Абрамов, Александр Константинович

Александр Константинович Абрамов
Генерал-майор А. К. Абрамов
Дата рождения	28 августа (9 сентября) 1836(1836-09-09)
Дата смерти	21 октября (2 ноября) 1886(1886-11-02) (50 лет)
Место смерти	Симферополь, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	артиллерия, пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	4-я пехотная дивизия, 13-я пехотная дивизия
Сражения/войны	Туркестанские походы
Награды и премии	Орден Святой Анны 4-й ст. (1862) Орден Святого Станислава 3-й ст. (1864) Орден Святого Георгия 4-й ст. (1865) Орден Святого Владимира 4-й ст. (1866) Орден Святого Станислава 2-й ст. (1866) Золотое оружие «За храбрость» (1868) Орден Святого Станислава 1-й ст. с мечами (1870) Орден Святого Георгия 3-й ст. (1870) Орден Святой Анны 1-й ст. (1871) Орден Святого Владимира 2-й ст. с мечами (1871)

Александр Константинович Абрамов (28 августа (9 сентября) 1836 — 21 октября (2 ноября) 1886) — русский генерал, участник Туркестанских походов

Биография

Происходил из дворян Новгородской губернии и воспитание получил в Дворянском полку, откуда 17 апреля 1854 года выпущен на службу прапорщиком артиллерии. В марте 1858 года был переведён в Сибирскую пешую батарею, а с 1862 года начал свою боевую службу в Средней Азии. В том же году, участвуя при взятии кокандской крепости Пишпек, был тяжело контужен в голову, поэтому до конца жизни прикрывал голову небольшой кожаной шапочкой. За отличие награждён орденом св. Анны 4-й степени 5-го июня 1864 года; за отличие при взятии крепости Аулие-ата — орденом св. Станислава 3-й степени. В том же году, после взятия Чимкента, Абрамов получил орден св. Анны 3-й степени и был произведён в штабс-капитаны.

В начале июня 1865 года Абрамов, действуя по поручению генерала Черняева, занял оставленную кокандцами крепостцу Чиназ на Сырдарье и уничтожил переправу через эту реку. За эту операцию Абрамов получил чин капитана.

Затем был штурм Ташкента, проведенный успешно и малой кровью; многие из участников получили награды. Александр Константинович здесь командовал первой штурмовой колонной и первым ворвался в укреплённый и отчаянно защищавшийся город, за что был награждён орденом Св. Георгия 4-й степени.

В начале 1866 года на место Черняева прибыл Романовский и началась война с Бухарой. В сражении при Ирджаре капитан Абрамов руководил действиями левого фланга русских войск. За своё руководство был произведён в подполковники и удостоен ордена Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Затем участвовал при взятии штурмом Ходжента, за что награждён орденом Св. Станислава 2-й степени. Появление на свет Туркестанской губернии и прибытие в край назначенного генерал-губернатора Кауфмана Абрамов встретил на должности Джизакского коменданта. В самом штурме Джизака Абрамов участия не принимал — его оставили прикрывать обоз. В то время, когда Романовский уже уехал, а Кауфман ещё не приехал, и временно главноначальствовал в крае генерал Мантейфель, особых боевых действий не происходило, однако Абрамов взял и разрушил бухарскую крепость Яны-Курган, мотивируя это преследованием разбойников. Формальный начальник края Оренбургский губернатор Крыжановский раздражённо писал в Петербург:

При этом считаю нужным заявить Вашему высокопревосходительству, что подобное своеволие со стороны подполковника Абрамова, предпринявшего движение, не получив на то разрешения от генерал-майора Мантейфеля, я нахожу в высшей степени непростительным и, чтоб раз навсегда прекратить такие своевольные поступки со стороны частных начальников в Туркестанской области, признаю полезным поручить и. д. туркестанского военного губернатора произвести строжайшее исследование о причинах, заставивших подполковника Абрамова решиться на такой поступок; но независимо от этого, находя, что войска, участвовавшие в деле, исполнили свой долг блистательным образом, испрашиваю разрешения на представление особенно отличившихся к наградам.

На взгляд М. А. Терентьева в этом и весь секрет русской пограничной политики:

… следствия и выговоры само собою, а награды само собою… Таким образом создалась у нас своеобразная система действий в Средней Азии: начальникам мелких отрядов предоставлялась свобода почина, нередко вопреки видам правительства; результаты же их предприимчивости признавались правительством как свершившийся факт, «достоянием истории», а предприимчивый начальник, вслед за замечанием, получал и награду. Поэтому жалобы Крыжановского на то, что в Туркестанской области «воцаряется полный беспорядок» и что он нисколько не будет удивлён, «если подполковник Абрамов двинется и на Самарканд», кажутся по меньшей мере напрасными…

Крыжановский как в воду глядел: весной 1868 года полковник Абрамов участвовал в сражении на Чапан-атинских высотах, приведшем к занятию Самарканда. Несколько дней спустя Абрамов взял полунезависимый от Бухары Ургут. В решительном сражении с бухарцами при Зерабулаке Абрамов командует главными силами. Произведённый в том же году в генерал-майоры, по заключении мира с бухарским эмиром, Абрамов был назначен начальником вновь образованнаго Заравшанскаго округа.

В числе военных экспедиций, предпринятых Александром Константиновичем во время управления краем, в особенности достойно замечания участие его в междоусобной войне, возникшей в конце 1868 года между бухарским эмиром и его старшим сыном Катты-тюря. Признав полезным поддержать эмира, Абрамов овладел в октябре занятым мятежниками город Карши (за что получил золотую саблю с надписью «За храбрость») и немедленно передал его во власть эмира. Таким же образом было поступлено в 1870 году с полунезависимыми городами Шахрисябзского бекства — Шааром и Китабом: по взятии этих городов штурмом (за что Абрамов получил орден св. Станислава 1-й степени с мечами и св. Георгия 3-й степени) и изгнании непокорных беков Джура-бия и Баба-бия, он передал города эмиру.

Летом того же 1870 года Абрамовым была предпринята рекогносцировочная экспедиция к верховьям Заравшана и озеру Искандер-куль, подготовившая последовавшее вскоре присоединение мелких горных бекств к Заравшанскому округу и оказавшую большую услугу науке исследованием малоизвестной страны. Получив за бой на Куликанских высотах 29 июня 1871 года орден св. Анны 1-й степени, а за дело в верховьях Зеравшана св. Владимира 2-й степени с мечами.

По умиротворении Средней Азии, назначен в марте 1877 года начальником Ферганской области. 19 февраля 1879 года он был произведён в генерал-лейтенанты, а 4 ноября 1883 года назначен командиром 4-й пехотной дивизии. Отчисленный затем от командования, Абрамов назначен был членом комиссии по составлению положения об управлении Туркестаном. По окончании трудов этой комиссии, получив Высочайшую благодарность, Абрамов был отпущен на годичный отъезд за границу на лечение и по возвращении весной 1886 года назначен командиром 13-й пехотной дивизии; 21 октября 1886 года умер в Симферополе. Был похоронен на Симферопольском военном кладбище

С 1870 года состоял действительным членом Императорского Русского Географического общества. Его записки о Каратегинском владении были напечатаны в «Известиях Императорского Русского Географического общества» за 1870 год (отд. II).

Именем А. К. Абрамова назван крупный горный ледник, расположенный на южных склонах Алайского хребта, откуда берёт начало река Коксу, приток реки Кызылсу Западная (правая составляющая реки Вахш).

См. также

• Русский Самарканд

Литература

• [vivaldi.nlr.ru/bx000010378/view#page=265 Абрамов Александр Константинович] // Список генералам по старшинству. Исправлено по 1 сентября. — СПб.: Военная типография, 1886. — С. 235.
• Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. Т. 1—3. — СПб., 1903.
• Шишов А. В. Кавалеры ордена Св. Георгия. — М., 2004.
• Военная энциклопедия. Т. I. — СПб.: Типография Т-ва И. Д. Сытина, 1911.

Отрывок, характеризующий Абрамов, Александр Константинович

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.