Синявский, Андрей Донатович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Абрам Терц»)
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Донатович Синявский

Андрей Донатович Синявский
Псевдонимы:

Абрам Терц

Гражданство:

СССР СССР
Франция Франция

Род деятельности:

литературовед,
писатель,
литературный критик

Язык произведений:

русский

Андре́й Дона́тович Синя́вский (литературный псевдоним — Абра́м Терц; 8 октября 1925, Москва — 25 февраля 1997, Париж) — русский писатель и литературовед, критик.





Начало литературной деятельности

Андрей Синявский родился в семье бывшего дворянина и левого эсера, не чуждого литературным интересам, Доната Евгеньевича Синявского.

С началом Великой Отечественной войны семья эвакуировалась в Сызрань, где Синявский в 1943 г. окончил школу и в том же году был призван в армию. Служил радиотехником на аэродроме.

В 1945 году поступил на заочное отделение филологического факультета МГУ, после демобилизации в 1946 году перешёл на дневное. Участвовал в спецсеминаре, посвящённом творчеству Маяковского. Окончил университет в 1949 году.

Работал в Институте мировой литературы, преподавал в МГУ на факультете журналистики и в Школе-студии МХАТ.

Синявский был одним из ведущих литературных критиков журнала «Новый мир», главным редактором которого являлся Александр Твардовский. В начале 1960-х годов журнал считался наиболее либеральным в СССР.

Творчество

Синявский — автор литературоведческих работ о творчестве М. Горького, Б. Пастернака, И. Бабеля, А. Ахматовой. С 1955 года начал писать прозаические произведения.

В тогдашнем СССР, в связи с цензурой, его произведения не могли быть напечатаны, и Синявский до своей эмиграции издавал их на Западе под псевдонимом Абрам Терц. Были напечатаны рассказ «Суд идёт» и повесть «Любимов», вошедшие в сборник прозы «Фантастический мир Абрама Терца», а также статья «Что такое социалистический реализм?», в которой едко высмеивалась советская литература.

Последняя публикация на родине — вступительная статья к тому стихотворений и поэм Бориса Пастернака в Большой серии «Библиотеки поэта» (М.-Л., 1965), подписанному в печать 25 мая 1965 года. 4 сентября того же года Андрей Синявский был арестован, и упоминание его имени стало невозможным. Поэтому в вышедшем в конце того же года каталоге серии «Библиотека поэта» (подписано в печать 16 декабря 1965 г.) в статье о книге упоминание об А. Синявском как авторе вступительной статьи было снято[1] и восстановлено только в новом каталоге серии, изданном в 1987 году.

Арест

Осенью 1965 года Синявский был арестован вместе с Ю. Даниэлем по обвинению в антисоветской пропаганде и агитации. В феврале 1966 года осуждён Верховным Судом на семь лет колонии. Оба писателя не признали себя виновными.

Многие писатели распространяли открытые письма в поддержку Даниэля и Синявского. Процесс Синявского и Даниэля связывают с началом второго периода демократического (диссидентского) движения в СССР[2]. В поддержку Синявского и Даниэля выступали лингвист В. Иванов, критики И. Роднянская и Ю. Буртин, поэт-переводчик А. Якобсон, искусствоведы Ю. Герчук и И. Голомшток[3], художник-реставратор Н. Кишилов, научный сотрудник АН СССР В. Меникер, писатели Л. Копелев, Л. Чуковская, В. Корнилов, К. Паустовский.

Письма писателей

После суда об освобождении Синявского и Даниэля ходатайствовали («письмо 63-х») А. Н. Анастасьев, А. А. Аникст, Л. А. Аннинский, П. Г. Антокольский, Б. А. Ахмадулина, С. Э. Бабёнышева, В. Д. Берестов, К. П. Богатырёв, З. Б. Богуславская, Ю. Б. Борев, В. Н. Войнович, Ю. О. Домбровский, Е. Я. Дорош, А. В. Жигулин, А. Г. Зак, Л. А. Зонина, Л. Г. Зорин, Н. М. Зоркая, Т. В. Иванова, Л. Р. Кабо, В. А. Каверин, Ц. И. Кин, Л. З. Копелев, В. К. Корнилов, И. Н. Крупник, И. К. Кузнецов, Ю. Д. Левитанский, Л. А. Левицкий, С. Л. Лунгин, Л. З. Лунгина, С. П. Маркиш, В. З. Масс, О. Н. Михайлов, Ю. П. Мориц, Ю. М. Нагибин, И. И. Нусинов, В. Ф. Огнев, Б. Ш. Окуджава, Р. Д. Орлова, Л. С. Осповат, Н. В. Панченко, М. А. Поповский, Л. Е. Пинский, С. Б. Рассадин, Н. В. Реформатская, В. М. Россельс, Д. С. Самойлов, Б. М. Сарнов, Ф. Г. Светов, А. Я. Сергеев, Р. С. Сеф, Л. И. Славин, И. Н. Соловьёва, А. А. Тарковский, А. М. Турков, И. Ю. Тынянова, Г. С. Фиш, К. И. Чуковский, Л. К. Чуковская, М. Ф. Шатров, В. Б. Шкловский, И. Г. Эренбург («Литературная Газета», 19/11, 1966 г.)[4].

В ответной статье Секретариат Союза советских писателей — К. А. Федин, Н. С. Тихонов, К. М. Симонов, К. В. Воронков, В. А. Смирнов, Л. С. Соболев, С. В. Михалков, А. А. Сурков — высказался против Синявского и Даниэля.

В резком тоне против Даниэля и Синявского выступал также лауреат Нобелевской премии по литературе Михаил Шолохов.

Митинг гласности

5 декабря 1965 года (в день конституции) на Пушкинской площади состоялся Митинг гласности в поддержку Даниэля и Синявского. В число участников входили Александр Есенин-Вольпин, Валерий Никольский (19381978), Юрий Титов, Юрий Галансков, Владимир Буковский. Митингующие требовали, чтобы суд над Даниэлем и Синявским был проведён гласно и открыто, в соответствии с положениями Конституции СССР. Прямо с площади на допрос были увезены А. Есенин-Вольпин, Ю. Галансков, А. Шухт и др. Допрос продолжался два часа, впоследствии участники были отпущены.

Самиздат о деле Синявского и Даниэля

В самиздате распространялись открытые обращения к деятелям науки и искусства с описаниями процесса Синявского и Даниэля, предупреждающие об опасности повторения сталинских репрессий в случае молчаливого одобрения таких процессов обществом. Широкую известность получило открытое письмо Л. К. Чуковской к М. А. Шолохову[5].

Неволя

В колонии (Дубровлаг) Синявский работал грузчиком. Из писем жене составлены «Прогулки с Пушкиным», «Голос из хора», «В тени Гоголя».

Цитата Синявского: «…ни на шарашке, ни лагерным придурком, ни бригадиром я никогда не был. На моём деле, от КГБ, из Москвы, было начертано: „использовать только на физически тяжёлых работах“, что и было исполнено.» «Время, проведенное в лагере, было лучшее время в моей жизни»[6].

8 июня 1971 года был освобождён досрочно.

Эмиграция

Вскоре после освобождения в 1973 году поехал по приглашению Парижского университета на работу во Францию.

С 1973 года — профессор русской литературы в Университете «Париж IV — Сорбонна».

В эмиграции Андрей Синявский написал: «Опавшие листья В. В. Розанова», автобиографический роман «Спокойной ночи», «Иван-дурак».

Издавал совместно с женой Марией Васильевной Розановой с 1978 года журнал «Синтаксис». Отец писателя Егора Грана.

Скончался 25 февраля 1997 года, похоронен в Фонтене-о-Роз под Парижем.

Взгляды в эмиграции

Широкую реакцию вызвала книга Синявского (Абрама Терца) «Прогулки с Пушкиным»[7].

Большое возмущение А. И. Солженицына вызвала его статья «Литературный процесс в России» (1973), особенно раздел, посвящённый антисемитизму в России. Абрам Терц начинает рассуждения словами:

«Это не просто переселение народа на свою историческую родину, а прежде всего и главным образом — бегство из России. Значит, пришлось солоно. Значит — допекли. Кое-кто сходит с ума, вырвавшись на волю. Кто-то бедствует, ищет, к чему бы русскому прислониться в этом раздольном, безвоздушном, чужеземном море. Но всё бегут, бегут. Россия — Мать, Россия — Сука, ты ответишь и за это очередное, вскормленное тобою и выброшенное потом на помойку, с позором — дитя!..»

Затем он саркастически сочувствует русским антисемитам, говоря, что русские всё равно не способны постичь, что в их бедах могут быть виноваты они сами, а не евреи.

Синявский написал несколько статей о свободе мнений и свободе слова в эмигрантской среде. Солженицын — «недообразованный патриот» (по выражению Синявского) — к тому времени уже был властителем дум эмиграции и её лидером. Солженицын обрушился на Синявского с осуждениями, аукнувшимися отказом эмигрантских журналов печатать Абрама Терца… Именно тогда у жены Синявского Марии Розановой родилась идея собственного журнала, которым стал «Синтаксис» (первые номера посвящены А. Гинзбургу). Этот журнал стал «другим мнением»…

Слухи о связях с КГБ

Ряд идейных противников Синявского из диссидентской и эмигрантской среды по сей день распространяют информацию о том, что как до, так и после своего ареста Синявский сотрудничал с КГБ СССР. В частности, диссидент Сергей Григорьянц расценивает выезд Синявского и Розановой во Францию как операцию советских спецслужб с целью внедрения «агентов влияния» в эмигрантское сообщество[8]. Эти сведения опираются на опубликованную Владимиром Буковским в начале 1990-х годов в израильской газете «Вести» ксерокопию записки Ю. В. Андропова о Синявском и Даниэле, направленной в ЦК КПСС 26 февраля 1973 года[9]. Как впоследствии подтвердила экспертиза, этот текст является компиляцией отдельных склеенных частей упомянутого документа, из которого оказались исключены фрагменты, свидетельствовавшие о непричастности Синявского к сотрудничеству с КГБ СССР. Более того: из вырезанных частей текста как раз следует, что компрометация Синявского как «агента влияния КГБ» среди диссидентов-эмигрантов была основной задачей КГБ при его отъезде на Запад[10].

Реабилитация

17 октября 1991 года в «Известиях» появилось сообщение о пересмотре дел Ульманиса, Тимофеева-Ресовского и Царапкина, Синявского и Даниэля за отсутствием в их действиях состава преступления.[11].

Интересные факты

Произведения

Автором большинства произведений выступает Абрам Терц, так как собственно Синявский — это кабинетный учёный-филолог, и его именем подписаны только статьи в жанре «строгого литературоведения» и ряд публицистических статей, Абраму Терцу же принадлежит вся проза и основной массив литературоведческих эссе. В списке произведения, в которых Синявский выступал не от лица Терца, помечены.

Проза

  • В цирке (1955)
  • Графоманы (Из рассказов о моей жизни) (1959)
  • Любимов
  • Гололедица
  • Пхенц (1957)
  • Суд идёт
  • Ты и я (1959)
  • Квартиранты (1959)
  • Крошка Цорес (1980)
  • Спокойной ночи (1983)
  • Кошкин дом. Роман дальнего следования (1998)

Эссеистика

  • Что такое социалистический реализм
  • Мысли врасплох. Munchen, Echo-Press, s.a. <1972>
  • Голос из хора (1966—1971, французская премия за лучшую иностранную книгу, 1974)
  • Прогулки с Пушкиным (1966—1968), London, OPI — Collins, 1975
  • В тени Гоголя (1970—1973)
  • Литературный процесс в России
  • Люди и звери
  • [ec-dejavu.net/l-2/Sinyavsky_I_and_They.html «Я» и «они»]
  • Анекдот в анекдоте
  • Отечество. Блатная песня
  • Река и песня
  • Открытое письмо А. Солженицыну (Андрей Синявский)
  • Солженицын как устроитель нового единомыслия (Андрей Синявский)
  • Чтение в сердцах (Андрей Синявский)
  • Памяти павших: Аркадий Белинков
  • «Тёмная ночь» (Андрей Синявский)
  • В ночь после битвы (Андрей Синявский)
  • Диссидентство как личный опыт (Андрей Синявский)
  • Сны на православную пасху (Андрей Синявский)
  • Путешествие на Чёрную речку
  • «Опавшие листья» В. В. Розанова (1982)
  • [ec-dejavu.net/i/Ivan_durak.html Иван-дурак: Очерки русской народной веры (1991)]
  • The Russian Intelligentsia. (Русская интеллигенция.) NY, Columbia University Press, 1997.
  • Андрей Синявский :127 писем о любви. (в 3 т.)- М.: Аграф,2004

Посвящается Андрею Синявскому

  • Виталий Диксон «Августейший сезон, или Книга российских календ: Роман положений» / Предисл. А.Яровой; Послеслов. А. Кобенкова; Худож. Н.Статных. — Иркутск, Изд-во [www.printrepro.ru/index.php/start «Репроцентр А1»] , 2008. — 1216 с., илл., фото, аудио-CD (Усл. печ. л. 75,0)

Напишите отзыв о статье "Синявский, Андрей Донатович"

Литература и источники

  • [www.krugosvet.ru/articles/109/1010978/1010978a1.htm Синявский, Андрей Донатович] // Энциклопедия «Кругосвет».
  • [antology.igrunov.ru/authors/synyavsky/ Синявский Андрей Донатович (Абрам Терц)] биография на сайте «Антология самиздата».
  • Абрам Терц. [www.zakharov.ru/component/option,com_books/task,book_details/id,479/Itemid,56/ Путешествие на чёрную речку и другие произведения]. — Захаров, 1999. — 480 с. — ISBN 5-8159-0016-8.
  • Андрей Синявский. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/ECCE/SINYAVSKY.HTM Диссидентство как личный опыт]. // Журнал «Юность» № 5, 1989.
  • [www.belousenko.com/wr_Tertz.htm Абрам Терц в библиотеке Александра Белоусенко] (файлы Microsoft Word в архивах RAR)
  • [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=last_update&cid=232 Абрам Терц (включая аудиозапись голоса)] в библиотеке ImWerden
  • [www.hqlib.ru/st.php?n=13 Пушкин? Пушкин… Пушкин!!! и Терц].
  • Александр Белый [white.narod.ru/terz.html «Перипатетика Абрама Терца»], журнал «Нева», 2008, № 2
  • [psi.ece.jhu.edu/~kaplan/IRUSS/BUK/GBARC/pdfs/dis70/pb71-1.pdf Выписка из протокола заседания Политбюро с проектом Указа о помиловании Синявского А. Д.]  (PDF)
  • [www.grani.ru/photo/m.101969.html Фотография А.Синявского: Перемены погоды.]
  • [ec-dejavu.ru/s-2/Sinyavsky.html Генис А. Правда дурака. Андрей Синявский // Генис А. Иван Петрович умер. Статьи и расследования. — М.: НЛО, 1999, с. 32-38.]
  • [persona.rin.ru/view/f/0/36162/sinjavskij-andrej-donatovich Об Андрее Синявском на сайте www.persona.rin.ru]
  • [v-vysotsky.com/vospominanija/Siniavsky/text.html Андрей Синявский вспоминает о Владимире Высоцком // интервью Юрию Голигорскому, 23 октября 1983 г., Париж. Интервью вышло в эфир в передаче радиостанции Би-Би-Си «Концерт-беседа о Владимире Высоцком», стенограмма опубл. на сайте «Владимир Высоцкий. Каталоги и статьи».]
  • Ратькина Т. Э. [www.sovpadenie.com/sovpadenie/books/0502 Никому не задолжав...Литературная критика и эссеистика А.Д.Синявского]. — М.: «Совпадение», 2010. — 232 с. — ISBN 978-5-9030-6079-5.

Примечания

  1. Библиотека поэта. Аннотированная библиография (1933—1965). Общий план. М.-Л.: Сов. писатель, 1965, с. 132
  2. [www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-dissid/smysl/articl_diss/vchk-vin-dissid-dem_mov-speech_92.html Речь В. В. Игрунова на Международной научной конференции «Диссидентское движение в СССР. 1950-е — 1980-е.»]
  3. [muza-usa.net/2006_12/2006-12-03.html «Свидетель обвинения»]
  4. Письмо редактора журнала «Синтаксис» А. Гинзбурга А. Н. Косыгину. www.polit.ru/dossie/2004/07/20/ginzburg.html
  5. Юлий Ким, Илья Габай, Пётр Якир. К ДЕЯТЕЛЯМ НАУКИ, КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВА (Январь 1968), apksp.narod.ru/kimstat23.html
  6. [www.deutschlandfunk.de/moskau-urteil-gegen-die-schriftsteller-andrej-sinjawskij.871.de.html?dram:article_id=345530 Moskau - Urteil gegen die Schriftsteller Andrej Sinjawskij und Julij Daniel verkündet]
  7. [sites.utoronto.ca/tsq/15/aucouturier15.shtml Мишель Окутюрье// Второй суд над Абрамом Терцем]
  8. Григорянц С. [grigoryants.ru/sovremennaya-diskussiya/chetyre-maski-andreya-sinyavskogo/ Четыре маски Андрея Синявского]
  9. [psi.ece.jhu.edu/~kaplan/IRUSS/BUK/GBARC/pdfs/dis70/kgb73-8.pdf Записка КГБ № 409-А от 26.02.1973]
  10. Из докладной записки, подписанной секретарём Специальной комиссии по архивам при Президенте Российской Федерации Н. А. Кривовой: «Указанный документ является подделкой, выполненной с помощью ксерокса, и представляет собой сокращённый вариант подлинной записки номер 409-А от 26.02.1973. Из копии подлинного текста вырезаны угловой штамп бланка КГБ, штамп общего отдела ЦК КПСС, первый, второй, третий, шестой, седьмой, девятый абзацы, подпись, вырезки склеены и отсняты на ксероксе. На ксерокопии явно видны следы склеивания и неровности, оставленные при разрезании. Подлинная записка номер 409-А от 26.02.1973 хранится в фондах Архива Президента Российской Федерации».
  11. Научно-информационный центр / Хроника перестройки / 1991 17.10.1991 Опубликовано сообщение о пересмотре дел Ульманиса, Тимофеева-Ресовского и Царапкина, Синявского и Даниэля за отсутствием в их действиях состава преступления (Известия, 1991, 17 октября), www.gorby.ru/rubrs.asp?art_id=16065&rubr_id=176&page=13
  12. [slon.ru/russia/yazyk_stalina_u_sovremennogo_menedzhera-200342.xhtml Язык Сталина у современного менеджера] // Slon.ru

Отрывок, характеризующий Синявский, Андрей Донатович

Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.