Абрамович-Барановский, Сергей Семёнович

Сергей Семёнович Абрамович-Барановский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Вероисповедание:	православие
Смерть:	Соловецкий лагерь особого назначения
Образование:	Александровская военно-юридическая академия
Учёное звание:	профессор
Профессия:	юрист
Военная служба
Годы службы:	1885
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Род войск:	армия
Звание:
Награды:

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Абрамович и Барановский

Серге́й Семёнович Абрамо́вич-Барано́вский (22 апреля [4 мая] 1866 — 1932) — российский юрист и военный деятель.

Биография

Сергей Семёнович Абрамович-Барановский родился 22 апреля (4 мая) 1866 в семье капитана артиллерии Семёна Александровича Абрамович-Барановского (1831— до 1872). Род был записан во 2-ю часть родословной книги Полтавской губернии в 1841 году.

Окончил 4-й Московский кадетский корпус (с 10.09.1892 — 3-й), затем в 1885 году — Павловское военное училище, после чего поступил на службу офицером в Кронштадтскую крепостную артиллерию.

В 1893 году окончил Александровскую военно-юридическую академию «по 1-му разряду». В 1897 году защитил диссертацию по теме «Значение военного начальства в военном уголовном процессе».

В 1899 году был назначен экстра-ординарным профессором Александровской военно-юридической академии, а в 1902 году — ординарным профессором Александровской военно-юридической академии. Также преподавал законоведение в Петербургском юнкерском училище.

В 1909 году было присвоено звание генерал-майор.

С 21 по 30 марта 1916 года являлся председателем суда в Кремле, рассматривающего известное «Дело толстовцев».

В 1920-е годы Абрамович-Барановский работал в библиотеке Академии наук СССР.

В 1920 году приезжал в Москву для знакомства с деятельностью «Братства ревнителей православия в честь святителя Алексия, митрополита Московского», учреждённого отцом Романом по благословению Патриарха Тихона. После ознакомления с деятельностью братства Абрамович-Барановский указывал на эту общину как на пример для подражания всем желающим устроить свою духовную жизнь.

В 1927 году Абрамович-Барановский во второй раз приезжал в Москву с той же целью. В эти годы он поддерживал переписку с отцом Романом и обменивался с ним и другими религиозными деятелями мнениями по различным церковным вопросам.

18 апреля 1928 года был арестован по так называемому «делу Академии наук». 10 февраля (по другим данным — 10 мая) 1931 года тройкой ОГПУ при Ленинградском военном округе осуждён на 10 лет лишения свободы. Умер в 1932 году, находясь в заключении на Соловецких островах. Реабилитирован посмертно.

Награды

• Орден Святого Станислава 2-й степени (1904);
• Орден Святой Анны 2-й степени (1906);
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1912).

Основные сочинения

• Значение военного начальства в военно-уголовном судопроизводстве. — СПб., 1896.
• Военное судоустройство : академический курс. — СПб., 1900.

Также является автором нескольких статей в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона».

Литература

• Томсинов В. А. Сергей Семенович Абрамович-Барановский (1866 — после 1934) // Российские правоведы XVIII—XX веков: Очерки жизни и творчества. В 2-х томах. — М., 2007. — Т. 2. — С. 290—296. — 672 с. — (Русское юридическое наследие). — 1000 экз. — ISBN 978-5-8078-0145-6.
• Звенья. — М. 1991. — Вып. 1. — С. 201, 217, 231.
• Абрамович-Барановский, Сергей Семенович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

В Викитеке есть статья об этом авторе — см. Сергей Семёнович Абрамович-Барановский

Отрывок, характеризующий Абрамович-Барановский, Сергей Семёнович

Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.