Абрамовски, Эдуард Йозеф

Эдуард Йозеф Абрамовски
польск. Edward Abramowski
Род деятельности:	философ, психолог, социолог, анархист
Дата рождения:	17 августа 1868(1868-08-17)
Место рождения:	Российская Империя, Стефанин (ныне Украина)
Дата смерти:	21 июня 1918(1918-06-21) (49 лет)
Место смерти:	Варшава
Эдуард Йозеф Абрамовски на Викискладе

Эдуард Йозеф Абрамовски (17 августа 1868 года — 21 июня 1918, Варшава) — польский философ, психолог, социолог, анархист. В своей научной работе, он стремился преодолеть разрыв между психологией и социологией.

После смерти матери (1878) переехал в Варшаву (1879), где его учительница Мария Конопницкая ввела его в круг политической партии «Первый Пролетариат». В 1885 году Абрамовски начал научные исследования в университете Кракова, но уже через год переехал в Швейцарию, где изучал философию до 1889 года в Женевском университете.

После пересмотра своей революционной политической и журналистской деятельности Абрамовски в течение длительной болезни, под влиянием учения Льва Толстого и анархо-синдикализма перешёл от идеологических позиций ортодоксального марксизма к анархизму. В работе «Социализм и государство» называл себя «безгосударственным социалистом». Тем не менее, связей с марксистами не разрывал и был в числе основателей Польской социалистической партии.

С 1915 года он был профессором психологии в Университете Варшавы, а также читал лекции по вопросам метафизики.

Он сам обозначал развитое им научное образование как «Феноменализм». Под этим понятием он имел в виду научно-исследовательскую работу всех явлений общественной жизни и сопоставлять с содержанием сознания отдельных индивидуумов.

Литература

• Andreas Miller: Abramowski, Edward. In: Wilhelm Bernsdorf, Horst Knospe (Hrsg.): Internationales Soziologenlexikon. Band 1: Beiträge über bis Ende 1969 verstorbene Soziologen. 2. neubearbeitete Auflage. Enke, Stuttgart 1980, ISBN 3-432-82652-4, S. 1.

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Абрамовски, Эдуард Йозеф

Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».