Абрамян, Фурман Варосович

Фурман Абрамян
Общая информация
Полное имя	Фурман Варосович Абрамян
Родился	19 марта 1943(1943-03-19) Ленинакан, Армянская ССР, СССР
Умер	5 августа 1972(1972-08-05) (29 лет) Севанский перевал, Армянская ССР, СССР
Гражданство	СССР
Рост	180 см
Вес	75 кг
Позиция	защитник
Карьера
Клубная карьера*
1963—1965	СКА Куйбышев	чем-т области
1966—1968	Арарат (Ереван)	71 (3)
1969	Ширак	1 (0)
1969—1972	Арарат (Ереван)	109 (4)
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Фурман Варо́сович Абрамя́н (арм. Ֆուրման Աբրահամյան; 19 марта 1943, Ленинакан, Армянская ССР — 5 августа 1972, Севанский перевал, Армянская ССР) — советский футболист, защитник. Мастер спорта СССР (1967). Брат Алёши Абрамяна.

Карьера игрока

Как и брат — Алёша Абрамян, Фурман дебютировал в составе «Арарата» в 1966 году. Первый сезон играл в качестве «волнореза» - впереди линии обороны и забил 2 гола с дальних дистанций. Затем играл на позиции «стоппера», часто персонально опекал центрфорвардов, но не потерял вкус к атакам и продолжал забивать издали. Многим особенно памятен гол, забитый Фурманом с 30 метров вратарю киевского «Динамо» Евгению Рудакову в 1972 году. Отличался темпераментной борьбой и честолюбием. Погиб в автомобильной катастрофе на Севанском перевале в расцвете игровой карьеры. В высшей лиге чемпионата СССР провёл 180 матчей, забил 7 голов.

Достижения

• «Арарат» (Ереван)
  • Серебряный призёр чемпионата СССР: 1971

Ссылки

• [footballfacts.ru/players/108999-abramyan-furman Профиль на сайте FootballFacts.ru]

Отрывок, характеризующий Абрамян, Фурман Варосович

После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.