернии по своим взглядам примыкал тогда к антиоборонцам. После революции перебрался снова в Саратов, где входил в местную меньшевистскую организацию. Умер 4 апреля 1922 г.
Напишите отзыв о статье "Абрамович, Эмилий Абрамович"
Литература
Деятели революционного движения в России: Биобиблиографический словарь: От предшественников декабристов до падения царизма: [В 5 т.]. — М.: Изд-во Всесоюзного общества политических каторжан и ссыльно-поселенцев, 1927—1934.
Отрывок, характеризующий Абрамович, Эмилий Абрамович
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
